Множество лакеев в напудренных париках, в ливреях, украшенных княжескими гербами, стояли в ряд по широкой лестнице, уставленной тропическими растениями, и принимали гостей с низкими поклонами. Сам князь, в полном генеральском мундире с орденами, находился при входе в зал и радушно встречал гостей; с ним рядом стоял и молодой князь, в блестящем гвардейском мундире.
Княгиня Лидия Михайловна и красавица Софья, роскошно одетые, украшенные редкими бриллиантами и крупным жемчугом, находились в гостиной и принимали приезжавших гостей. На княгине блестела звезда св. Екатерины: она была кавалерственной дамой.
Гости робко входили в гостиную, низко кланялись княгине и Софье и целовали у них руки; некоторых избранных гостей княгиня удостаивала поцелуем в лоб и в щёку.
Когда все гости собрались, главный камердинер князя; в ливрее, расшитой золотом, громко провозгласил:
– Кушать подано!
По окончании обеда мужчины отправились в кабинет старого князя, а некоторые – на половину князя Сергея. Дамы и барышни в отведённых им комнатах стали поправлять свои туалеты и приготовляться к предстоящему вечернему балу. Из всех гостей выделялась по своей чудной красоте и роскошному туалету дочь костромского губернатора Сухова Ирина Дмитриевна, семнадцатилетняя девушка; первая невеста во всей губернии по красоте и богатству.
Губернатор, генерал Сухов, был очень богат: у него в нескольких губерниях находились огромные усадьбы, а единственной наследницей старого отца была Ирина. Старый князь был в дружбе с губернатором – когда-то оба они служили в одном полку, – и заветною мечтою стариков было породниться.
Красавица Ирина воспитывалась в Смольном монастыре и, окончив с успехом курс, приехала к отцу в Кострому. Князь Сергей видел её десятилетней девочкой, а в продолжение образования в монастыре ни разу не видел, и, увидя Ирину в доме своего отца, он поражён был её чарующей красотой и грацией.
– Здравствуйте, князь! – протягивая свою хорошенькую ручку Сергею, весело проговорила красавица.
– Ирина Дмитриевна!
– Что, не узнали? И немудрено: ведь семь лет не виделись!
– Как вы похорошели!
– Что это, комплимент? – вся вспыхнув, сказала Ирина Дмитриевна.
– Не комплимент, а истина!
– Я не замечаю.
– Вы скромны.
– Надеюсь, вы танцуете со мною? – спросила Ирина.
– За счастье почту – мы откроем бал.
– А где ваша сестра? Что её не видно?
– В гостиной, занимает гостей.
– Дайте вашу руку и пойдёмте к ней. Ах да, вы должны мне рассказать про войну.
– Здесь, на балу? – улыбнулся князь Гарин.
– Зачем здесь? Приезжайте к нам. Ведь вы герой! Папа говорил мне про вашу храбрость.
– Это для меня большая честь!
– Представьте, князь, все мы считали вас убитым. Да, да, папа так жалел вас.
– А вы? – спросил Сергей.
– И я, – тихо ответила красавица.
Блестящий бал открыт был менуэтом; в первой паре шли молодой князь и Ирина Дмитриевна, во второй – губернатор с княжной Софьей, в третьей – князь Владимир Иванович с женою. Хороший оркестр музыки, выписанный из Москвы, играл на хорах; под его чарующие звуки начались танцы.
Старый князь и генерал Сухов, утомлённые балом, уединились в маленькой диванной, отделанной в мавританском вкусе; в диванной никого не было. Князь Владимир Иванович уселся на низком мягком диване; рядом с ним поместился губернатор; лакей поставил к дивану маленький столик и принёс чаю с ромом.
– Ты заметил, Дмитрий Петрович, как Сергей много танцевал с твоею дочерью? – спросил князь у приятеля.
– Как же, заметил – хорошая парочка!
– Что ты сказал? – переспросил князь.
– Говорю, твой сын и моя дочь – хорошая парочка…
– Да, да, правда, все гости любуются ими.
– Какой красавец и молодчина твой сын, князь! – сказал Дмитрий Петрович.
– А твоя дочка так хороша, как сказочная «царевна-красавица».
– А знаешь что, князь Владимир Иванович: пусть твой сын, «писаный королевич», женится на моей «царевне-красавице», – шутливым голосом сказал губернатор, вопросительно посматривая на князя. Выдать дочь за князя Сергея было его заветною мечтою.
– Что ж, я не прочь с тобою, Дмитрий Петрович, породниться, – немного подумав, ответил князь.
– Я, князь Владимир Иванович, откровенно скажу тебе, давно этого желаю: мы с тобой с давних пор приятели, моя дочь, почитай, на твоих глазах росла, состоянием Господь не обидел, наследников, кроме Ирины, у меня никого нет: умру – всё ей достанется.
– Напрасно, Дмитрий Петрович, про это ты завёл речь! Мой сын в приданом нужды не имеет – сам богат.
– Ну, вот богатство да к богатству – и хорошо! Я и княгиня давно желаем с тобой сватьями быть. Не раз про это говорили.
– Спасибо, князь, спасибо! Стало быть, наши мысли одни и те же были. Спасибо, друг! Дозволь обнять тебя. – Князь и губернатор крепко обнялись.
– Теперь дело осталось за Сергеем, – сказал князь Владимир Иванович.
– Да, за ним, князь! У дочери и спрашивать нечего: по всему заметно, что князь Сергей ей нравится.
– А всё же, Дмитрий Петрович, спроси!
– Знаю, спрошу, неволить не буду. Я у дочки спрошу, а ты у сына. Так по рукам, князинька?
– По рукам, по рукам. Я с сыном буду говорить.
– А я с дочерью. Устрой, Господь, в добрый час!
Генерал Сухов усердно перекрестился.
Бал продолжался до самого утра; во всю длинную ночь весело пировали гости, радушно угощаемые добрым хозяином. Танцы почти не прерывались; князь Сергей весь вечер танцевал с одной Ириной на зависть другим барышням и на пересуды их маменек и бабушек.
– Посмотри – ка, Анна Ивановна, как молодой князь увивается около губернаторской дочки, – ехидно говорит полная некрасивая дама, мать шести дочерей, слегка толкая локтем свою соседку, сухопарую даму.
– Смотрю и удивляюсь, Татьяна Фёдоровна, – улыбаясь, отвечает та.
– Впрочем, удивляться нечему, – это так понятно.
– Вы думаете, молодой князь женится на ней?
– Натурально! Невеста завидная – ведь губернатор миллионы имеет.
– И что хорошего нашёл он в этой девочке?
– Не понимаю, какая-то сухопарая…
Вот двое молодых людей, провинциальные львы, одетые по-парижскому, ведут между собою такой разговор:
– Я просто завидую князю! – говорит один.
– Ещё бы не завидовать! – отвечает другой.
– Красавица и миллион приданного.
– А что для тебя лучше, Пьер, – красота или миллион?
– Понятно, миллион.
– А князь будет обладать и миллионом, и красотою.
– Военным счастье!
Почти перед утром накрыли ужин, тоже роскошно сервированный.
После ужина гости стали разъезжаться – кому близко было до дому; многие остались ночевать и в отведённых им комнатах расположились спать на мягких диванах и постелях. Мужчины – на половине князя, а женщины – на половине Лидии Михайловны.
Опустела великолепная зала; музыканты тоже ушли отдохнуть – в продолжение дня и ночи они почти без отдыха играли. Огни везде погашены, и в огромном княжеском доме настала тишина. Всё спало крепким сном.
Сергей, по приезде в Каменки, рассказал отцу и матери всё, что с ним случилось на войне; он с большим чувством и жаром описывал, как на ферме доброго австрийца Гофмана нашёл себе радушный приём и как молодая девушка, Анна, ухаживала за ним во время болезни, заботилась и не отходила от него.
– Я много, много обязан Гофману и его милой дочери! Они спасли меня от смерти, – такими словами закончил молодой князь свой рассказ.
– О, если бы мне увидать Анну – я бы её расцеловала! – громко проговорила Софья, со вниманием выслушав рассказ брата.
Старый князь ничего не сказал; он встал и стал задумчиво ходить по комнате.
– Что же, за их уход надо послать им денег, – сказала княгиня, зорко посматривая на сына; она догадалась, что Сергей если не влюблён, то увлечён этой «немкой».
– Мама, что ты говоришь? – с укором сказал Сергей.
– А что, мой друг? Это в порядке вещей.
– Она не примет от меня денег.
– Полно, Серж! Вероятно, старик немец и его молоденькая дочь, немочка, узнали, что ты богат, знатен, – ну и приложили все свои труды, в надежде получить с тебя щедрую награду, – хладнокровно сказала Лидия Михайловна.
Слова матери покоробили Сергея; он побледнел и, не сказав ни слова, сердито вышел из комнаты; Софья тоже вышла вслед за братом.
– Ты понял? – спросила у мужа княгиня.
– Понял: «немочка» увлекла.
– Не только увлекла – он влюблён.
– Что же нам делать?
– А вот что, князь: скорее женить Сергея… А если мы будем медлить, то он женится без нашего спроса на этой сентиментальной немочке.
– Избави Бог! Я никогда не назову немку своей невесткой!
– Пожалуй, не называй… Может, ихняя дружба так далеко зашла, что он принуждён будет назвать её женою.
– Лида, что ты говоришь!