– Мы люди простые, – сказал Вожа, думая о своем, о чем-то далеком. – В этом мало понимаем. Кто руку протянет, поможем. Кто по руке ударит, ответим или отойдем. Так всегда жили.
Отбили орду, не дали ей блокировать крепость и рассыпаться по уезду для грабежа. Усталые воины возвращались домой в крепость тихим, неспешным шагом. Не торопили лошадей, не трясли раненых.
Пастушья свирель зверолова заиграла что-то лирическое, умиротворяющее, соответствующее настроению часа. Молчали трубы и барабаны. Притихли люди, вслушиваясь в незнакомую, но такую понятную и близкую мелодию, напоминавшую о родной деревне, отчем доме. Лица солдат, заматеревших на полях брани, разглаживались. На них проступало что-то детское. Один усач даже смахнул слезу умиления:
– Размягчил душу. Как играет.
В крепости Вожа и его спутники разжились порохом и даже приобрели несколько ручных гранат. Переночевав, отправились к усадьбе Калачева.
Табунщики, питаемые надеждой, встретили звероловов как самых дорогих гостей. В доме было поднялась суета. Затопили печь… Для гостей решили забить телка. Максим велел сыновьям натаскать воды в баню.
Вожа жестом остановил Максима и Прасковью:
– Теперь время дорого. Пора в дальнюю дорогу собираться. Товар для мена есть. Оружейные припасы есть. Съестного запасем. Пирогов не надо.
– Что возьмете? – спросила Прасковья.
– Пойдем скрытно. Может статься, что и костра разжечь не придется. Дичи набили. Мяса накоптили. Оно легкое. Хозяйку просим сыр изготовить. Вот и все приготовления. Сухарей возьмем немного. А кумысу сколько найдете.
– Едешь на день, припасов бери на неделю, – сказал Максим. – А тут дорога длинная. Все, что у нас есть, дадим.
Самарское Заволжье стало единственным краем в необъятной России, где переселенцы переняли выдающееся изобретение кочевников – кумыс. Густое жирное кобылье молоко забраживали в кожаных мешках. И оно долго не портилось даже в самое знойное лето. Кумысом утоляли жажду. Кумысом питались. Кумысом лечились от простуды, цинги и болезни легких… Кумысом веселились. Степняки могли неделями жить на одном кумысе и только здоровели от того. Лето – благодатная пора.
Жеребую кобылу табунщики привели во двор и два дня доили, пока звероловы жили на усадьбе. Кобылье молоко добавляли к уже имевшемуся кумысу.
Прасковья готовила сыр из коровьего молока, из творога. Мамон и Васек помогали ей отжимать творог. В холщовый рукав положили творог и двумя досками отжимали что было сил. Далее творог поставили под гнет сушиться. На верхнюю доску водрузили камни. Затем сухую массу засушивали в печи до каменной твердости.
В первый же день Вожа сказал Максиму:
– Решайте, кто поедет с нами. Невольниц меняют неохотно. Мужиков за деньги выдают, а невольниц не всегда. Может, придется уволоком брать. Соседи не подмогнут? Еще каждому всаднику нужна вторая заводная лошадь для сшибки с ворогом.
Максим все понял и молча кивнул.
– Через день выходим, – добавил Вожа.
К вечеру Максим привел верхами пятерых бородачей.
– Трех сыновей даю тебе, – сказал Максим. – И пятеро овражных согласились идти. И еще садчик Евлампий.
– Пять плюс четыре и нас с Мамоном двое, – прикинул и повеселел Вожа. – Одиннадцать ратников не так себе.
– И меня можно считать, – не без обиды сказал Васек.
Вожа внимательно посмотрел на него. Мальчишка характером на глазах превращался в парня.
– Думал тебя здесь оставить до нашего возвращения.
– Я с тобой.
– Тогда двенадцать.
Вожа передал прибывшим четыре ружья и несколько пистолетов. Предложил упражняться с оружием. Вечером Вожа устроил состязание с Мамоном.
– Мамон, повторим стрельбы взапуски, – предложил зверолов. – На четыре выстрела. Ставлю запасное седло против твоего турецкого пистолета.
Мамон подумал и согласился, раззадорившись тем, что предлагают стрелять не на простой интерес, как обычно, а на существенный интерес.
– Идет. Увидишь, что не зря меня считали лучшим стрелком в полку. Пять моих выстрелов против твоих четырех.
Изготовились к стрельбе. По команде началась работа. На втором выстреле Мамон обогнал Вожу. На третьем солдат чуть замешкался, и два выстрела прозвучали одновременно. Четвертый выстрел солдат, не вскидывая ружья, произвел немного раньше.
За минуту на лбу у Мамона выступили крупные капли пота. Он с удовлетворением утер лоб:
– Вот стрельба-а. Аж взмок.
Вожа с досадой махнул рукой и улыбнулся:
– Опять проиграл. Вернемся, еще пальнем. Все равно выиграю.
– Не тужи, – Мамон коротко стиснул предплечье зверолова. – Зато это самый меткий стрелок.
Через два дня Вожа и его спутники собрались в дорогу. Старый Максим поцеловал сыновей. Он вспомнил старый закон Дикого поля и напутствовал всех, собравшихся в путь:
– Ничего не страшитесь, но идите с оглядкой.
В Диком поле так и жили сторожко, чутко и ходили с оглядкой. Первые переселенцы твердо соблюдали старые заветы и выработанные ими законы Дикого поля. И потому выжили.
Прасковья перекрестила небольшой отряд. Двенадцать всадников и несколько заводных и вьючных лошадей ушли в степи на восток, откуда вернуться, что с того света прийти. Уже в первую ночевку они остановились в небольшой излучине реки с безлесыми берегами, на всякий случай окружив себя водой от неожиданного нападения. Выставили караул.
Чем дальше на восток шел отряд, тем меньше лесов и колков встречалось им. Долы становились шире и превращались в настоящую степь.
Через несколько дней отряд вышел к известному Воже кочевью. Зверолов о чем-то пошептался с азиатским побратимом. Спутникам он сообщил место, где могут быть плененные сестры и другие полонники. Кочевник Ерали присоединился к отряду.
Спустя время, зверолов и его спутники переправились через Яик… Впереди расстилалась бескрайняя степь без лесочка и гор. Ровная как стол. В овражке, поросшем мелким кустарником у слабенького родничка, остановились.
– Ждите здесь, – сказал Вожа. – Дальше пойду один. Да еще степной человек Ерали. Если увидите погоню за мной, пропустите и ударьте сбоку. Если через неделю не вернусь, уходите домой. Мамон остается за старшего. Васек, держи Волчка. Пусть остается с вами.
В это самое время, когда отряд Вожи переправился через Яик, судьба угнанных сестер сделала крутой поворот.
На киргизское кочевье прибыли сарты – бухарские торговцы, странствующие караванами. Сарты отличались от обычных бухарских и хивинских торговцев тем, что сами ранее были в плену у киргизов. Совершив побег, они частью осели среди башкир на Южном Урале, где их назвали сартами. Но связей с Серединной Азией не утеряли. Они приспособились к степным жителям. Знали их язык, обычаи и платили им дань с каждого вьючного верблюда. Неплохо знали дороги и вели торг и с Россией, и со степными народами, и с памирскими.
Для большинства торговцев главный бог – нажива. Потому торговали всем, что приносило прибыль. И хоть степняки не всегда соблюдали договоры, случалось, взявши положенную мзду, погодя сами же или их соседние кочевья грабили те же караваны, но приходили новые торговцы. Хоть рискованной слыла торговлишка на степных и пустынных просторах, порой затухала, но совсем не прекращалась.
Дважды в год, весной и осенью, большие караваны в несколько десятков и даже сотен верблюдов и лошадей, растянувшись унылой цепочкой на несколько километров, брели на северо-запад. Не только опасная, но и трудная дорога. В знойных песчаных пустынях шли от колодца к колодцу. Только после весеннего снеготаяния и во время осенних дождей пустыня несколько оживала и подавала скудный корм вьючным животным и людям. И солнце не так палило.
Искушенные сарты ходили в Серединную Азию небольшими караванами и среди лета. Иногда, запасши товара, останавливались на полпути и кочевали в каменистой степи. Только с наступлением прохлады начинали путешествие через пустыню. Приходили на базары раньше других караванов и имели выгоду.
В кочевье киргиз-кайсаков сарты приехали малым числом, присмотреть товары: меха, лошадей и невольников. Чтобы купить и отогнать на свою стоянку. Они о чем-то переговорили с кочевниками. Посмотрели табуны лошадей, поворошили меха корсаков, лисиц, волков… прошлись среди невольников. Они приметили трех беленьких сестер и зацокали языками.
Сарты с киргизами ушли в юрту, взвеселились каким-то дурманом… Долго спорили, рядились, пока не столковались.
Выйдя из юрты, сарты, не мешкая, погрузили закупленный товар на лошадей и верблюдов и отбыли, гоня перед собой два десятка невольников. Среди этих несчастных оказались и сестры Калачевы.
Караван с невольниками уходил все дальше на юго-восток. Постепенно зелено-белая ковыльная степь переходила в желтую типчаковую. Желтоватое растение типчак вытесняло здесь белый ковыль, битый жарой и стадами кочевников. А впереди каменистая степь, переходящая в почти безжизненную пустыню.
