восторженная толпа не раз качала и носила его на руках у входа в Таврический дворец [261]. На фоне других думцев Набоков выделялся элегантностью, изысканностью манер, особым – англоманским – стилем. Неудивительно, что он постоянно привлекал внимание журналистов, в том числе сатириков и карикатуристов. Как вспоминал в книге «Другие берега» его сын Владимир Владимирович, обычно «отец изображался с подчеркнуто „барской“ физиономией, с подстриженными „по-английски“ усами, с бобриком, переходившим в плешь, с полными щеками, на одной из которых была родинка, и с „набоковскими“ (в генетическом смысле) бровями, решительно идущими вверх от переносицы римского носа, но теряющими на полпути всякий след растительности» [262].
После роспуска первой Думы Владимир Дмитриевич подписал Выборгское воззвание от 9 июля 1906 года, призывавшее к гражданскому неповиновению [263]. В результате этого он был приговорен к трем месяцам тюремного заключения, которое отбывал в петербургской тюрьме «Кресты» с 14 мая по 12 августа 1908 года. В соответствии с действовавшим тогда законодательством его лишили избирательных прав.
Впоследствии Владимир Дмитриевич с искренней ностальгией говорил о первых месяцах работы Думы. В 1908 году, находясь в «Крестах», откуда был виден купол Таврического дворца, Набоков вспоминал: «Боже мой! Неужели всего только два года тому назад, как раз в это время, под этим куполом горела такая лихорадочная жизнь – сотни людей, облеченные званием первых свободно выбранных представителей русского народа, ежедневно с раннего утра до позднего вечера, а многие зачастую до утра следующего дня, забыв обо всем личном, забросив все свои дела и интересы, проникнутые только мыслью о великом павшем на них деле, без устали трудились, болея душой над массой неразрешимых задач, окруженные атмосферой страстного и нетерпеливого ожидания. Живо помню „атмосферу“ этого сказочного времени, постоянные попреки и упреки, что „дума уже столько-то дней заседает, а тюрьмы все переполнены, амнистии нет“» [264]. Но, писал он далее, это было и «мучительное время» [265].
Весьма интересным штрихом к портрету Набокова служит следующий факт. В 1911 году он вызвал на дуэль редактора газеты «Новое время» М. А. Суворина по весьма вздорному поводу [266]. И это при том что Владимир Дмитриевич, можно сказать, только что издал работу «Дуэль и уголовный закон» (1910), осуждавшую этот обычай, этот, как выразился автор, «трагикомический церемониал». «Пусть с этого дикого и отвратительного обычая, – писал он, – будет сорвана мантия красивых слов и снят ореол якобы возвышенных мотивов, его укореняющих. И когда оно предстанет перед нами в своем истинном виде, в своей безобразной наготе, от него отшатнется каждый, в ком живо этическое чувство и кто внемлет голосу разума» [267]. Присущее русскому дворянству чувство формы у Владимира Дмитриевича пересилило разум. Суворин от дуэли отказался, предпочтя отделаться извинениями.
Во время Первой мировой войны Владимир Дмитриевич служил в армии в чине прапорщика. В сентябре 1915 года он был переведен в Санкт-Петербург, в Азиатскую часть Главного штаба, где служил делопроизводителем. В течение всего этого периода (июль 1914 года – март 1917 года) находясь на военной службе, он в политической жизни не участвовал.
В 1916 году Набоков возглавлял делегацию русских журналистов, посетившую по приглашению британского правительства Лондон, Париж и места сражений текущей войны. В состав делегации входили, в частности, А. Н. Толстой и К. И. Чуковский. Впечатления от поездки Владимир Дмитриевич опубликовал в книге «Из воюющей Англии» [268].
Во время Февральской революции Набоков сразу включился в происходящие бурные события. 3 марта он был вызван на совещание великого князя Михаила Александровича с членами Временного правительства и Временного комитета Государственной думы. Набокову, Б. Э. Нольде и В. В. Шульгину предложили составить акт об отречении великого князя Михаила, по которому вся полнота власти вплоть до созыва Учредительного собрания передавалась бы Временному правительству [269]. Безусловно, Набоков признавал юридическую ущербность акта отречения Михаила, который, «не принимая верховной власти, не мог давать никаких обязательных и связывающих указаний насчет пределов и существа власти Временного правительства» [270]. Кроме всего прочего, эта ущербность привела впоследствии к слабости Временного правительства, недостаточной легитимности, не позволившей ему противостоять нарастанию хаоса в стране. Впрочем, этот так называемый Акт об отречении был единственным правовым обоснованием существования Временного правительства.
Набоков отклонил предложение занять должность финляндского генерал-губернатора и по предложению П. Н. Милюкова был назначен управляющим делами Временного правительства первого созыва.
«Отказавшись от какого-либо административного поста, я сам предложил свои услуги в качестве „управляющего делами Временного правительства“ – должность, соответствующая прежнему управляющему делами Совета министров. Я считал, что пост этот, с внешней стороны как бы второстепенный, в условиях нового временного государственного строя, в функционировании которого оставалось так много еще неясного и неопределенного, приобретал особое значение. Здесь, в сущности говоря, предстояло создать твердые внешние рамки правительственной деятельности, дать ей правильную, однообразную форму, разрешить целый ряд вопросов, которые никого из министров в отдельности не интересовали» [271], – отмечал в 1918 году сам Набоков.
Б. Э. Нольде, хорошо знавший Владимира Дмитриевича, позже вспоминал: «От служилых предков он унаследовал совершенно конкретное знание русской государственной машины. Он боролся с начала века за ее перестройку, но он знал, что под предлогом перестройки нельзя было остановить ее движение и что сломавшиеся ее части надо было, не теряя ни одной минуты, заменить новыми»; «Старая русская административная традиция делала должность управляющего делами Совета министров – Временного правительства – важным механизмом в машине правительственной власти. Приняв эту традицию, Набоков стремился сделать все, что мог, чтобы превратить назвавшее себя Временным правительством, на деле чрезвычайно случайное собрание людей, смотревших в разные стороны и объединенных в одно целое прибоем революционной волны, в подлинную власть» [272].
Набоков одним из первых осознал пагубность упорного следования кадетов по пути классического империализма и лозунга «Война до победного конца».
Он склонялся к идее левых партий о прекращении войны всеми воюющими сторонами, но столкнулся с самым упорным сопротивлением со стороны прежде всего Милюкова, который был уверен, что революция произошла исключительно для того, чтобы успешно завершить войну. Отношения Набокова и Милюкова на время заметно охладели.
В мае 1917 года, вскоре после первого кризиса Временного правительства, Владимир Дмитриевич подал в отставку. На его место был поставлен меньшевик А. Я. Гальперн. Набоков же был назначен сенатором только что обновленного Первого департамента. Кроме этого он продолжал работать в Юридическом совещании при Временном правительстве, где подготовил ряд важнейших законодательных актов.
Упомянутый нами барон Нольде отмечал:
