Джахон-буви, вздрогнув, покачнулась и, сделав шаг в сторону, бессильно опустилась на землю.
Доктору Смольникову достаточно было трех минут, чтобы всё понять.
- Сестру милосердия, Аксинью Соколову, знаете? - отрывисто спросил он у Хамзы, вырвал из тетради лист бумаги и начал быстро что-то писать. - Отнесёте ей записку - там адрес. Она живёт неподалёку. Бегом!.. Пусть идёт сюда. Немедленно! И чтобы марлю взяла. Всю, которая есть! И бутыль с йодом. Впрочем, всё написано... Ну, что вы стоите? Марш, рысью!.. - повернулся к ибн Ямину: - Вы лекарь, знахарь, колдун? Впрочем, не имеет значения. Грейте воду! Всю, которая есть. Несите полотенца, мыло, простыни... Покажите комнаты!
Выбрал гостиную.
- Больную сюда... Кто эта плачущая старуха? Мать? Уведите её. Слёзы мешают.
...Сестра милосердия появилась во дворе с большой брезентовой сумкой на плече, на которой в белом круге тоже был нарисован красный крест.
Увидев ещё один крест, Джахон-буви лишилась чувств.
Ачахон перенесли в гостиную.
- Дайте как можно больше света! - распоряжался доктор Смольников. - Все лампы, которые есть, тащите сюда!
- Что у неё, доктор? - спросила сестра милосердия.
- Аппендикс... По-видимому, гнойный. На эту "ужасную" болезнь здесь, в Коканде, приходится две трети всех летальных исходов. Попы проклятые резать не дают!.. Хотелось бы мне быть зубным хирургом, когда у кого-нибудь из местных духовников заболят зубы. Получил бы огромное удовольствие... Ну-с, начнём, пожалуй.
Он взял скальпель, и вдруг Ачахон дёрнулась и громко закричала:
- Нет! Нет! Не надо, не надо!.. Лучше мне умереть! Мама, мама!.. Меня хотят осквернить! Мама, мама!
- Доченька! Умрём вместе! - заголосила Джахон-буви, очнувшись от крика дочери. - Позор на мою голову! Зачем я тебя родила? О, горе мне!.. Сынок, зачем ты привёл этих неверных? Аллах не простит, шайтан навсегда поселится в моем доме!.. Смерти мне, смерти!.. Умрём, доченька, умрём вместе!
- Послушайте, - обернулся к Хамзе доктор Смольников, - что это такое? Нельзя ли как-нибудь прекратить эти крики? Я же ничего не смогу сделать, если она будет так дёргаться.
Хамза, дрожа от волнения, обнял сестру, что-то зашептал ей на ухо. Ибн Ямин увёл жену.
- Снотворное, сильную дозу! - тихо сказал врач сестре. - Шприц! И скорее, скорее!
...Когда операция кончилась, уже рассвело. Спящую Ачахон унесли. На лице её впервые за последние сутки было спокойное выражение.
Доктор Смольников и сестра милосердия Аксинья Соколова тщательно мыли руки. К ним подошёл ибн Ямин.
- Рахмат, катта рахмат, - прижав правую ладонь к сердцу, низко поклонился он врачу. - Мою дочь спас прежде всего аллах, а потом вы...
- Кто, кто? - поинтересовался доктор Смольников. - Аллах? Вполне вероятно. Я, знаете ли, коллега, всё время как бы ощущал чью-то очень квалифицированную консультацию.
Ибн Ямин грустно улыбнулся.
- Да будет вам изобилие в жизни, - ещё раз поклонился он урус-табибу, - да исполнятся все ваши пожелания...
- Очень своевременно сказано, - заметил доктор, глядя в полуоткрытую дверь. - Я бы, например, хотел узнать, что это за люди собрались в такую рань около вашего забора?
Хамза вышел во двор. Слева около их калитки и на углу возле бани стояли человек десять мужчин. Лица некоторых были знакомы (соседи), других - незнакомы совсем.
"Так, - подумал Хамза. - Кто-то услышал крики Ачахон, увидел, как я привёл врача и сестру, разбудил соседей; все вместе пошли к мечети, рассказали какому-нибудь раннему чтецу корана, получили "совет" и вернулись сюда... А может быть, здесь что-то другое?"
Что делать?
У соседа справа, друга детства Буранбая, вчера остался ночевать Умар... Если они ещё не ушли на завод (Умар уговорил приятеля оставить кузницу, и теперь Буранбай тоже работал на заводе), то втроём им никакая толпа не страшна. Умар со своими руками и плечами грузчика один смог бы раскидать десятерых.
- Я сейчас вернусь! - крикнул Хамза. - Не выходите без меня на улицу!
Он резко открыл калитку и быстро пошёл направо, к дому Буранбая. Толпа около бани молча смотрела на него.
Буранбай и Умар заканчивали утреннюю молитву. Хамза встал рядом на колени, повторил с друзьями последние слова намаза, потом всё рассказал.
Втроём они подошли к калитке дома ибн Ямина. Хамза и Буранбай вошли во двор. Умар задержался на улице и выразительно посмотрел на толпу.
- Пойдёмте, - позвал Хамза доктора Смольникова и сестру милосердия, - теперь вам нечего опасаться.
- Эти люди на улице не сделают вам ничего плохого, - успокаивал врача Хаким-табиб. - Я знаю их, почти все они приходили когда-то ко мне за лекарствами.
Буранбай и Хамза пошли впереди. Доктор Смольников и Аксинья Соколова - за ним. Умар замыкал шествие.
Первая группа "зрителей", стоявшая возле калитки, соединилась со второй, около бани.
Хамза и Буранбай молча протискивались через толпу.
Один из "зрителей", похожий на нищего, встал перед Буранбаем, не собираясь уступать дорогу.
- Дай пройти, - строго сказал Буранбай. - Ты что, слепой? Не видишь - люди идут?
Нищий не трогался с места.
Буранбай железным кулаком кузнеца упёрся ему в грудь и отодвинул в сторону.
- Мусульмане! - истошно закричал нищий, будто его укололи иголкой. - Посмотрите на этих иноверцев!.. Они касались своими мерзкими руками дочери ибн Ямина, они дотрагивались до её обнажённого тела! Они опоганили ислам, замахнулись на шариат, они презирают наши обычаи!.. Питайте отвращение к этим неверным, плюйте на них!
Пальцы Умара сомкнулись на горле крикуна.
- Не трогай ислам! - рявкнул Умар и тряхнул нищего так, что у того глаза полезли на лоб. - Не оскверняй шариат своим зловонным дыханием! Когда ты совершал последний раз омовение, вонючий козёл? Год назад? От тебя пахнет, как от падали, а ты ещё смеешь кричать о наших обычаях?
Он отшвырнул нищего от себя, как нашкодившего щенка, и, втянув голову в могучие, литые плечи, двинулся на остальную толпу.
Толпа отступила.
- Иди домой, - сказал Умар Хамзе, присоединяясь к своим, - и закрой калитку на засов. Они могут полезть к вам во двор Мы проводим доктора и сестру и сразу вернёмся... Иди домой - я буду ждать, пока ты не закроешь калитку.
Хамза пошёл обратно. "Зрители" проводили его недобрыми взглядами.
Лязгнул засов.
- Эй, вы, бараньи обсоски! - крикнул Умар, обращаясь сразу ко всей толпе. - Если кто-нибудь из вас подойдёт к забору ибн Ямина, я сделаю из того дохлого верблюда ещё до второго намаза! Вы поняли меня? Повторяю: если хоть один дотронется до калитки табиба, ему уже не придётся сегодня молиться второй раз - я разорву его на куски!
Доктор Смольников, стоя возле Буранбая, внимательно наблюдал, как укрощает Умар толпу.
Когда они повернули за баню и прошли шагов десять, доктор сказал Умару:
- А вы, оказывается, весьма решительный молодой человек. Будем знакомы. - И он протянул руку.
Умар осторожно ответил на рукопожатие.
- Надеюсь на продолжение знакомства, - сказал доктор.
Проводив урус-табиба, быстро повели домой Аксинью Соколову.
Сестра милосердия жила на квартире около железнодорожной станции вместе с дядей - машинистом паровозного депо.
Подошли к баракам около товарного двора. На лавочке перед низким штакетником, за которым росли подсолнухи, сидел желтоголовый человек со светлыми, сильно обкуренными усами.
- Ну наконец-то! - радостно вскочил он. - Ты где была?.. Я приехал ночью - нету девки. Третий час сижу... - Он посмотрел на Умара и Буранбая. - А это что за люди?
Аксинья коротко рассказала. Дядя внимательно слушал.
- Это который Хамза? - спросил он. - Поэт, что ли? Который стихи против баев пишет?
Буранбай и Умар торопливо подтвердили.
- Тогда поня-атно, - сказал вдруг дядя протяжно и почти нараспев. - А то я подумал, с чего бы это доктор среди ночи пошёл?.. Может, закусите с нами? - предложил он Умару и Буранбаю. - Щец с мясом, а? Прямо из печи.
Друзья отказались.
- А-а, я и забыл, - усмехнулся дядя, - религия не позволяет, так, что ли?
- Возвращаться надо, - сказал Буранбай, - там фанатики собрались...
- Народу набежало, - вмешалась Аксинья, - целая улица! Глазищи у всех злющие, сумасшедшие... Мы еле прорвались.
- Погром, что ли, хотят устроить? - быстро кинул дядя взгляд с Умара на Буранбая и обратно.
- Там женщина больная в доме, - сказала Аксинья, - после операции...
- А ты чего ж ушла? - зыркнул на неё дядя. - Милосердная сестра называется.
- Страшно, - покачала головой Аксинья.
- И-эх!! - неожиданно хлопнул дядя ладонью по голенищу сапога. - Видать, подсоблять надо вашему Хамзе. Стихи-то он пишет правильные... Свой парень!
Дойдя до угла барака, дядя обернулся и крикнул Аксинье:
- Ксюша! Ты щи-то второй раз в печь не ставь! Перегреются!.. Я так думаю, что управимся быстро, не успеют щи остыть.
Уже за квартал до дома ибн Ямина Умар и Буранбай поняли - впереди происходит что-то нехорошее: один за другим их обогнали несколько человек с любопытными лицами, семенивших явно в одну и ту же сторону.
