— Этого не тронь, Иво!..
Словно глухое рычание вырвалось из груди Гавриила. Еще немного — и он накинулся бы на обидчика, и он заткнул бы этот грязный рот, посмевший пачкать память честного человека.
Видя, как изменился в лице Гавриил, храбрый воин Шенкенберг оторопело отступил на шаг назад и схватился за меч.
— Я вижу, ты человек опасный, — сказал он нетвердым голосом.
— Габриэль!.. — донесся тут из-за занавеса мягкий умоляющий голос.
Агнес слышала их разговор и не хотела допустить ссоры.
Гавриил, услышав ее голос, задрожал всем телом. Он понял, что в своем внезапно вспыхнувшем гневе зашел чересчур далеко. Сдержать себя было очень не легко, но Гавриил все же нашел силы овладеть собой.
— Ладно! Не сердись, Иво! — сказал он спокойно. — Чего не случается между братьями! Мы ведь с тобой выросли вместе, зачем же нам постоянно травить и задирать друг друга?
Иво молчал, но меч спрятал.
Гавриил продолжал примирительно:
— Я никогда не таил злобы ни против тебя, ни против твоего брата; если иногда я, по своей вспыльчивости, бывал неправ, то сам из-за этого и страдал. Что мешает нам сейчас помириться и впредь оставаться друзьями?.. Подумай, ты счастливее меня и сейчас гораздо могущественнее, а долг всех счастливых и могущественных — проявлять милосердие и великодушие.
— Как скор ты на слова! Я сам знаю, что повелевает мне долг, — проворчал Иво. — Нечего тебе меня учить. Моя первая обязанность — обезвредить опасного пройдоху.
— Где ты здесь видел пройдоху? — через силу улыбнулся Гавриил.
— А тебя я видел!.. Ты — сын русского бродяги и бежал из дома моего отца прямо в Россию. Кто мне поручится, что ты теперь не русский шпион?
— Нет, Иво, никакой я не шпион, — сказал Гавриил серьезно и печально; он подумал, что говорить с Иво Шенкенбергом ему будет куда труднее, чем с молокососом Рисбитером.
— Не шпион, говоришь? — нагло осклабился Шенкенберг. — Это, как видно, произошло совершенно случайно — что русские напали на Куйметса именно в то время, когда ты там находился?
— Я пришел туда совсем с другой стороны и ничего не мог знать о намерении русских, стоявших в Пайде. И сам, кстати, мог в ту ночь оказаться в числе убитых.
— Удивительное совпадение! — насмешливо произнес Иво. — Зачем же ты тогда явился в Куйметса? На красотку рыцарскую дочь поглазеть? Что тебе там вообще нужно было?
— Ничего, — Гавриила уже изрядно утомил этот разговор, но он ничего не мог поделать, ибо здесь не он задавал тон. — Я проходил мимо лагеря, и сам начальник мызных воинов пригласил меня туда.
— Откуда же ты шел и куда направлялся?
— Я шел из Вынну, направляясь в Таллин.
— Что ты делал в Вынну?
— Был воином в русском отряде.
— Вот видишь! Опять странное совпадение, — насмешливо заметил Иво. — А теперь сам послушай, что у нас выходит с твоих слов… Русский воин из Вынну случайно попадает в мызный лагерь, и сам начальник, барон Мённикхузен, случайно снисходит до того, что приглашает его к себе. Вскоре случайно нападают русские, режут всех направо и налево, а русскому воину Гавриилу удается бежать. А зачем ему было бежать, я спрашиваю. Он же мог просто сказать русским, что он и сам русский…
— А разве не ясно, что я спасал фрейлейн Агнес, — опять начинал выходить из себя Гавриил.
— Это все так ясно, что невольно поверишь, — тонко улыбнулся Иво Шенкенберг.
— Я же сказал, тебе, что шел в Таллин.
— Что тебе нужно было в Таллине?
— Я разыскиваю своего отца. И давно. Ты это знаешь.
— Твой отец, вероятно, первый бургомистр в Таллине? — в открытую издевался Иво.
— Мой отец живет в Швеции, — Гавриил отлично понимал: что бы он тут ни говорил, названый брат все равно отыщет повод поиздеваться — такой уж Иво был человек.
— Весьма вероятно, — не стал возражать Иво, — если только голод или виселица не сократили его драгоценную жизнь… Тише, тише, — осадил он. — Оставь свою дубинку в покое. То прекрасное время, когда мы угощали друг друга кулаками и дубинками, уже давным-давно миновало. Сейчас мы с тобой поговорим по-другому.
Иво отдернул занавес у входа в шатер, велел десяти человекам войти и, указывая на Гавриила, сказал:
— Свяжите этого человека и отведите его в палатку моего брата.
Ополченцы Шенкенберга, будто волки, накинулись на Гавриила и в несколько мгновений скрутили его.
В ту же минуту в другой половине шатра раздался болезненный, душераздирающий вопль:
— Не трогайте его, умоляю!..
Гавриил вырвался из рук ополченцев, бросился к постели Агнес и упал перед девушкой на колени.
В глазах Агнес отражались безумное отчаяние и безысходность.
— Они хотят тебя убить? — воскликнула она с ужасом.
— Это не беда, милая Агнес… но что будет потом? — в смятении чувств Гавриил глядел на любимую, словно хотел наглядеться на нее навсегда, навсегда.
Сильные руки снова схватили его сзади за ворот и за руку. Как разъяренный лев, вскочил Гавриил, стряхнул с себя нападавших, вытащил из дубинки меч и воскликнул, сверкая глазами:
— Живым никто меня не свяжет! Да падет моя кровь на твою голову, Иво Шенкенберг!
— Не разыгрывай комедию, — холодно и как-то отстраненно, будто умелый отпор Гавриила его нисколько не впечатлил, сказал Иво. — Никто здесь не жаждет твоей крови, но ты подозрительный человек и за тобой надо следить. Ты останешься в заключении, пока мы не придем в Таллин.
— А потом?
— А потом суд разберет, виновен ли ты в разгроме Куйметса. Если суд решит, что ты не виновен, ты можешь с миром отправляться на поиски своего отца.
— Господа, господа!.. — вдруг перебила их Агнес. — Выслушайте меня!
Она приподнялась на постели, глаза ее лихорадочно горели, на бледном лице появилась легкая краска; девушка была изумительно хороша в своем глубоком душевном волнении.
Как зачарованный глядел на нее Иво.
В шатре все затихло.
— Вам известно, Иво Шенкенберг, что я — дочь владельца Куйметса, Каспара фон Мённикхузена? — сказала Агнес твердым голосом.
— Да, я это знаю уже, — пробормотал Иво. — Что из того?
— Хорошо. Я свидетельствую… я клянусь, что этот человек не виновен в трагедии Куйметса. Верите вы моему свидетельству, моей клятве?
— Я верю, что вы, высокочтимая фрейлейн, этому верите; но, к сожалению, мой долг перед родиной повелевает мне быть недоверчивым, — ответил Иво, сладко улыбаясь. — Нас с вами, сударыня, легко обмануть. Вы плохо знаете господина Гавриила. Он очень опытный, изворотливый тип. Столько всего наговорит, что вы и имя свое позабудете…
— Вы оскорбите меня и моего отца, если тронете этого человека, — возвысила голос Агнес.
— Ваш-то отец тут при чем?
— Рыцарь Мённикхузен могущественен, и он дорожит своим воином Габриэлем.
— Я не боюсь угроз, — холодно заметил Иво.
— Вы меня превратно поняли, господин Шенкенберг. Я и не думала угрожать, я лишь прошу вас как друга, — в лице Агнес снова не осталось ни кровинки; она, кажется, едва удерживалась от того, чтобы опять не лишиться чувств; и только осознание важности момента поддерживало в ней последние силы.
— Не унижайте себя, фрейлейн фон Мённикхузен, — вмешался Гавриил, хмуря брови. — Вы расточаете бисер перед…
— Вы сами видите, уважаемая фрейлейн, как упрям этот человек, — сказал Иво, пожимая плечами. — Но не страдайте вы так за него! Даю вам честное слово, фрейлейн фон Мённикхузен, что я не жажду его крови. Хотя он, смотрите сами, как дерзок. Я не трону и волоска на его голове, если он сегодня или завтра не выведет из терпения меня или моих людей.
— Вы можете поклясться? — с великой надеждой посмотрела на Иво Агнес.
— Могу. Но скажу вам для ясности… На этом человеке лежит подозрение в тяжких деяниях, и он должен оправдаться перед судом в Таллине.
— Я не боюсь суда, но связать себя сейчас не позволю, — твердо сказал Гавриил.
Агнес с отчаянием вглядывалась в лицо Иво — низкий лоб, глубоко посаженные глаза, выдающийся упрямый подбородок; похоже, уступок здесь ждать было бесполезно.
— Габриэль… на одно слово! — тихо позвала Агнес.
Гавриил с готовностью склонился над ней.
— Помни, милый друг: твоя смерть — это и моя смерть, — прошептала ему на ухо Агнес. — Прошу тебя! Смирись ради меня!
— Ты этого желаешь? — печально шепнул ей Гавриил, поглядывая искоса на дюжих ополченцев.
— Я думаю, так будет лучше.
— Ты не знаешь Иво.
— Я знаю своего отца. Он выручит нас, едва обо всем узнает, — слабым голосом молвила девушка.
— Ах, Агнес! Я привык полагаться только на себя. Но если ты просишь…
После этих слов он выпрямился, бросил свой меч к ногам Иво и глухо произнес:
— Теперь делай со мной что хочешь, брат!
В одну минуту руки его были связаны за спиной. Еще раз с грустной улыбкой склонил он голову перед Агнес, и осмелевшие ополченцы потащили его вон из шатра.