Минут через двадцать маленький обоз уже спускался в овраг. Казаки молча смотрели вслед уходящим.
К Палию подошел Зеленский, его левая щека нервно подергивалась. От сотника несло водкой.
— Батько, — глухо сказал Зеленский, положив руку на саблю, — дозволь взять сотню…
— Пусть идут своей дорогой.
— Кто изменил своей родной земле, не должен жить на свете. Под корень их вырубить. Всех… Дай сотню, батько…
— Не смей! Я слово от имени казачества дал.
— Зачем ты их отпустил?
— А зачем нам такие нужны! Думаешь, мне легко на это смотреть? Я б их сам своими руками… А с другой стороны, если подумать — опять-таки… они люди. Да и какие бы про нас разговоры пошли. Не в честном бою, а безоружных в степи рубали. А ты?! Эх, Андрей, Андрей! — Палий наклонился к Зеленскому, взял его за кунтуш. — В походе выпил? Первый раз это с тобой. Для храбрости, значит? Никогда ты меня не подводил, а сейчас… Тяжко мне. Ну что ж, к столбу тебя привязать? Если б это не ты, я бы так и сделал, — Палий повысил голос. — Иди к своему коню, и чтоб ни одна душа не знала, что ты пил. Расплачиваться будешь в Фастове. Чего же ты стоишь? Иди, пока я не приказал связать тебя.
Глаза Палия гневно блеснули. Зеленский повернулся и быстро зашагал в степь. Палий еще раз посмотрел вдаль, туда, где, едва видимый в пыли, медленно двигался обоз, вздохнул и тоже пошел к коню.
За несколько дней степного похода лошади сильно отощали. Всадники ехали молча, неподвижно застыв между высокими луками седел, прикрываясь всем, что попадалось под руку, от палящих лучей солнца.
Но как только вышли из засушливых южных степей, войско сразу приободрилось. Даже лошади пошли быстрее, словно чувствуя настроение всадников. Казаки весело шутили о вкусном домашнем борще, до которого они вскоре доберутся.
Палий придержал коня, поджидая сотню Цвиля. Когда сотня приблизилась, он подъехал к Гусаку:
— Что ж это вы, хлопцы, песню не заводите? Иль так уж отощали, что и голоса не поднимете?
— Давай, батько, вдвоем начнем, — предложил Гусак, — с тобой легко запевать.
— Что ж, давай.
Гусак взмахнул над головой лошади нагайкой, и они с Палием запели песню:
Ой, вийду я на могилу,
Подивлюся у долину…
Дружно подхватили казаки, и песня поплыла над степью:
Долів, долів, долинами
Їдуть турки з татарами.
Песни не утихали всю дорогу.
У самой Паволочи сотни внезапно остановились. Палий, ехавший сзади, проскакал вперед узнать, в чем дело. На дороге перед сотней, перекинув ноги через шею коня, сидел Савва и о чем-то расспрашивал низенького скуластого казака.
— Почему стали?
Савва опустил ногу в стремя и показал нагайкой на сосновый бор:
— Вон за тем леском Дружкевич нас поджидает. Полк Апостола Щуровского с ним. Чуть было не нарвались. Не предупреди вот этот человек — аминь бы нам.
— Щуровский с Дружкевичем! Когда я звал его вместе в степи итти, так он ответил, что не с кем: казаки, мол, разбрелись. А тут нашлось с кем. Чудно, как он не подался к татарам Кизыкермен оборонять. Они думали нас изморенных взять. Ну, пусть встречают.
Палий натянул поводья. Савва схватил Палия за руку:
— Семен!
— Чего тебе? — Брови у Палия сдвинулись. Однако Савва не отпускал руки.
— У них больше двух полков, а у нас хлопцы в седлах носами клюют. Прикажи окопы рыть.
Палий с минуту кусал нижнюю губу, потом спокойно отвел руку Саввы:
— Пусть роют. Скажи Леську, или я сам скажу.
Он и не видел, куда девался Савва с перебежчиком из полка Щуровского.
Приказав Леську Семарину наблюдать за рытьем окопов, Семен поехал к бору. Среди сосен рос низенький березняк. Палий слез с коня и повел его в поводу. Он остановился на опушке, под огромной сосной, раскинувшей свои ветви во все стороны. Лагеря Дружкевича ему не было видно, но откуда-то долетал все усиливающийся шум. Палий поехал вдоль опушки. Вдруг где-то совсем близко послышался конский топот. Палий вскочил на коня, пришпорил его и поехал к своим полкам.
Лагерь был уже готов к бою. Полковник привязал коня к вбитому в землю колышку и с зажженной ветошью подошел к пушке. Только выстрелить не пришлось: впереди всадников, скачущих к окопам, Палий узнал Савву. Все облегченно вздохнули. Савва отделился от полка Щуровского и подъехал к Палию:
— Удрал региментарий, Семен.
Палий взял Савву за плечо:
— Ну и бешеный же ты, Савва! Почему хоть мне не сказал, куда едешь?
— Ты бы не пустил!
Оба засмеялись.
— А Дружкевичу надо соли на хвост насыпать, чтоб впредь умнее был.
Из Фастова написали Дружкевичу письмо. Смиренно просили денег (хорошо зная, что в казне нет ни гроша и что Дружкевич не дал бы, если бы даже и были) и предлагали совместный поход на татар. Дружкевич, прочитав письмо, злобно усмехнулся, потер руки и ответил на предложение Палия согласием.
Оба отряда встретились в Сороках. Региментарию понравилось, что Палий пришел к нему в шатер первый и, здороваясь, приподнял над головой шапку. Но остаться на обед Палий отказался. С региментарием были польские рейтары и наемные казачьи полки под командой наказного гетмана Гришка. Палий хотел было поговорить с Гришком, но увидев, как тот горделиво кивнул в ответ на его приветствие, отошел. С региментарием условились о переправе и дальнейшем маршруте. В Сороках оставили гарнизон в шестьсот человек (вышло так, что все это оказались казаки Палия).
Ночью из небольшого шатра Палия вышел Кодацкий, в ивняке отвязал коня и повел к реке. Тихо захлюпала вода. Немного погодя на другом берегу заржал конь.
Переправа началась рано. Первыми сели на суда рейтары Дружкевича и часть казаков Гришка. Дружкевич и Гришко тоже отправились на первом судне.
Палий усмехнулся им в спину. Он оставался руководить переправой.
Во второй рейс на суда сели все казаки наказного гетмана и три сотни Палия. Остаток полка тоже подошел к воде, ожидая переправы.
Палий следил за тем, как суда пристают к другому берегу. Он отломил веточку лозы и бросил на воду. Она закачалась и поплыла по течению. Полковник снова перевел взгляд на противоположный берег. Казаки выводили лошадей и уже садились в седла.
— Неужто мы просчитались? — сказал Палий Корнею Кодацкому.
— Быть этого не может! Не пойдут Гришковы люди с региментарием. Наши хлопцы ночью им все растолковали, до утра волновались казаки. Я сам ходил по сотням, все сделал, как ты велел. Ага, вон какой-то всадник машет шапкой, надетой на саблю, его окружают.
А на другом берегу происходило нечто похожее на раду. Там прозвучало несколько выстрелов, и казаки бегом повели лошадей обратно на суда. Региментарий был уже далеко в степи, когда увидел, что казаки уходят обратно. Дружкевич и Гришко прискакали на берег, но суда плыли уже посреди Днестра. Кроме рейтар, на берегу осталось лишь две-три сотни из полка Гришка.
Переправившись назад, казаки подожгли суда. Все столпились на берегу, наблюдая, как плывут по течению огромные лодки, словно пылающие факелы, застилая черным дымом голубизну реки.
А на другом берегу бесновался Дружкевич.
Палий приказал садиться на коней. У самой воды возле Андрущенко собралось около десяти всадников. Андрущенко помахал пикой с привязанным к острию поясом. На той стороне заметили. Тогда, по приказу Андрущенко, десять казаков приложили ладони ко рту и закричали:
— Казаки-и-и! Тикайте-е! Орда иде-е-ет!
…Палий не поехал, как предполагал раньше, в Фастов. Он решил дождаться региментария возле Буга.
Но выбравшийся из-за Днестра региментарий, завидев палиевцев, бросил войско и удрал со своей свитой. Палий забрал обоз и все пушки Дружкевича, к Палию перешли теперь последние оставшиеся на том берегу Днестра сотни Гришка, а сам Гришко умчался вслед за региментарием. Рейтар обезоружили и отпустили на все четыре стороны.
