Ридван рассеянно и задумчиво сказал:
— Человек может прожить и без женщины… Это не проблема!
— Человек может прожить и без женщины, но в этом-то и проблема! Ты можешь не обращать внимания на то, о чём спросят другие, но как насчёт тебя самого? Возможно, ты скажешь, что женщина вызывает у тебя отвращение, но почему же она не вызывает отвращения у других? Ты ощущаешь, что ты сродни неизлечимой болезни и сторонишься всего мира. Но это худший компаньон одиночества. Может быть, после тебе будет стыдно того, что ты вынужденно продолжаешь презираешь женщин.
Али Мехран в отчаянии фыркнул и сказал:
— Я мечтал о приятном вечере, достойном прощания!
Абдуррахим-паша засмеялся и спросил:
— Но это же прощание с паломником!.. Что ты вообще знаешь о прощании с паломниками?
— Я провожу вас с молитвой и встречу с розовощёкими и прекрасными, и тогда посмотрим, что вы будете делать!
Паша ударил рукой об руку и засмеялся:
— Предаю себя в руки Всемогущего Аллаха!
51
На пересечении улиц Шариф и Каср Ан-Нил перед кафе «Ритц» Камаль неожиданно столкнулся с Хусейном Шаддадом! Оба остановились и уставились друг на друга. Камаль воскликнул:
— Хусейн!
Тот в свою очередь тоже воскликнул:
— Камаль!
Они обменялись тёплым рукопожатием и радостно засмеялись.
— Какая приятная неожиданность после стольких лет!
— Сколько лет, сколько зим!.. Ты так сильно изменился, Камаль. Но не буду забегать вперёд, возможно, я только преувеличиваю! Фигура та же, как и в целом внешний вид. Но откуда эти солидные усы?!.. И эти классические очки и трость!.. И эта феска, которую уже никто, кроме тебя, не носит?!..
— Ты тоже сильно изменился!.. Располнел даже больше, чем я мог себе представить. Это в духе парижских традиций?.. Где тот Хусейн, которого я знал?!
— А где тот Париж?.. Где Гитлер и Муссолини?.. Что с нами стало? Я направлялся в «Ритц» выпить стакан чаю. Не возражаешь, чтобы посидеть немного вместе?
— С превеликим удовольствием…
Они вошли в «Ритц» и уселись за столик у окна, выходящего на улицу. Хусейн Шаддад заказал чай, а Камаль кофе. Затем они вновь с улыбкой принялись рассматривать друг друга. Хусейн стал намного крупнее и вширь, и ввысь. Но интересно, что он делал в жизни? Странствовал ли по миру, как когда-то хотел? Но несмотря на улыбку в его глазах, в них отражался грубый взгляд, словно сменивший детский период, что был в них до того. Прошёл уже год с момента встречи Камаля с Будур на улице Фуада Первого. За это время он оправился от любовного рецидива, и всё семейство Шаддад отступило в дальний угол забвения. Появление же Хусейна пробудило его душу от дремоты. Прошлое вновь предстало перед ним, словно распространяя все те радости и боль.
— Когда ты вернулся из-за границы?
— Почти год назад…
«И ты совсем не делал попыток встретиться со мной?! Но в чём можно тебя упрекнуть, если я сам забыл тебя и уже давно окончил нашу дружбу?!»
— Если бы я знал, что ты вернулся в Египет, то примчался бы увидеть тебя!
По лицу Хусейна не было заметно, что от слов Камаля его охватила неловкость или смущение. Он просто ответил:
— Когда я вернулся, я обнаружил, что меня ждали проблемы. Разве тебя не достигли известия о нас?
Лицо Камаля омрачилось, и он коротко с сожалением произнёс:
— Да, через нашего друга Исмаила Латифа.
— Он уехал в Ирак два года назад, как мне рассказывала мать… Словом, по возвращении меня ожидало множество проблем, я уже говорил тебе. И потом мне пришлось работать, и я работаю днём и ночью!
Это был Хусейн Шаддад 1944 года разлива! Тот самый, что считал работу преступлением против человечества. Неужели это прошлое существовало? Вероятно, единственным свидетельством тому был стук его собственного сердца.
— А ты помнишь последний раз, когда мы встречались?!
— Ох!..
Тут к ним подошёл официант с чаем и кофе, прежде чем Хусейн закончил говорить. Хотя было видно, что он не питает особого энтузиазма перед воспоминаниями!..
— Дай мне напомнить тебе. То был 1926 год.
— Браво, какая память!.. — он рассеянно заметил… — Семнадцать лет в Европе!
— Расскажи мне о своей жизни там!
Хусейн покачал головой, поседевший лишь в районе висков, и сказал:
— Давай это отложим до поры до времени. Сейчас довольствуйся такими заголовками: «То были годы путешествий и радости, похожие на мечту. Любовь и женитьба на парижанке из почтенной семьи. Война и эвакуация на юг, банкротство моего отца, работа в магазине моего тестя, возвращение в Египет без жены для подготовки ей достойной жизни здесь». Что ещё ты хочешь знать?
— У тебя есть дети?
— Нет…
Он словно не хотел говорить. Но что же осталось от их прежней жизни, чтобы заставить Камаля жалеть о ней? Несмотря на это, он обнаружил в себе сильное желание раскрыть двери прошлого, и спросил:
— А как насчёт твоей прежней философии?
Хусейн ненадолго задумался, затем саркастично засмеялся и ответил:
— В течение многих лет я погружён в работу. Я всего-навсего теперь деловой человек!
Где же тот дух Хусейна Шаддада, в котором Камаль искал утешения и находил эмоциональное блаженство? Уж точно не в этом массивном человеке. Возможно, он нашёл себе новую обитель — в Риаде Калдасе. Этого же человека он не знал. Единственной связующей нитью с ним было непознанное прошлое, то прошлое, от которого он желал сохранить живой образ, а не холодную фотокарточку.
— И что ты делаешь сейчас?
— Один из друзей моего отца нашёл мне работу в бюро цензуры, где я работаю с полуночи до рассвета. И ещё я занимаюсь переводами для некоторых европейских газет…
— А когда ты не работаешь?
— Очень редко. Трудности облегчает то, что я приглашу свою жену в Египет, когда подготовлю для неё такой уровень жизни, который ей подходит. Она из почтенной семьи, и когда я женился на ней, то считался богачом!..
Произнеся эти слова, он громко рассмеялся, словно подшучивал сам над собой, а Камаль улыбнулся так, словно поощряя Хусейна, и про себя отметил: «К счастью, я уже давно забыл тебя, иначе я бы плакал над тобой в глубине души!»
— А ты, Камаль, чем занимаешься?
Тут он поправил себя:
— Помню, что ты очень любил культуру!
«Его следует поблагодарить за такое напоминание!» Он не питал к нему уже никаких чувств, словно тот был покойником, как, впрочем, и его друг к нему. «Мы умираем и вновь оживаем много раз за день!»
Камаль ответил ему:
— Я преподаватель английского языка…
— Преподаватель! Да… Да… Сейчас я вспоминаю. Ты ведь хотел стать писателем?
«Какие безуспешные надежды!»
— Я публикую статьи в журнале «Аль-Фикр», и может быть, скоро соберу несколько из них в книгу!
На лице Хусейна появилась понурая улыбка:
— Ты счастлив, так как реализовал мечты своей юности. Я же…
И он снова засмеялся. Для Камаля же его слова «Ты счастлив» прозвучали как-то странно. Но ещё более странным был тон, с которым он произнёс их, указывающий на зависть. Наконец-то, хоть один раз он был счастлив и достоин зависти! Но от кого? От главы семейства Шаддад! Однако в знак вежливости Камаль произнёс:
— Зато какая карьера у тебя в жизни!
Последний с улыбкой сказал:
— У меня нет выбора. Моя единственная надежда — вернуть кое-что из того уровня, что был в прошлом…
Наступила пауза. Камаль внимательно глядел на Хусейна. Это вызывало у него другие образы из прошлого. Наконец он нашёл в себе силы спросить:
— А как твои родные?
Тот уклончиво ответил:
— Хорошо…
Камаль немного поколебался и спросил снова:
— У тебя ведь была младшая сестра. Я забыл её имя. Как она поживает сегодня?
— Будур?! Она вышла замуж год назад…
— Машалла. Наши дети вступают в брак!
— А ты так и не женился?
«Интересно, он уже ничего не помнит?»
— Нет…
— Поторопись, а иначе опоздаешь на поезд…
