С замиранием сердца Ева смотрела ему вслед. Через три минуты он снова появился, и она сразу все поняла.
– Кто там был? – глухо спросила она. Он обнял ее за плечи и повел прочь от дома, где прошла вся ее жизнь. – Кто там теперь живет?
– Женщина с лицом, похожим на сливу, у нее двое детей, две девочки, – сказал Реми, когда они быстро направились на восток, словно стараясь догнать заходящее солнце. – Младшую зовут Симона.
– Мадам Фонтен. – Почему-то Еву это не удивило.
Ева вздохнула.
Прошло несколько минут, прежде чем Реми ей ответил.
– По моему мнению, христиане так не поступают. Вселиться в чужой дом, который прежние хозяева покинули при таких обстоятельствах? Больше похоже на пляски на могиле. Хотя я готов поспорить, что эта грымза мадам Фонтен в жизни своей никогда не танцевала.
Ева не смогла сдержать улыбки, представив себе, как мадам Фонтен отплясывает джигу.
– Простите, что впустую потратила ваше время. Я должна была сразу вам поверить.
– Просто запомните, что я всегда прав.
Ева удивленно посмотрела на него, но он улыбался.
– Я знаю одно местечко.
Ева последовала за ним в сгущающуюся тьму. Внезапно на нее накатила такая усталость, что она больше ни о чем не хотела думать. У нее было только одно желание: найти место, где можно было бы переночевать и не бояться, что явятся немецкие солдаты и начнут рвать ее на куски, пока от нее ничего не останется.
Глава 11
– Публичный дом? Да вы что?! – ужаснулась Ева через полчаса, когда они остановились на грязной боковой улочке в районе площади Пигаль напротив каменного здания, в окне которого на немецком и французском языках были написаны часы работы заведения. – Вы хотите, чтобы я ночевала здесь?
– Во-первых, это место называется борделем, а не публичным домом, – улыбнулся Реми. Его явно забавляло ее смущение.
– Бордель, вертеп, дом терпимости, да какая разница?
– Видите ли, тут проводят ночь уважаемые господа, поэтому я советую вам быть вежливой.
– Ах да, «уважаемые господа» – первая фраза, которая приходит мне на ум, когда я думаю о ночных бабочках. – Ева с хмурым видом посмотрела на здание. На окне, прямо под расписанием, печатными буквами было выведено: «Jeder Soldat ist strengstens verpflichtet die frei gelieferten Präservative zu benutzen». – Что это значит? Немецких солдат принимают здесь с широко распростертыми руками? Или широко распростертыми ногами?
Реми рассмеялся.
– А я вижу, у вас есть чувство юмора, моя дорогая. – Он слегка толкнул ее локтем. – На самом деле здесь написано следующее: «Каждый солдат обязан использовать презервативы, предоставляемые заведением бесплатно». Честно говоря, это довольно респектабельное заведение.
Еву всю передернуло от этих слов.
– Давайте больше не будем об этом?
– Как скажете. Но я предлагаю войти через черный ход. Не хочу, чтобы кто-нибудь из немцев подумал, будто вы тоже входите в меню.
Ева скорчила недовольную мину, но пошла за ним в переулок за домом. Он постучал три раза в дверь, на которой не было ни таблички, ни других опознавательных знаков, и когда та открылась, быстро втащил Еву внутрь. Она очутилась на темной кухне, где пахло сигаретами, чесноком и потом, и от этого сочетания ее замутило.
– Bonjour, Реми, – сказала женщина, которая стояла в тени. Когда она шагнула, чтобы расцеловать Реми в обе щеки, Ева увидела, что ей не меньше пятидесяти, у нее сильно нарумянены щеки, на губах – ярко-розовая помада, а седые волосы стянуты в тугой пучок. – Ты привел с собой подружку? – Она с интересом посмотрела на Еву, и та отвела взгляд.
– Нам нужно где-то переночевать. Моя дорогая, это мадам Гремийон. Мадам Гремийон, это Мари Шарпантье.
– Разумеется, это не настоящее ее имя, – сказала пожилая женщина, осматривая Еву с ног до головы оценивающим взглядом.
– Мадам, вы не только красивы, но и ужасно проницательны, – ответил Реми.
– Если ей нужно подработать… – начала мадам Гремийон.
– О, спасибо, но думаю, нам пока необходима только комната для ночлега. – Реми говорил так, словно он с трудом сдерживает смех.
Мадам Гремийон вздохнула:
– Хорошо, вам виднее. Я просто пытаюсь помочь. Можете занять комнату Одетты – 3G. Эта глупая маленькая распутница сбежала на прошлой неделе с немцем.
– Спасибо, мадам. Я ваш должник.
Женщина закатила глаза, а затем еще раз окинула Еву оценивающим взглядом и вышла из кухни, оставив в полумраке Еву и улыбающегося Реми.
Проснувшись на следующее утро в незнакомой постели, которая пахла выдохшимся кальвадосом, Ева не сразу смогла вспомнить, где находится. Но когда события прошлого вечера наконец-то всплыли в ее памяти, она тут же села на кровати и огляделась по сторонам. Ночью было слишком темно и почти ничего не видно, но теперь при свете дня она увидела, что в комнате повсюду валялись украшенные перьями пеньюары, а с одной из стоек кровати свисал кружевной бюстгальтер.
Реми улыбался ей со стоявшего возле ее кровати потрепанного кресла, на котором он спал ночью.
– С добрым утром, спящая красавица.
– Вижу, мадам Гремийон даже не убралась здесь после того, как прежняя постоялица сбежала.
На прикроватном столике она обнаружила бокал для шампанского с отпечатками губной помады по краям, а рядом – недоеденный и покрывшийся плесенью кусок хлеба.
– У мадам Гремийон много достоинств, – весело откликнулся Реми, – но, если честно, хорошей хозяйкой ее не назовешь.
– Полагаю, она ваш старый друг? И при этом она безо всякого смущения обслуживает немцев, не так ли?
Реми пожал плечами.
– Для меня она – что-то вроде современного Робин Гуда. Берет с немцев в два раза больше, чем с французов, а разницу отдает на наше дело.
– Наше дело?
– Людям вроде нас, Ева. А еще бордель – отличное место для выведывания секретов. Бывает, что немцы болтают лишнего, особенно в те моменты, когда они наиболее уязвимы.
– Вы хотите сказать, что женщины, которые здесь работают, французские шпионки? Что они торгуют своим телом из патриотических соображений? Ради веры и своей страны?
Реми рассмеялся:
– Может, и так. Многие по-своему вносят вклад в борьбу с оккупантами. Так что вы поаккуратнее, не стоит их недооценивать. Сейчас же меня волнует, что у нас будет на завтрак?
– О, в этом очаровательном заведении еще и кормят?
– Вы же не думаете, что женщины станут работать на пустой желудок? Вставайте, нам нужно поесть.
Пока Ева наспех одевалась, ополаскивала лицо и красила губы огрызком помады, хранящимся у нее в сумочке, Реми просмотрел бумаги, подготовленные ею для освобождения отца. Когда она отвернулась от умывальника, находившегося в углу комнаты, он больше не улыбался как сумасшедший. Его лицо было встревоженным.
– В чем дело? – спросила она. – С бумагами что-то не так?
– Нет, Ева, они просто идеальны.
– Тогда что
