— Ой, простите, простите, — защебетала она, — нам пора.
Москвич не удержался от того, чтобы не проводить взглядом юное создание. Когда они скрылись, у Симеона вырвалось:
— Уродятся же такие! — тихо произнёс он.
— Ты, Симеон, что-то сказал? — участливо спросил хозяин.
— Да, так! — махнул он рукой.
Вскоре вошла княгиня и пригласила гостя и мужа в трапезную.
— А я думал, ты забыла про нас! — пошутил Константин, поднимаясь, и движением руки предложил Симеону откликнуться на зов жены.
Отобедав, гость поднялся.
— Мне, князь, пора! — проговорил Симеон и поблагодарил хозяйку за прекрасный обед.
Гость не только внешне был приятен, но и манеры его говорили о том, что он был достаточно хорошо воспитан, что редко встречалось в их кругу. Княгиня была просто очарована московитом. Князь Константин вызвался его проводить. За разговором несколько вёрст промелькнуло быстро. Как и зимний день. При расставании тверской князь пообещал присоединиться с войском в Торжке.
Почему-то это слово запало Симеону в голову. Ранее он не думал даже туда входить, спеша скорее к Новгороду. Но тут у него промелькнула мысль, что в Торжок он зайдёт обязательно. И не только для того, чтобы дождаться тверича. А он подумал о том, что новоторжцы, увидев его войско, поспешат сообщить об этом своим покровителям. А не худо будет, если он, как и в Торжок, пошлёт в Новгород умелого человека. Только кого?
Над этим вопросом князь думал весь остаток пути. Прибыв в лагерь ночью, он распорядился, чтобы утром к нему позвали Пожарского. Его победа под Можайском не выходила у него из головы. А он так хотел, чтобы его первый поход был победоносным и, по возможности, бескровным, не хватало ещё княжение начинать с крови. Кем его назовут потомки?
Князь Пожарский оказался среди войска. Едва начало светать, как он был на ногах. Но утро по времени растянуто. Прийти рано, не дай бог, разбудишь. Вертеться около его походного шатра, как чёрному человеку, не позволяла княжеская гордость. Промучившись некоторое время, он всё же решил к нему ехать. И... опоздал. Подъехав к шатру, он увидел, что воины его разбирали. Андрей спросил:
— Где князь?
Один из них махнул рукой:
— Туды поехал.
Князь пришпорил коня.
Вскоре он увидел ссутулившуюся спину великого князя. «Дремлет!» — догадался Пожарский. Но на этот раз он решил проявить настойчивость.
— Слушаю, великий князь, — раздался громкий голос.
Симеон, действительно вздремнувший, от неожиданности вздрогнул. Повернув голову, узнал всадника.
— А, это ты князь!
— Я, великий князь. Я тебе нужен? — подъезжая ближе, спросил Пожарский.
— Нужен. Ты чем тут командуешь? — поинтересовался Симеон.
— Да... — замялся Андрей, — собрал с сотню своих людишек...
Симеон рассмеялся.
— Решил меня поддержать? — уверенно проговорил Симеон.
Пожарский ответил серьёзным тоном:
— За тобой Русь. А я для Руси сделаю всё. Жизнь готов отдать.
Симеон посмотрел на него широко открытыми глазами.
— И я также! Вот тебе моя рука.
Это пожатие увидел Фёдор Акинфович. Его всего передёрнуло, Он, воевода, а князь его-то не особенно к себе подпускает. А тут... выискался князь... Он скрипнул зубами. Воевода долго глядел в их спины. Подъехать ближе не решался. Но было видно, что Пожарский в чём-то убедил князя. Тот похлопал Пожарского по плечу.
В ночь Пожарский куда-то ускакал с дьяком Нестерко. Перед этим Симеон наказал князю найти в Новгороде Камбилу и действовать через него.
— Это верный новгородец.
А на следующий день показался над вершинами деревьев соборный почерневший крест. Миновав лес, Симеон увидел крепостные сооружения. За ними прятался Торжок. Речка Тверида уже подмёрзла и не могла служить надёжным препятствием. Симеон принял решение пока в город не входить. Вызвав к себе воеводу, он лично указал, как расставить войско, чем весьма удивил воеводу. Фёдор Акинфович ещё больше был удивлён, когда князь приказал зажечь костров в два-три раза больше обычного. «Всё ето штучки Пожарского», — не без злобы подумал он. От этих ночных костров в Торжке было светлее, чем днём.
— Вот это войско! — изумился новоторжский воевода и... послал с этим известием нарочного в Новгород.
Его свободно пропустили.
Загнав коней, Пожарский и Нестерко вскоре были у новгородских стен. Но не только они быстро скакали. Новоторжец опередил их, зная более близкие дорога. Его рассказ о силе московского войска так напугал посадника, что тот приказал на ночь закрывать ворота. О решении посадника стража узнай от прискакавшего сотника.
— Закрывать, так закрывать, — поднимаясь с пригретого места, сказал один из них, потягиваясь, — пошли, робе! — позвал он товарищей.
Припорошённые снежком ворота поддавались с трудом. Им пришлось ногами расчищать площадку.
— Фу! — снимая шапку и обтирая вспотевший лоб, произнёс один из них, берясь за створку и пробуя слабину. — Пойдёть! — чуть не крикнул он, толкая поскрипывающую воротину.
— Стой! — раздался крик его товарища.
— Чё? — спросил тот, поглядывая на стражников.
— Глянь! — и он показал на дорогу, ведущую в город.
По ней скакали к городу двое неизвестных всадников.
— Подождём? — спросил тот, кто начал закрывать ворота.
— А чё! Подождём! — откликнулся его товарищ. — Чай, двое-то нас не напужат!
Все рассмеялись.
Неизвестные оказались добрыми дядями, дав каждому по серебряной монете. Н эту деньгу можно разгуляться! Да ещё как. Видя довольные лица стражей, один из всадников сказал:
— Ещё подзаработает тот, кто укажет дорогу к боярским хоромам Камбилы, а то в темноте, боюсь, долго проищем.
Туг же нашёлся один из стражников, кто вызвался это сделать. Когда он вернулся, товарищи спросили:
— Ну как?
Тот показал целую горсть мелкого серебра.
— Повезло! — раздались завидные голоса. — Да на эти деньги ты конягу купишь.
Стражник махнул рукой:
— Коняга у меня есть. Зачем ещё?
— Тогда в кабак! — дружно засмеялась охранная братва.
— Посмотрим, — неопределённо ответил гот, пряча деньгу в кисет.
А под Торжком наутро перед Симсоновым шатром появилась посыльная новоторжская братия: воевода, оставшиеся бояре. Они слёзно просили великого Московского князя Симеона Иоанновича проявить к ним милость и войти в город. Симеон гордо выслушал их и важно махнул головой. Обрадованные новоторжцы упали на колени и поползли к нему:
— Спаситель! — протягивали они к нему руки.
Через несколько дней Симеон покинул Торжок, и пополнившееся войско ионию на запад.
А в Новгороде, не то от растерянности, не то от страха, кинулись собирать своё войско. Но по мере того, какие достигали их ушей слухи, меняли решения. На посаднических посиделках, которые, практически, проходили днём и ночью, кто-то из бояр предложил поискать помощи извне. И все стали думать, кого позвать. И прежде всего подумали о литовцах. Даже обрадовались, что им пришла в голову такая спасительная мысль. Но какой-то боярин, заросший, как болотная кочка, поднялся и, прежде чем что-то сказать, громко, басисто расхохотался.
— Литовцы! Ха! Ха! — Да вспомните, как они улепётывали от московитов у Можайска.
— Што верно, то верно! — вздохнул посадник.
— А чё, если ф... немчуру? А?
Схватились за него. И стали готовить туда посланцев. Но, как и в Торжке, этому помешала... чернь. Кто-то её успел настроить, и те явились к посаднику с угрозами:
— На русских братьев немчуру посылать? Да мы вас, как в Торжке!
Пока они заседали, в один из таких дней кто-то ворвался в посадническую и огорошил словами:
— Пришёл великий Московский князь!
Весть о приходе московитян ветром пронеслась по Новгороду. Горожане ринулись на крепостные стены. Кого тун только не было! И бояре, и воины, и чернь, и ремесленники. И увидели мощную людскую реку, которая полумесяцем охватывала город. А войска всё шли и шли... Все их голоса вылились в один:
— Ну и силищу собрал великий Московский князь!
Поздний приход двух посланцев Симеона в хоромах Камбилы встретили вначале с недоверием. Когда один их них, рослый и внушительный, объявил себя князем Пожарским и добавил, что он от великого Московского князя, который рекомендовал его, Камбилу, как надёжного человека, тот стал оттаивать. А когда хозяин, взглянув на второго, узнал в нём Егора, это породило полную уверенность. Что говорить! Всякое в жизни бывает, а вдруг, не очень-то к нему хорошо относящийся посадник, решил проверить его. Время-то страшное надвигается. Встреча стала братской. Узнав о сути дела, Камбила восхитился задумкой князя: сберечь русскую кровь. Для выполнения задуманного они разделились: Камбила брал на себя бояр, Егор — Оницифера, а посадника — сам Пожарский.
Усталый и разбитый, с тяжёлыми думами: выходить драться или просить... пощады, он шёл домой. Просить пощады не очень хотелось, узнав, что на помощь идут псковитяне, да и северные земли собрали недюженную рать: «Может... рискнуть? Проучить этих московитян... да и я вырасту в глазах горожан».
