сошёл на твёрдую землю в Кале, уже спустился вечер. Ехать дальше не было сил; Лафайет заночевал на постоялом дворе, подкрепившись чашкой бульона.
До заставы Шайо он добрался через двое суток, но в Париж не поехал, остановившись у барона де Кальба. Тот представил маркизу свою семью: жену и троих детей. Старшему сыну было двенадцать лет, младшему восемь, дочери около десяти. Жильбер обнял и поцеловал их всех. Мысли тотчас унеслись к Адриенне и Генриетте: дочка такая милая и забавная, быстро бегает на своих пухлых ножках от няни… Сердце рвалось к ним — обнять на прощание, взглянуть ещё раз… Но Жильбер боялся, что слёзы Адриенны заставят его отложить отъезд, а за это время возникнут нежданные препятствия… Нет, он будет твёрд. Адриенна поймёт его и простит, он в этом уверен.
Герцог д’Айен находился в Версале — снова удача. Сделав приписку о том, что ненадолго приехал в Париж, чтобы попрощаться, но не застал его, Лафайет отправил своё послание почтой. Кармайкл привёз ему рекомендательное письмо к своему земляку из Мэриленда Тенчу Тилману — адъютанту генерала Вашингтона; Лафайет рассказал о своей поездке в Лондон. Едва закрылась дверь за Кармайклом, как прибыл виконт де Моруа, чтобы вместе ехать в Бордо. Волнение прогоняло сон и аппетит; тайна уже не возбуждала, а тяготила. Не выдержав, в самый день, назначенный для отъезда, Лафайет до рассвета сбежал в Париж.
В семь утра он вихрем ворвался в спальню Сегюра, плотно притворил за собой дверь, сел возле постели своего друга и быстро заговорил:
— Я уезжаю в Америку; об этом никто не знает, но я слишком люблю тебя, чтобы уехать, не поверив тебе своей тайны.
Слова застряли в горле Филиппа; он слушал, раскрыв рот, и порывался что-то сказать, но Лафайет не дал ему этого сделать. Он всё знает: Сегюр был бы счастлив последовать за ним, но — обстоятельства, обязательства, свадьба, наконец. Как забавно: через месяц Филипп женится на Антуанетте д’Агессо, младшей сестре госпожи д’Айен, и станет Жильберу дядюшкой! Так вот, дядюшка, будь счастлив и не беспокойся обо мне: я скоро вернусь. Дела у инсургентов идут на лад, два-три сражения — и англичане согласятся на мир; осенью встретимся. Лафайет вскочил; его спина мелькнула в дверях и скрылась.
Весь долгий путь до Бордо (дилижансом, на почтовых) занял пять дней. Капитану «Виктории» заранее отправили письмо, чтобы шёл в испанский Пасахес и дожидался пассажиров там. Байонна, Биарриц, Сен-Жан-де-Люз… Карета теперь продвигалась горными тропами; со склонов с сухим щёлканьем катились серые камни, а меж наростов ноздреватого снега смеялись жёлтые и синие глазки весенних цветов. Но вот вдали заблестело море и дорога спустилась к Пасахесу, прилепившемуся к краю бухты напротив острова, похожего на морскую черепаху. Лафайет наконец-то увидел свою «красавицу» — двухмачтовую шняву с прямыми парусами, длиной в тридцать аршин и шириной в одиннадцать, с шестью маленькими пушечками, вряд ли способными кого-то напугать. Сурбадер де Жима, Луи-Анж де Лаколомб, шевалье Дюбюиссон, де Вальфор и де Тернан уже были на борту.
Капитан Лебурсье повёл Лафайета, Кальба и Моруа в портовую таверну, чтобы обсудить маршрут за бутылкой «бордо». От табачного дыма першило в горле, матросский гвалт оглушал, столешницы были липкие от пролитого вина — что ж, Жильбер не какая-нибудь неженка, привыкнет. Четыре головы склонились над картой, разостланной на столе; Лафайет слушал капитана, сыпавшего не понятными для него морскими словечками, как вдруг застывшее лицо Моруа заставило его обернуться. Запылённый курьер, остановившийся у него за спиной, повторил свой вопрос: кто здесь маркиз де Лафайет? Жильбер назвал себя и получил пакет с сургучной печатью. На печати красовались три лилии.
Как и следовало ожидать, уверения в сыновней любви и благоразумии не подействовали на «папу»; он вспылил и поспешил к королю. В официальной депеше маркизу де Лафайету предписывалось немедленно вернуться в Париж по требованию его величества; герцог в длинном письме корил Жильбера за безрассудство и эгоизм, заставляющий его пренебрегать интересами государства ради честолюбия и тяги к приключениям, и уверял, что ему стоило большого труда утишить гнев короля. Его величество дал герцогу последний шанс образумить своего зятя. Они отправляются на год в путешествие по Италии и Сицилии, захватив с собой графиню де Тессе. Вопрос решён и обсуждению не подлежит.
Италия? Сицилия? На год?! Что за нелепость — тратить время столь бездарно, когда можно принести большую пользу, послужив не только делу свободы, но и интересам Франции!
Спутники Жильбера пребывали в растерянности. Капитан заявил, что никуда не пойдёт, чтоб не разгневать короля. Кальб тоже считал, что нужно объясниться с его величеством, раз уж отъезд не удалось сохранить в тайне. При этих словах Лафайет вспыхнул, приняв упрёк на свой счёт. В самом деле, он виноват, он разболтал свои (и чужие!) секреты слишком многим… Хорошо, он вернётся в Бордо и оттуда напишет королю. Моруа решил ехать с ним, а Кальба попросили остаться в Пасахесе вместе с остальными и готовиться к отплытию.
Сен-Жан-де-Люз, Биарриц, Байонна… Трясясь в карете, Жильбер обдумывал свои будущие послания к королю и «дорогому папе», тщательно подбирая аргументы.
Неужели возвращение в сонм избранных, вершащих судьбы мира, может как-то повредить Людовику XVI? После раздела Речи Посполитой Францию больше не воспринимают всерьёз, считая её не способной повлиять на важные политические события. Это стало последним провалом внешней политики Людовика XV: узнав о низложении Станислава Августа Понятовского, герцог де Шуазель отправил Дюмурье командовать войсками восставшей против короля Барской конфедерации, но французский генерал потерпел поражение от русских полковников Суворова и Древича, потеряв около трёх тысяч солдат и офицеров. Барон де Вьёмениль, прибывший ему на смену, не смог взять Краков, и множество французов более чем на год оказались в русском плену. Шуази с полуротой поляков удерживал Краковский замок, но тоже был вынужден сдаться Суворову, и в итоге Польша в 1772 году утратила часть своей территории, которую поделили между собой Россия, Пруссия и Австрия. Франция потеряла важного союзника и приобрела трёх потенциальных врагов. Америка же даёт Франции шанс вернуть себе престиж великой державы и обрести благодарного друга в лице нации, у которой всё ещё впереди! За океаном всё иначе: народ един в своём стремлении обрести независимость, французы будут сражаться вместе с конфедератами, а не вместо них…
Губернатором Гиени был теперь маршал де Муши, но Лафайет не поехал в его резиденцию, чтобы не объясняться с дядей «дорогого папы». Поднявшись в свою комнату
