— Вот-вот! А я как-то прохожу по пристани, он там с норманнами прогуливается, чего-то высматривает, — прервал его сосед, мужик лет тридцати, как видно кузнец. — Слышу, говорит: «Придет время, и нас заберет с собой богиня Моржана». Это, какая-такая Моржана? Есть у нас, словен, одна богиня смерти, зовут ее Мораной. А он — Моржана!
— Чужой!.. Пришелец!.. Не наших кровей человек!.. — раздалось с разных сторон.
— И братается только с норманнами. Они у него и в дружине, и в Боярском совете, и друзья у него почти все норманны… — говорил кто-то с дальнего конца стола, бородатый, длинноволосый, похожий на жреца.
— Один Олег чего стоит! С застывшим лицом, неподвижным взглядом. Как будто души нет в человеке…
— А он у него на первом месте!
— Говорят, родственник!
— Сестра его за Рюриком…
— Так он шурин ему!
— В общем, два сапога пара!
Тут разговор стал общим. Высказывались, не соблюдая очереди и звания, порой все разом. Начался настоящий галдеж.
— А вы заметили, как он говорит? Вроде бы по-нашему лепечет, но все равно как-то пришептывает, вроде как коверкает наши слова…
— Нет, нет, не наш человек!
— Поэтому и на народ наш, и на обычаи наши ему наплевать!
— Вече решил загубить!
— Народовластие наше под княжеский каблук намеревался положить!
— По домам хочет нас загнать и править единолично!
— А дань, какую наложил?
— Мы после смерти Гостомысла вообще ничего не платили…
— Неправда!
— Да чего там! Крохи отдавали…
— А тут — гони десятину!
— Чтобы он себе пузо нажирал!
— И нажрет! С его-то наглой рожей!
— От него всего жди!
Долго еще горячились собравшиеся, дорвавшись до даровых еды и медовухи.
О местоположении отряда Вадима Рюрик узнал случайно. Был у него в дружине воин Вольник, заядлый охотник. Отправился он однажды на лодке в свои любимые охотничьи места по реке Мете, высадился на берег и углубился в лес, где водились особенно породистые, с серебристой шкуркой соболи. Он прошел наверно с полчаса, убил несколько зверюшек и вдруг впереди увидел шалаш, потом другой, третий… Сначала подумал, что это какая-нибудь охотничья артель забрела, но когда пригляделся, то понял, что живут тут военные люди: на деревьях развешаны щиты, мечи, доспехи и прочее снаряжение, шкурок промысловых почти не видно, зато забито несколько кабанов и лось; мясо их разделывали возле костров. Пока пытался сообразить, кто мог обосноваться в такой глуши, как увидел бывшего посадника новгородского Вадима.
Этого высокого роста, со здоровенными руками, плотным брюшком и круглым лицом человека Вольник узнал бы среди тысяч людей, потому что неоднократно им дел и на вече и на улицах Новгорода, и даже как-то перекинулся с ним несколькими словами. Значит, вот куда забился этот неугомонный человек, вот откуда намеревался нанести внезапный удар по своему врагу!
Вольник причислял себя к новой власти, поддерживал ее, потому что входил в число обеспеченных людей, которых Рюрик одаривал и подарками, и землей с крестьянами. Поэтому со всеми предосторожностями вернулся к своей лодке, по течению быстро добрался до Ильмень-озера, а оттуда — в Новгород. Выслушав дружинника, Рюрик немедленно послал за Олегом.
— Бери пять сотен конных воинов, — приказал он ему, — и следуй за охотником, он тебе покажет дорогу к логовищу Вадима. Не теряй ни минуты времени, накрой их внезапно, пока они не ожидают нападения. Громи безжалостно, убивай на месте, не давай рассеяться по лесу. Что касается Вадима, то привези его мне живого или мертвого. Пока он жив, покоя нам не будет. Выполняй приказ немедленно и нигде не задерживайся!
Уже через час полтысячи всадников выехали из Новгорода и направились по торговой дороге в булгарские и хазарские земли. День был солнечный, дождей не было с неделю, кони шли споро. Впереди ехали Олег с Вольником.
— Неужели ни одного дозорного не поставил Вадим? — удивлялся Олег.
— Я сам был поражен! Хоть бы для вида кого-нибудь выделил…
— Но почему? Ведь неглупый человек!
— Неопытный! Сроду в лесу не воевал. Думает, уйду в самые дебри и болота, никто никогда не сыщет. Заблуждение городского человека! Это только городским лес кажется непроходимым, недоступным и непреодолимым. А для нас, охотников, он дом родной. Я тут вокруг Новгорода все обходил, чуть ли не каждую тропинку знаю…
— А поворот к стоянке не проглядишь?
— Ни в жизть!
По каким-то особым приметам Вольник определил маленькую узенькую тропинку, убегавшую в глубь леса, и отряд свернул на нее. Олег приказал двигаться со всеми предосторожностями.
Спросил охотника:
— Далеко добираться?
— С полчаса.
Минут через десять открылась полянка и на ней маленькая охотничья избушка. Возле нее висели и лежали шкурки животных, копошилась женская фигурка. Олег подъехал поближе. Женщина сидела спиной к нему, занималась выделкой шкурки. Рядом с ней возился мальчик лет семи, забавлялся игрой в кости.
Олег вгляделся в спину женщины, и что-то пронзительно знакомое показалось ему и в ее тонкой, гибкой фигуре, и порывистых движениях. Он верил и не верил…
Женщина обернулась, и Олег узнал в ней… Ивицу! Для него встреча была столь неожиданной, что он оторопел и только молча, смотрел на нее, не в силах произнести ни слова.
Она тоже удивленно глядела на него, но, как видно, не испытывала того потрясения, которое переживал он.
Они, молча, смотрели друг на друга.
Наконец Олег спросил:
— Ивица, что ты тут делаешь?
— С мужем охотимся. Он у меня промысловик.
Он кивнул на домик:
— Вы здесь живете?
— Нет. Наш дом далеко отсюда. Этот домик ничей. Пока мы его заняли.
Олег сошел с коня, подошел к ней. Она следила за каждым его движением спокойно, видно привыкла принимать случайных лесных путников. На костре в небольшом котелке варилось мясо, вкусный запах которого он почувствовал еще ранее.
Она взяла половник, глиняную чашку, быстро налила варево, положила кусок мяса, поставила на пенек. Пригласила:
— Угощайся, князь.
Он присел на корточки, принялся за еду, изредка бросая на нее взгляды. Она сильно изменилась за эти три года. Лицо ее утратило девичью свежесть, было загорелым и обветренным, и вся она казалась повзрослевшей, даже умудренной.
И только глаза ее были прежними — большие, выразительные. Когда она в упор взглянула на него, перед ним все вдруг закачалось и поплыло, он перестал пони мать, где находится. Никогда, кажется, не было ему так хорошо, как сейчас. Вечно сидел бы у костра и чтобы это чудное существо стояло рядом с ним.
В это время мальчик вдруг бросился бежать в лес.
— Куда ты? — властным голосом окликнула они его.
— По грибы! — на ходу выкрикнул он и скрылся и чаще.
— Дикий растет, — сказала она с ласковой улыбкой. — Чужих людей боится. Вот и вас испугался.
Олег прикидывал в уме и не мог понять, чей же этот ребенок. Уж не Ивицы ли?
Она поняла его молчаливый вопрос, сказала:
— У охотника, что с нами промышлял, сначала умерла жена, а потом его самого задрал медведь. Вот и прибился к нам. Ничего не скажешь, послушный, трудолюбивый растет.
— Но ведь ему всего семь лет!..
— Ну и что? Мы его с пятилетнего возраста приучаем к труду. Иначе лодырем вырастет.
Они помолчали.
И вдруг он задал вопрос, который вертелся у него на языке, но не хотелось спрашивать:
— Ивица, а почему ты меня бросила тогда одного в лесной чаще? Не жалко было?
— А что такого? Оружие и еду я тебе оставила, а выйти из леса не составляло труда.
Он вспомнил, как пережил ее предательство, и хотел упрекнуть в этом, но вдруг почувствовал, что у него нет ни обиды, ни злости против нее. И если бы она и сейчас поманила его одним пальчиком к себе, он пошел бы безоглядно, не рассуждая, куда она поведет его и что с ним станет.
— А как с мужем живешь? Не обижает?
— Нет. Он у меня смирный. Наоборот, я им командую.
— И он подчиняется?
— Охотно. Ему это нравится.
«И мне бы нравилось, если бы ты мной руководила», — подумал Олег.
Подъехал Вольник.
— Ярл, пора ехать. Мы можем опоздать.
— Успеем. Садись, перекуси.
— У нас нет времени!
— Я приказываю. Закон гостеприимства надо уважать. Этому меня учили, когда я собирался ехать в вашу страну.
— Я не хочу.
— Через «не хочу». Иначе хозяйка обидится. Садись!
Вольник спрыгнул с коня, подсел рядом. Ивица наложила ему мяса, налила бульон, подала чистую ложку. Вольник отхлебнул несколько глотков, поднялся.
— Спасибо, хозяйка. Но нам пора.
— Ну что ж, пора так пора. — Олег неохотно встал, поклонился Ивице. — Спасибо за угощение. На обратном пути заеду, продолжим нашу беседу.
