— Понимаю, понимаю: чтобы получить прощение, надо бы предупредить короля Ричарда о том, какую участь ему готовят. Но как это сделать? Он же меня ненавидит! И наверняка не поверит. Да и потом, это выдаст меня с головой! Я же направил в Брабант Леопольда, и как тот ни глуп, но, думаю, расстроит замыслы Парсифаля. А если всё же... Ведь Ричард и сам — первый богохульник и еретик. Ну нет: не еретик, конечно, но и особого благочестия в нём не замечали. Что ж, мне теперь из-за него пропасть? Господи, я верю, что если он и впрямь так хорош, как вопили жители Вормса на сейме, то Ты его избавишь от ужасной гибели. Ведь правда?
Тут император залился слезами и ткнулся лбом в свежую траву, которой слуги обильно устлали пол его комнаты [122].
Глава 8
Похищение
Против ожидания, первые два дня Кёльнского турнира прошли совершенно спокойно. Вернее — так, как проходили и обычно: ежедневно — по двенадцать поединков, два из них завершились ранениями рыцарей. А ещё в одном погиб конь, что повергло его хозяина, небогатого немецкого барона, в жестокое уныние — купить другого чистокровного жеребца ему было положительно не на что...
Ричард Львиное Сердце знал этого барона по Крестовому походу, уважал за отвагу, а кроме того, именно в его старом-престаром замке, вблизи города, король и остановился со своей небольшой свитой. Кроме преданного Блонделя в эту свиту входили лишь несколько рыцарей герцога Леопольда, воевавших в своё время под началом Ричарда.
Это было единственное уязвимое место в разработанном заговорщиками плане: такая хитрая лисица, как Парсифаль, могла заподозрить обман, узнав, что английский король едет из плена без сопровождения своих отважных друзей. Но каковы бы ни были подозрения, отступать Братству Грааля уже некуда. Значит, Парсифаль всё равно примет вызов, а там уж нужно надеяться на свои силы, а в первую очередь — на помощь Божию и на отвагу рыцарей.
Львиное Сердце предполагал, что тамплиеры используют то же средство, к которому пару лет назад прибег в Палестине «византийский купец», он же «торговец Муталиб», он же шпион Саладина и одновременно магистра Ожера Рафлуа — Шмуль бен-Рувим. «Купец» подарил королю роскошного коня, но тот оказался отравлен и впал в бешенство, вскоре после того, как Ричард вскочил в седло. Всадника спасло не чудо, но собственное хладнокровие: во время сумасшедшей скачки, невероятными усилиями сохраняя равновесие, король ухитрился надрезать кинжалом сонную артерию дестриера. Истекая кровью, конь замедлил бег и наконец рухнул — всего в нескольких шагах от нагромождения скал, среди которых наездник наверняка не смог бы усидеть верхом.
Однако тогда они хотели его убить. Теперь же он им нужен живой. Значит, лошадь-убийца не годится. Хотя почему бы и нет? У этих людей, скорее всего, найдётся средство прервать скачку, когда конь умчит седока достаточно далеко от людского сборища.
Два дня подряд Ричард думал об этом, садясь в седло и даже во время поединка. Впрочем, на воинском искусстве знаменитого героя это никак не отразилось: оба раза он победил. И оба раза гнедой дестриер (кстати, подаренный на прощание Леопольдом Австрийским) преспокойно привозил короля назад, в нищий замок барона Дитриха.
Впрочем, на второй день вечером Львиное Сердце принял вызов на ещё один поединок — от приехавшего из Франции молодого графа Бреси. Правда, свою дерзость двадцатилетний задира искупил тем, что пообещал всего лишь продержаться в седле дольше, чем два других противника Ричарда.
— А если свалюсь раньше, то ваше величество может взять моего коня! — заявил граф. — Лучшего скакуна вы в Германии не найдёте. Да и у нас во Франции нет таких — отец купил его по случаю где-то на Сицилии, возвращаясь из паломничества.
Конь был и впрямь прекрасный — светло-золотистой масти, с удивительно длинными стройными ногами и с шеей, изогнутой, точно у лебедя.
Предложение тотчас насторожило короля. «Вот оно!» — мелькнуло в голове.
Ричард сшиб самонадеянного юнца при первом же столкновении и, когда тот с совершенно убитым видом передал ему поводья абиссинца, король тотчас взлетел в седло, велев пажу позаботиться о гнедом.
Но и на этот раз ровно ничего не произошло. Уже под вечер Львиное Сердце возвратился в замок и тут же подарил абиссинца барону Дитриху, едва не потерявшему голову от радости.
— Да что вы, в самом деле! — усмехнулся король. — Я ведь со свитой живу у вас, а заплатить-то мне нечем. Так вот хотя бы подарок вам сделаю. Только на всякий случай воздержитесь завтра ехать на турнир — пускай конь постоит денёк в конюшне. И если с ним ничего дурного не произойдёт, тогда смело можете на него садиться.
Барон удивился, но не решился спорить с Ричардом, которым восхищался ещё во время Крестового похода.
Однако, как бы хорошо всё ни складывалось, именно это более всего тревожило короля. Неужели Парсифаль что-то заподозрил, испугался и изменил свои намерения? Да нет, такого просто не могло быть! И тут мелькнула неожиданная мысль: «А что, если у них была жертва в запасе? Может, они надумали заменить меня кем-нибудь? И пока я здесь развлекаюсь на турнире, эти ублюдки зарежут на своём сатанинском алтаре кого-то другого!»
Этим опасением Ричард поделился вечером с Блонделем, но трубадур решительно возразил:
— Да ведь в таком случае они бы эту замену совершили уже тогда, когда вы ускользнули от них в первый раз! Чего ради им было дожидаться второго «змеиного» дня с этим поганым сочетанием трёх шестёрок? Нет-нет, государь: им нужны вы!
— Я и вижу, как нужен! — зло бросил Львиное Сердце. — Торчу тут, будто на ладони, с совсем маленькой свитой — нате, забирайте! А они, похоже, поджали
