мы — сами с усами и что у нас планы — их переплюнуть. Я не хочу проколоться, это опасно, сальто, так сказать, мортале, на такой разгон выходить — должна быть стопроцентная лояльность.
— Кому?
— Кому? Вы не знаете кому? Так я вам скажу, кому. Кто вам дает бесплатно учиться, бесплатно жить в общежитии, бесплатно пользоваться библиотекой, даром ездить домой? Вы не знаете? Я не Мельмот Скиталец, не дух, который живет в отрыве от жизни. Я настаиваю на полной лояльности.
— Кому? — спросил опять Волгин.
— Кому? Вы сами должны знать: партии! Мне нужно знать о вас всё, чтобы идти за вас в бой.
— Вы же знаете, Эдуард Исаевич, что я вас не подведу. Диссертация готова. Мне надо только ее перепечатать.
— Сколько страниц получилось?
— От руки если, пятьсот получилось.
— Из преамбулы Казакова уберите, сразу вызовете настороженность, будьте похитрее, ума вам не занимать, потом назовете тему, а с титульного уберите.
— Хорошо, — согласился Волгин.
— Надо иметь опыт, чтобы выиграть сражение, и быть не студентом, а хотя бы доцентом. У вас защита есть? Самсонова вам что-нибудь оставила? У нее была мощная защита. Вы ее любили?
— Любил. Мы собирались пожениться.
— Она вам оставила свои знакомства? Свои связи? Мне надо знать.
— Оставила. Но я считаю, что не стоит ими пользоваться: на самый крайний случай оставить надо, — продохнул Волгин. И подумал, что сегодня же позвонит Галине Брежневой, которая сама просила звонить. — Диссертация, Эдуард Исаевич, готова.
— Диссертация — всего лишь предлог, понимаете, — рассердился профессор. — Небольшой предлог подставить ножку! Расправиться с вами. Неужели вы думаете, что важно написать? Завтра кто-нибудь напишет маленькую такую бумажку и оставит ее в окошке на Кузнецком мосту, понимаете меня, и нас с вами вышвырнут вместе с диссертацией, мил человек.
Волгин промолчал, не зная, что и сказать.
— Так. Я еще не просмотрел внимательно весь текст вашей работы, но думаю, там порядок. Только вот что: надо разработать план. Помните, как Кутузов думал о Бородино, ну, то есть перед сражением: дать или не дать бой Наполеону! Вот у нас, поверьте, не проще дело! Возьму все на себя, весь пыл сражений направится на меня. Дай им только повод, этой самой Иваньчук! Она только и думает, что хлеб у нее начнут отбирать. У Самсоновой — защита была! Один только путь есть — напрошусь на прием к ректору и попробую: для пользы дела! Сверху! Вот как! Только сверху, другого пути нет! Оказывается, мало иметь феномен таланта, надо и важнее иметь феномен Кутузова! Опередить, признать, приготовиться, пустить французов по пути самосокрушения!
Волгин ничего не понимал. Если для того, чтобы защитить диплом, достойный по уровню и своей глубине, тематическому обоснованию стать диссертацией, неважно какой, докторской или кандидатской, так вот если для простого признания необходимо изворачиваться, хитрить, доказывать свою лояльность, то какой же необходим опыт, чтобы все это совершить? Он запутался во всех хитросплетениях оголтелой научной казуистики, сводящейся скорее к стремлению обмануть, нежели научно доказать.
— Кое-что еще надо сделать, — продолжал профессор с озабоченностью и с некой легкой фамильярностью похлопал Волгина по плечу. — Необходимо точно, научно и обоснованно провести эту операцию.
— Неужели так сложно?
— Если бы мы жили в джунглях среди зверей, было бы намного легче, — продолжал он. — Там правила игры — незыблемый закон выживания. Среди людей нет правил. Они отменены. Нам надо как следует подготовиться. Убедить ректора, в важности нашей темы, особенно в свете решений последнего съезда партии. Для этого хорошо бы тебе вступить в кандидаты партии, набрать общественных поручениц. Поверь моему слову. Я тебе говорю: меня били. А что я мог сделать? Я — обыкновенный еврей, потом — обыкновенный кандидат, потом — обыкновенный доктор и профессор, я не имел сил и возможностей защитить себя. А вот за это и били, молодой человек, как я понял. И я скажу вслед за великим Данте: «И стыл мой мозг, и ужас тайный длился».
«Как же развивалось человечество? Если вокруг такая подлость», — думал Волгин, попрощавшись с профессором и выходя во двор института. Не успел сесть на скамейку, как подошел Борис, словно поджидал его.
— Послушай, ну как? — спросил он взволнованно, хотя очевидных причин волноваться не имелось.
— Да никак. А что? Какие-нибудь предложения есть?
— Предложения у нас всегда имеются, — отвечал Борис. — Звонил той Лене?
— Звонил. Она напрашивается на встречу, а у меня времени нет, — твердо отрубил Волгин. — Я с трудом закончил диссертацию.
— Вначале поступи в аспирантуру, а потом уж диссертацию, — засмеялся Борис. — А пока давай раскрутим эту Ленку, у нее такая фигурка, просто чувствуется под платьем — дышит, дышит, ну, просто дыхание телесной красоты.
Волгин, не слушая Бориса, продолжал думать о своем.
— Вот скажи, ты умный человек, отчего ко мне уже который раз подселяют нового жильца в комнату? Сейчас лето, много свободных мест, а ко мне опять подселили?.
— И он, конечно, очень добрый, поругивает существующие порядки, анекдоты рассказывает про кремлевских вождей. — Борис пристально смотрел Волгину в глаза.
— Бывает. Все хихикает, про Бога вспоминает часто, глазки бегают вот быстро-быстро: туда-сюда, туда-сюда. И фамилия у него: Мизинчик.
— Чудовище! — возмутился Борис и беспокойно привстал. — Друг мой, как ты попал в поле зрения спецорганов? Ты видел, чтобы он ходил в университет?
— Нет. Ну и что? Я спросил, на каком курсе учится. Он сказал, что на заочном. Косоротый такой.
— Косоротый? — переспросил Борис. — Косоротых в органы не берут. Им нужен отменный внешне фрукт, без изъянов, которые легко запоминаются. Давай лучше займемся Леночкой, такая фигурка! Белая вся, даже волосы у нее белые, и вся она… Только, дуреха, не понимает, с кем имеет дело! Попросите, говорит, пусть позвонит мне ваш друг. Понимаешь, если предположим, снять с нее платьице, уверяю тебя, померкнет богиня греческая! Ты знаешь мою силу! Видел, на что я способен, помнишь первый день нашего знакомства? Когда трепетала дура Татьяна.
— Не ясно, кто больше трепетал, — рассмеялся Волгин.
— Да не нужен этот трепет женщине, наивный ты человек, — отмахнулся Борис с досадой, как будто ему наступили на больную мозоль. Он любил спорить, даже если его точка зрения совпадала с точкой зрения другого. — Женщине нужен не молодой, не красивый! Ты видел, чтобы в истории красавицей обладал красавец? Нет! Ей нужен не красавец, ей нужен полезный, необходимый человек. Женщина, корыстна. коварна, изворотлива! Хитрее мужиков в сто раз! Нужны деньги — будет любить человека обеспеченного, нужно защитить диплом, будет любить лысого профессора, нужна машина — таксиста. Вот что такое женщина! Я — реалист.
