– Это случится, если не станет Суздаль воевать за Киев и другие земли…
– Киев мне не нужен! – отрезал Андрей. – Сейчас возникло несколько сильных княжеских центров – Смоленск, Галич, Новгород, Волынь, Суздаль, Рязань. Они не подчиняются столице – поступают как хотят. К чему взваливать на себя непосильный груз ответственности великого князя? Кроме огромных трудностей, потерь в средствах и людях сидение в Киеве ничего не дает. Я это давно понял и не раз говорил отцу. Да не слушал он меня. Но теперь я свободен в выборе решения. Мы покидаем Южную Русь. Прикажите своим людям готовиться к дальнему пути.
– Но как же отец?
– Что – отец? Он сидит на великокняжеском престоле, и ему ничто не угрожает. Все князья стоят за него. Разве что черниговский князь Изяслав Давыдович, свергнутый с престола, да волынские князья Мстислав и Ярослав остаются в его врагах. Но что они могут сделать со столь могучим князем?
Два дня шла подготовка к отъезду. Вечером Андрей позвал к себе братьев, сказал заговорщическим голосом:
– Встречался я несколько дней со священником церкви Вышгородского женского монастыря Николаем и его зятем, диаконом Нестором. Показали они мне древнюю икону, написанную самим евангелистом Лукой с подлинного лика Девы Марии, то есть еще при ее жизни. Увидев сию икону, умилилась тогда Богоматерь и сказала: «Отныне ублажат Меня все роды». И добавила: «Благодать родившегося от Меня я и Моя с сей иконой да будут». Икона эта была перевезена из Иерусалима в Царьград, а в 1131 году греческим императором была подарена князю Мстиславу Великому.
– А нам можно хоть краем глаза посмотреть на нее? – с придыханием спросил Яким.
– Уговорил я Николая показать нам святыню сегодня ночью, когда будут спать Божьи люди. Расскажет он нам про чудеса, творимые ею.
В полночь подошли они к монастырским воротам. Андрей негромко сказал несколько слов, раскрылась тотчас маленькая калитка, и они вошли вовнутрь. Небо было затянуто тучами, моросил дождичек, кругом ни зги, только смутно виднелись белые стены церкви да неясными тенями проступали низкие постройки, в которых жили монахини. Звякнуло железо, открылись двери в храм, там стояла темнота, лишь в дальнем углу горела лампада. Священник подошел к ней, зажег свечку и поставил ее перед иконой.
– Подойдите сюда, – негромко произнес он.
Они приблизились и замерли в немом восторге и изумлении. Из темноты, словно живая, глядела на них Матерь Божия, глядела мудро и строго, требовательно и всепрощающе. Они упали перед ней ниц…
Говорил священник вздрагивающим голосом:
– Видать, не место ей здесь, не желает она оставаться в этом храме. Поставили мы ее на этом месте, только трижды сходила она с него. В первый раз ее нашли посреди церкви и вновь поставили на место. В другой – увидели обратившейся ликом к алтарю, тогда перенесли мы ее в алтарь. В третий – икона стала вне алтаря…
Тогда обратился князь Андрей к иконе:
– О Пресвятая Богородица, Мати Христа Бога нашего, будь заступницей за Ростовскую землю, посети новопросвещенных людей, мы все в твоей воле рады быть!
И покатилась по щеке образа Пресвятой Богородицы слеза. Тогда встал князь Андрей и произнес торжественно:
– Быть сей иконе Чудотворной в Суздальском крае, а блюстителями ее я беру с собой двух клириков Вышгородской церкви – священника Николая и диакона Нестора вместе с их женами и семьями!
Той же ночью не мешкая отправились они в дальний путь.
Перенесение иконы сопровождалось чудесами. Ехали Смоленской дорогой – по Днепру и далее волоком к Ваузе, притоку Волги. Достигнув Ваузы, Андрей нанял проводника, ибо река «наводнилась», то есть сильно разлилась из-за продолжительных осенних дождей. Послали человека, брод, но когда тот въехал на коне в реку, то начал тонуть. Князь обратился к иконе и, по его молитвам, всадник вместе с конем выбрался из пучины на берег. «Сие же бысть первое чудо Пресвятой Богородицы», – посчитали и сам Андрей, и бывшие с ним люди. Первое не вообще, а совершенное на землях Суздальской Руси. История чудотворного образа как бы начиналась заново.
От Ваузы двинулись сухим путем к Клязьме, мимо Москвы. На Рогожских полях случилось новое происшествие. Внезапно взбесившийся конь напал на беременную жену священника Николая, начал топтать ее копытами, а затем, запутавшись в ее одеждах, сильно покусал. Думали, что попадья уже мертва, и возвестили о том Николая. Тот же, воззрев на образ Святой Богородицы, взмолился: «Госпоже Пречистая Владычица! Аше Ты не избавиши ея от смерти, се уже мертва есть». И попадья поднялась, цела и невредима.
В десяти верстах от Владимира кони под иконою вдруг встали. Запряжены были свежие кони, сильнее первых, но и они не тронулись с места, хотя, кроме иконы, в повозке ничего больше не было.
Пораженный этим чудом, князь Андрей велел остановиться и раскинуть шатер. Ночью к спящему Андрею явилась Божия Матерь с хартией в руке и приказала не везти ее икону в Ростов или Суздаль, а поставить в небольшом городке Владимире. На том же месте, где произошло видение, велела она соорудить каменную церковь во имя Рождества Богородицы и основать при ней монастырь.
Проснувшись, Андрей горячо молился и заложил на том месте, где являлась к нему Богоматерь, село Боголюбово, где потом построил богатую церковь. Вскоре село разрослось и сделалось городом.
Во Владимире для иконы был возведен особый собор. Оклад, которым Андрей украсил икону, отличался дивной красотой и богатством. Одного золота в него было вковано более тридцати гривен, не считая жемчуга, драгоценных камней и серебра.
Покой в Суздальской земле всколыхнула весть о смерти великого князя Юрия Долгорукого. Тотчас состоялся собор бояр, который провозгласил князем Андрея. Новый правитель своей волей малолетних сыновей Юрия Долгорукого с матерью отправил в далекую Византийскую империю и стал единолично править Залесской землей, как иногда называли Ростово-Суздальскую Русь.
Федор весь ушел в хозяйство. Яким корпел над летописью, поэтому пришлось разрывать себя между двумя имениями. Подрастали дети, старшие становились помощниками, пора было присматривать им богатых невест. Только с Ефимией становилось все хуже и хуже. Располнела настолько, что с трудом поднималась с кровати, за собой почти не следила, ходила с распущенными волосами, неубранная и неряшливая. И постоянно ела. Особенно любила сдобные булки, блины и пироги. Лекарь наставительно говорил Федору:
– Убеди ее употреблять пищи поменьше. Задавит она свое сердце жиром.
Но едва он начинал такой разговор, как Ефимия пускалась в слезы и начинала причитать:
– Дожила! В своем имении и поесть не дают!
Однажды утром вошли к ней слуги и нашли ее возле кровати бездыханной. Нельзя было сказать, что скорбел он по ней сильно, но прожили вместе много годков, всякое было, поэтому погоревал на похоронах, отметил положенные по трауру дни, а потом стал забывать.
Наведался как-то к нему в имение князь Андрей. Повел он его на конюшни, скотные дворы, в амбары. Сказал с гордостью:
– Помнишь, в юности заезжал в имение? Так вот раза в полтора-два теперь у меня всего прибавилось. Дань плачу исправно, крестьяне в долгах передо мной и князем не ходят. И все потому, что столько лет мирно живем, на военные походы не тратимся.
– Скоро придется, – озабоченно проговорил Андрей. – Булгары вновь зашевелились, нападают на наши пределы, грабят, убивают. Видно, забыли прошлые уроки. Так что приехал предупредить: собирай свое воинство и прибывай с ним во Владимир. Там теперь сбор ополчения.
Скребнуло на душе у Федора, привык он к мирной жизни, но не подал вида, ответил бодро:
– Приведу в полном составе, а сам явлюсь в новом вооружении. Слышал я, в Переяславле оружейник знатный объявился. Из Южной Руси прибыл. Панцири делает красивыми и прочными.
– Это как ему удается?
– Знать, секрет какой-то от отцов и дедов достался. Может, и для тебя заказать?
– Надо ехать на примерку, а со временем сам знаешь как у князей… Подумаю, может, решусь.
Сделав нужные распоряжения по подготовке к походу, Федор отправился в Переяславль. Мастера он застал в кузнице, тот корпел над отделкой меча. По лезвию наносился красивый узор: извиваясь, змея нацеливалась на добычу, которая, как видно, пряталась за пределами острия меча.
– Выбирай, боярин, какой панцирь по душе. Могу сделать крепкий и надежный, но с виду будет не очень красив. Могу предложить такой, что все заглядятся на него, но к бою не очень приспособленный, – в нем под стягом стоять, своих и чужих изумлять. А есть и красивый, и прочный на удар, но только стоить будет дороже.
– Я бы хотел взять именно такой. Как же он делается?
– Из двойного листа. Такие и другие мастера куют. Только листы у них толстые и панцири тяжелые, в бою в них неловко. А я знаю секрет, что будешь сражаться и не почувствуешь гнета.