присоединятся к нам. Якопо Рончи и Лодовико Пансекки так злы на графа, что придут, как только услышат о твоем решении убить нашего общего врага.
– Ты слеп, Маттео. Разве ты не видишь, что мы должны сделать? Ты принимаешь средства за цель.
– О чем ты?
– Смерть Джироламо всего лишь средство. Цель дальше и выше.
Маттео промолчал.
– Мои руки должны быть чисты. Никто не должен сказать, что мной двигали личные мотивы. И инициатива должна исходить не от меня. Идея убийства должна прийти со стороны.
– И кто, по-твоему…
– Я думаю, предложить ее должен Бартоломео Моратини, а я уступлю его доводам.
– Хорошо! Тогда я переговорю с ним.
– Нет-нет, ни ты, ни я не должны в этом участвовать. Потом ни у кого не должно остаться ни малейших сомнений, что д’Орси уговорили пойти на убийство ради блага общества. Понимаешь? Я скажу тебе, что надо сделать. Филиппо должен нам помочь. Он пойдет к Бартоломео, расскажет о нависшей над нами опасности, предложит Бартоломео убедить меня в необходимости убийства Джироламо. Вам ясно, Филиппо?
– Абсолютно!
– Вы это сделаете?
– Я пойду к нему завтра.
– Подождите, пока о покушении не станет известно всему городу.
Я улыбнулся обстоятельности Кеччо: он, несомненно, все продумал и не упускал ни единой мелочи. И куда только подевались его моральные принципы?
Ночная тьма уже начала разбавляться зарей, когда мы разошлись, пожелав друг другу спокойной ночи.
Я не проспал, как мне показалось, и получаса, когда меня разбудил доносящийся снизу шум. Поднявшись, я подошел к окну, выглянул, увидел на улице толпу. Люди кричали и жестикулировали. Тут я вспомнил случившееся ночью и понял, что новости разлетелись по Форли и горожане пришли, чтобы узнать подробности. Я быстро оделся, спустился вниз и увидел, что и двор запружен толпой. Тут же меня окружили озабоченные люди, жаждущие узнать подробности происшествия. Ходили противоречивые слухи. Кто-то уверял, что Кеччо убили, другие утверждали, что он цел и невредим, большинство полагало, что его ранили. Все ждали Кеччо.
– Если он невредим, почему не выйдет к нам? – спрашивали они.
Слуга уверял их, что Кеччо одевается и спустится к ним с минуты на минуту… Внезапно раздался крик. Кеччо появился на верхней площадке лестницы. Люди бросились к нему, окружили, радостно крича, пожимали ему руку, цеплялись за ноги, просто прикасались к нему, чтобы убедиться, что он не ранен, целовали его камзол… Бартоломео Моратини вошел во двор, сопровождаемый сыновьями, и толпа раздалась, чтобы он мог пройти и обнять Кеччо.
– Слава богу, ты невредим! – воскликнул Бартоломео. – Если что-то случится с тобой, для Форли это будет черный день!
Люди ответили криками согласия. Но тут же с улицы донесся глухой и недовольный ропот. Люди, стоявшие у лестницы, оборачивались, чтобы понять, что там такое.
– Расступитесь! Расступитесь! – послышались резкие крики. Толпу расталкивали, чтобы пропустить группу мужчин, в центре которой шел граф. Граф! Кеччо вздрогнул, но тут же взял себя в руки и поспешил навстречу высокому гостю. Джироламо подошел к нему, обнял, расцеловал в обе щеки.
– Мой Кеччо! Мой Кеччо!
Сторонники д’Орси, знавшие правду, изумленно переглянулись.
– Я поспешил сюда, как только узнал ужасные новости! – воскликнул граф. – Ты цел и невредим? Совершенно невредим?
Он вновь обнял Кеччо.
– Ты и представить себе не можешь, как я испугался, когда услышал, что ты ранен. Как же я рад, что это неправда! Господи, я благодарю Тебя за то, что Ты уберег моего Кеччо!
– Вы очень добры, мой господин, – ответил наш друг.
– Утешает только одно: грабители получили по заслугам. Мы должны принять необходимые меры, чтобы избавить город от таких опасных людей. Что скажут люди о моем правлении, если станет известно, что мирный горожанин не может ночью дойти до своего дома, не опасаясь за свою жизнь? Ох, Кеччо, я так корю себя за случившееся.
– У вас нет на то причин, мой господин, но… наверное, будет неплохо выяснить, кто эти люди, узнать, известны ли они в Форли. У них могут быть сообщники.
– Разумеется. Такая мысль приходила мне в голову. Давай выставим их тела на ярмарочной площади, чтобы их все могли увидеть.
– Извините, мой господин, – вмешался один из сопровождавших графа придворных, – но убитых оставили на ночь в церкви Сан-Спирито, а к утру трупы исчезли.
Мы с Маттео переглянулись. Кеччо не отрывал глаз от графа.
– Исчезли?! – воскликнул тот, выражая крайнее неудовольствие. – Кто несет за это ответственность? Предложи награду за розыск тел и сообщников этих бандитов. Я требую, чтобы их нашли!
Вскоре после этого он отбыл, вновь расцеловав д’Орси, похвалив меня и Маттео за поддержку, оказанную Кеччо.
– Я сожалею, мессир Филиппо, что вы не уроженец Форли. Я бы гордился таким гражданином.
Бартоломео Моратини еще не покинул дворец д’Орси, поэтому, воспользовавшись случаем, я взял его за руку и отвел в галерею, уставленную скульптурами, где мы могли поговорить без посторонних.
– И что вы об этом думаете? – спросил я.
Он покачал головой:
– Это начало конца. Конечно же, всем нам совершенно ясно, что эти убийцы наняты графом. Притворной озабоченностью он никого не убедит в собственной невиновности. Весь город шепчет его имя. После провала первой попытки он не колеблясь предпримет вторую. Даже если он сможет простить оскорбление, нанесенное Кеччо, он не простит оскорбление, которое нанес себе сам. И в следующий раз он своего добьется.
– Меня это очень тревожит, – признался я. – Вы знаете, с каким уважением я отношусь к обоим д’Орси.
Он остановился, крепко сжал мою руку.
– Я просто не могу позволить Кеччо так безропотно отдать свою жизнь, – добавил я.
– Но что можно сделать?
– Только одно, и вы это предлагали… Джироламо надо убить.
– Да, но Кеччо никогда на это не согласится.
– Боюсь, что нет. – Я тяжело вздохнул. – Вы же знаете, какой он совестливый.
– Да, и хотя, по-моему, он тут перегибает палку, я его за это уважаю еще больше. В наши дни так сложно встретить такого честного, прямого и совестливого человека, как Кеччо. Но, мессир Филиппо, приходится жить по законам своего времени.
– Я тоже убежден в благородстве Кеччо, но оно его и погубит.
– Боюсь, что да. – Бартоломео погладил бороду.
– Кеччо надо спасти, даже против его воли. Нужно, чтобы он понял необходимость убийства графа. Он не станет слушать ни меня, ни Маттео, но вы для него авторитет. Я уверен, если кто и способен повлиять на него, так только вы.
– Действительно, иной раз он прислушивается ко мне.
– Вы попытаетесь? Только он не должен заподозрить,
