лошадь Басманова под уздцы и вывел на берег.
Они не обмолвились об этом. Не то чтобы у Штадена не было никаких вопросов – напротив, природное любопытство немца колко давало о себе знать. Генрих сразу понял, что нет никакого толку что-то испрашивать у Фёдора, ибо сам он, видать, был исполнен большего смущения и страха, нежели немец, и ответов не было. Штаден страшился и той перемены, которая больно бросалась в глаза. Басманов был молчалив и угрюм, а речь его сделалась медленнее и тише, и порой то и дело какое слово тянулось да отдавало скрипучей хрипотцой.
Они ехали скоро и ночевали зачастую под открытым небом, вдали от сёл и городов. Быть может, оттого-то Фёдор взаправду даже не понял, как они очутились за границей, токмо по речи и уразумел, что уж нынче они не на Руси. Память неуклюже и неповоротливо ворошила какие-то обрывки тех знаний о латинской речи, которые Фёдор наработал за дружбу с Генрихом, да тяжко было глаголать на родной речи, не то что на иноземной.
Так они добрались до города с мощёными улочками. Поздний летний закат должен начаться через пару часов. Немец был безмерно рад оживлению Фёдора. Басманов глядел на высокие острые шпили, неведомые на земле Русской. Они проезжали по мосту, и Фёдор едва ли не привстал в седле, чтобы оглядеть открывающийся им город. Уж вовсе отрадно сделалось немцу, когда Фёдор спросил о высоком здании с каменной кладкой на первом этаже и высокой острой крышей. Покуда Генрих отвечал, что есть в городе и как сыскать, Фёдор согласно кивал, а взгляд и, видать, ум мало-помалу оживали.
До замка Генриха оставалось не больше получаса езды, так что Штаден предложил остаться в городе. Фёдор глядел на всё ежели не заворожённо, то всяко с большим интересом. Генрих повёл друга в славное место, где прямо с порога душно пахнуло мясом. Хозяин здешний что-то молвил с громким радушием, стоило немцу переступить порог. Гости подняли своё пойло – поди, им всякий повод в радость.
Как понял Басманов, хозяин был в свойстве с Генрихом, и посему им было и место, и кушанье подано довольно скоро. Им налили крепкого пива, и Фёдор охотно припал к огромной жестяной кружке, выпив едва ли не разом. Генрих одобрительно хлопнул его по плечу и, громко гаркнув что-то, велел подать ещё.
Басманов усмехнулся, глядя на немца, да откинулся назад к стенке и, сложив руки на груди, с любопытством оглядывался по сторонам. Всюду звучала непривычная речь, которая обратилась единым непонятным шумом. Фёдор, видать, от неча делать али просто устал с тяжёлой дороги, прикидывал в голове, об чём ругаются те два красномордых толстяка, а вот тот худощавый плут с крысьими глазками выискивает чего… да чёрт его знает.
Фёдор глубоко вздохнул, проводя рукой по лицу. Крепкое пиво приятно расслабляло ум.
За эту славную трапезу Генрих не расплатился. Хозяин же, видать, был рад видеть Штадена. Они крепко обнялись, и после громких прощаний наконец Генрих и Фёдор вышли на улицу.
Уже смерклось, и Басманов глубоко вздохнул да потёр висок. Отвыкши от пьянок, он как-то легко сморился, али пиво и впрямь было крепким. Видя шаткость своего друга, Генрих предложил было уже ехать в его поместье, но Басманов всё же просил ещё пройтись по уже стихшему, опустевшему городу. Генрих пожал плечами и поддался воле Фёдора. Они брели по тихим улочкам. Порой им попадались пьянчужки, бродяги, босоногая детвора.
В одной из подворотен притаились и продажные распутницы, зазывая их. Генрих бросил им короткий, грубый ответ, и девки залились пьяным смехом, присвистывая вслед.
Фёдор пропускал мимо ушей всё, что делалось средь людей, и глядел много больше на дома, которые не походили на терема русские. Басманов с необъяснимой алчностью заглядывал в окошки, ещё не закрытые ставнями, и можно было видеть слабые отблески огня.
Немец со спокойной душой угадывал то пылкое любопытство, которое померкло, но не угасло вовсе во взгляде друга. Уже сделалась ночь, когда они сели верхом и тронулись в пригород. Фёдор сперва подумал, ему мерещится, будто бы во мраке очерчивалось нечто громадное. Каменная крепость всецело поразила взор его, и Басманов тихо присвистнул себе под нос, покуда глядел на эдакое.
Генрих самодовольно ухмыльнулся, теша, конечно же, и собственное тщеславие, но и вместе с тем явственно видя, что его Тео приходит в себя. Они подъехали к широкой каменной лестнице, и конюшие вышли принять лошадей. Фёдор едва не споткнулся на лестнице, оглядываясь по сторонам, – благо немец вовремя подхватил друга.
В просторном зале их встретили слуги, и они с большой отрадой чествовали господина и дорогого гостя. Штаден отдал несколько приказов, и все принялись за работу. Меж тем Генрих повёл Фёдора к лестнице.
– А где Алёна? – спохватился Басманов.
– Наверно, в своих покоях, – отозвался Генрих с мягкой улыбкой.
Басманов свёл брови.
– Ну-ка выкладывай, – велел Фёдор.
Штаден усмехнулся, прикусив губу.
– Она носит. От уж полгода. Даже боле, – отрадно и с усладой в голосе произнёс Генрих.
– Да ладно… – протянул Фёдор, покуда медленно осознание настигало его, и тотчас же Басманов вновь помрачнел. Сглотнув, он кивнул и хлопнул немца по плечу. Штаден замер, и брови его нахмурились.
– Чёрт, – цокнул немец, проведя рукой по затылку.
– Полно об этом, – отмахнулся Фёдор. – Рад я за тебя, Генрих. От всей души рад.
Штаден поджал губы и кивнул, положа себе руку на сердце.
* * *
Стук разбудил немца. Дело шло к полудню. За окном занималось славное доброе солнце. Крепкий глубокий сон медленно рассеивался в рассудке. Немец глубоко вздохнул, потирая глаза, и осторожно вынул руку из-под тёплой щеки Алёны, мягко погладил её по волосам.
Нежная улыбка невольно занялась на его лице, когда она ворочалась сквозь сон и чуть повернулась. Сквозь сорочку проступал большой живот. Алёна не открывала глаз, но ресницы чуть подрагивали. Генрих осторожно и трепетно едва-едва коснулся живота и наконец пошёл отворять дверь. На пороге стояли Фёдор со служанкой.
– Не разбудил? – вопрошал Басманов.
– Нет, – ответил Генрих, выходя из покоев, и с осторожной оглядкой закрыл за собой дверь. – Чего?
Фёдор развёл руками да указал на служанку – худощавенькую бледную девчушку, повадками и даже мордочкой чем-то напоминающую мышку.
– Не знаю, всё, что разобрал, мол, «Штаден, Штаден», – произнёс Басманов. – От и подумал, видать, что-то да надобно.
Генрих кивнул девке, и служанка залепетала на здешнем наречии. Немец кивнул со слабой улыбкой на устах.
– Спрашивает, мол, не желаешь ли искупаться. Там воды уж нагрели, – молвил Генрих.
Фёдор охотно кивнул, проводя рукой по отросшей щетине.
– А тебя
