Он мгновенно принял решение. Метнувшись к лошади, отвязал мешок, вытряхнул всё, что там было, и вернулся на берег. Ему хорошо было видно, как незнакомка уселась у берёзки и начала плести венок. «Давай-ка, миленькая, давай работай», — с изуверской улыбкой подумал он. Хист был жилист, гибок и силён. Он ползал не хуже змеи. Так же быстро и неслышно. Завернув портки, он перешёл речку и ужом пополз к незнакомке.
Не слишком сильный удар сзади по голове. Женщина не успела упасть, как на неё надели мешок. Легко подняв бесчувственное тело, он, согнувшись, бегом направился вниз. Перейдя реку, подбежал к коню и бросил жертву на спину лошади. Быстро разбросав по сторонам то, что вывалил из мешка, оседлал коня и тихо поехал. Отъехав с сотню шагов, он стегнул коня и теперь, не боясь, поскакал во весь опор. Душа его млела от гордости. Такая добыча! Ох, и дорого же он сдерёт за неё!
Казаки собрались в кружок. Стоит молча Марко, напротив — Ерёма. Два местных богатыря. Одни усищи чего стоят. Свисают чуть ли не до пупа. А силища-то в них. Марко, тот коня за задние ноги держит, а Ерёма ударом кулачища быка на колени ставит. Все с нетерпением ждут гостей. И вот долгожданный крик:
— Едут!
Расправляются усы, поддёргиваются шаровары. И на пригорке появился... Хист И не один. Перед ним, опустив голову, сидела какая-то баба. Это видение заставило загудеть собравшееся казачество. Атаман даже не выдержал:
— А это что ещё за зазуля така?
Подошедший к нему Курбат усмехнулся:
— Боюсь, эта касатка делов наделат!
Еремей покосился на него:
— Поплюй!
— Чего плевать, зыркни на неё.
Хист тем временем ссадил свою пленницу. Казаки замерли:
— Вот так ясырка!
К ней подскочил Марко. Расправил усищи и гоголем заходил перед красоткой. Но та гордо подняла голову и не смотрит на казака. Подошёл Еремей и сыпет перед ней золотую монету:
— Бери... и пошли!
Он пытается поймать её за руку.
— Ты чё встревашь? — налетел на него Марко.
— А ты чё, запретишь мне?
— Я упредил тя! чё лезешь?
Перепалка входила пока в лёгкое подталкивание друг друга.
— Ой, до бяды не долготь, — вздыхает стоящий рядом с атаманом пожилой казак.
Семён начинает злиться. Он понимает: ввяжись он сейчас, может случиться и непредвиденное. Казаки уже распалены. Хорошо выпивши, могут и не посмотреть на атаманову булаву. И он вертит головой, ища поддержки среди собравшихся. Рядом только несколько бывалых казаков. В другое время это была бы надёжная поддержка, но не сейчас. А тут его кто-то дёрнул за рукав. Он оглянулся, рядом стоял Андрей.
— Ты откель? — удивился атаман.
— Оттель, — он махнул в сторону степи.
В это время Марко схватил Еремея за грудки.
— Господи, — вырвалось у атамана, — сейчас начнётся.
Он видел, как казаки с обеих сторон засучивают рукава.
— А что тут происходит? — спросил Андрей у Курбата.
Тот, не отрываясь от задиристых казаков, ответил:
— Вон из-за той бабы казаки глотки рвут.
Андрей отодвинул казака, мешавшего её рассмотреть, и увидел женщину. Она показалась ему прекрасной феей, о которой он слышал в детстве. Андрей, грубо расталкивая толпу, бросился бежать.
А обстановка накалялась. Произошёл кулачный обмен, вот-вот схватятся за сабли. Стоит сделать что-то такое, что покажется другой стороне не по справедливости, и всё — резня обеспечена. Причём будет она безжалостной и злобной. У залитых вином голов разум отступает. А точка кипения, когда пар срывает крышку, приближалась. Сверкнули сабли. Полетели искры.
И вдруг в этот момент раздался конский топот. Промчался какой-то всадник и, поравнявшись с женщиной, ловко подхватил её, бросил поперёк крупа, взмахнул нагайкой и быстро скрылся. На какое-то мгновение площадь замерла. А потом из глоток соперников раздался звериный вопль:
— Кто??? Коней сюда!
Забыта только что кипевшая ссора. Казаки забегали, да сами были виноваты, что выгнали лошадей в степь.
А всадник, нещадно нахлёстывая коня, стремился как можно дальше унестись от коша. Он хорошо понимал, что попади он сейчас им в руки, ничто не спасёт его жизнь. Притом они постараются устроить ему самую страшную смерть. Вот поэтому он скакал и скакал, пока конь не выбился из сил.
Спрыгнув на землю, парень протянул руки незнакомке. Та с недоверием приняла их. Оказавшись на земле, она ждала, что этот человек сейчас тигром набросится на неё. Но этого не произошло. Увидев поваленное дерево, он саблей срубил сучки и предложил женщине сесть. Она немного осмелела и спросила его, есть ли здесь какой-нибудь родник.
— Вы хотите пить? — спросил он вежливо.
Та кивнула. Он вернулся с несколькими дудками в руках. В каждой из них была вода.
Затем Андрей подбежал к недалеко пасшейся лошади, отвязал мешок, достал оттуда колобашку, которую дали ему, провожая в дальнюю дорогу.
— Возьмите, — и протянул её незнакомке.
— А вам?
— Я не хочу, — и он отвернулся, чтобы она не заметила его голодного взгляда.
Размочив, она с удовольствием её съела.
В это время молчавший лес вдруг заговорил. Всё на глазах менялось. Приползшие откуда-то тучи спрятали солнце, и мрак окутал землю. В лесу даже у смелого человека и то порой проявляется тревога, а что говорить о женщинах. Незнакомка вдруг обратилась к парню, который нашёл себе место в нескольких шагах от неё.
— Я попрошу вас сесть со мной рядом. Мне страшно.
Он подошёл. По его походке она поняла, какое чувство скромности ему приходится преодолевать в себе, чтобы выполнить её просьбу. И она поймала себя на том, что он нравится ей.
Андрей сел невдалеке от неё. Она повернулась к нему и улыбнулась. Но он не мог видеть её улыбки, ибо его голова была наклонена вниз, а глаза смотрели в землю.
— Скажите, — нежным голосом спросила она, — вы зачем так поступили?
Он повернул лицо, на нём она прочитала искреннее удивление и непонимание вопроса. Пожав плечами, он ответил:
— Спасти вас.
— Только спасти?
Он не понимал её.
— Конечно! А для чего ещё?
Ему показалась, что от его вопроса она застеснялась. Быстро темнело, к тому же начал накрапывать дождь.
— Будем укладываться. Сегодня при всём желании мы дальше не поедем, — сказал парень, поднялся и стал искать для неё удобное место. Он нашёл его под молодой, но довольно густой елью. Нарубив еловых веток, сделал постель.
Усиливавшийся дождь принёс и похолодание. Парень сходил за винцерадом. Это была незаменимая одежда: тёплая и непромокаемая. Он укрыл незнакомку с ног до головы, а сам, чтобы ей не было страшно, примостился невдалеке под кудрявой берёзкой. Холодный дождь скоро промочил парня до нитки. Его трясло от холода. Но он сидел, не шевелясь, чтобы её не потревожить. Она услышала, как его бьёт дрожь и как он цокает зубами.
Как она вначале опасалась его! Но только сейчас поняла, что парень никогда не приблизится к ней. И она решилась... От этого ей вдруг стало легко на душе, она почувствовала себя счастливой.
— Послушайте, — тихо сказала женщина, — вы же замёрзли. Идите ко мне. Это же ваш плащ. Я не могу им одна пользоваться.
Но он молчал. Тогда она поднялась и подошла к нему. Взяв его за руку, сказала:
— Пойдёмте!
Он неохотно протянул ей руку.
Хотя плащ был огромен, но, чтобы не замочить бока, надо было лежать, плотно прижавшись друг к другу. Впервые вот так, рядом, он ощутил женщину. В нём что-то перевернулось и непреодолимо захотелось к ней прижаться. И он почувствовал, что и с её стороны происходит подобное. Она больше не стала сопротивляться своему порыву, и её губы впились в его. Она вдруг почувствовала непреодолимое желание обладать им. Не выдержал и он.
Когда они проснулись утром, счастливые, у них было желание больше не расставаться. И всё же княгиня одумалась.
— Я не спрашиваю твоего имени, и ты не спрашивай моего. Я полюбила тебя, и мне даже страшно подумать, что мы должны расстаться. Но... мы должны. Пусть наша любовь сохранится в наших сердцах.
Он молча смотрел на неё. Его глаза пожирали ту, которая ночью принадлежала ему.
— Что же ты молчишь? — спросила она, заглядывая в его глаза.
В них стояли слёзы. Она бросилась ему на шею и зарыдала.
Внезапно послышались чьи-то громкие тревожные голоса:
— Да не стоит дальше идти. Не могла она туда забрести!
Говоривший был недалеко. Парень почувствовал, как женщина вся напряглась. Он понял, что ищут её, и ожидал, что она откликнется. Но она молчала.
— Что же мы скажем князю? — спросил другой голос.
— Не знаю. Знаю только: не миновать нам беды.
Голоса были тревожные. Невольно стало жалко этих людей, и она поняла, что ей надо идти.
Дождавшись, когда стихли их шаги, она поднялась. Ничего не объясняя, сказала:
— Я пойду.
— Я провожу.
Они шли молча, словно боясь выговорить самое сокровенное. Лес редел, и впереди они увидели полянку, посреди которой росла берёзка со сломанной верхушкой.
