– Позвольте, завещание Екатерины I предусматривало в случае бездетной смерти Петра II переход престола к ее дочерям. Анна Петровна умерла, но Елизавета жива и здорова. Она популярна в России и известна в Европе. Хочу напомнить, сколько продолжались переговоры о ее браке с одним из французских принцев.
– Не совсем понимаю, почему вы считаете нужным обращаться к подобной исторической ретроспекции.
– Только для того, чтобы напомнить о популярности Елизаветы и ее подготовленности вступить на любой престол. Она бегло владеет несколькими языками, знакома с придворными обычаями и могла бы быть вполне достойной императрицей.
– Могла бы! Но ведь речь идет не об актрисе на определенную роль, да и то любая актриса должна приложить немало усилий, чтобы выгодную для себя роль получить. Елизавета этих усилий не приложила. Она унаследовала от матери легкомысленность и влюбчивость.
– Цесаревна еще молода.
– Вы называете молодостью двадцать один год? К такому возрасту талантливые высокорожденные честолюбцы успевают себе создать настоящие партии и толпы сторонников, которые ищут малейшей возможности сделать на них ставку.
– Наш агент сообщал, что Елизавета во время пребывания двора в Москве предпочитала старой столице Александрову слободу.
– Положим, не столько слободу и прелести сельской жизни, сколько фаворитов. Родить к двадцати одному году двоих детей – такое может позволить себе только женщина, состоящая в законном браке. Для цесаревны и претендентки на престол это слишком плохая рекомендация.
– Таким образом, оставались три племянницы Петра.
– И наиболее вероятные претендентки, как дочери старшего брата Петра: две герцогини и одна царевна.
– Но русские и здесь не учли старшинства.
– Вы имеете в виду отказ от герцогини Мекленбургской Екатерины? Но вместе с ней если не на русском престоле, то рядом с ним оказывался герцог Мекленбургский – фигура в высшей степени нежелательная для русских, к какой бы партии они ни принадлежали.
– Вы подумали об этой стороне дела, милорд. Наши агенты сообщают несколько иные сведения. Русских дворян смутил характер самой Екатерины. С ее решительностью и резкостью она вполне могла не пустить в Россию своего мужа, которого терпеть не может, но зато никому не доверила бы управления страной и наверняка вмешивалась бы во все государственные дела. Если вы ничего не имеете против, можно заглянуть в ее досье.
– Теперь это просто необходимо. Убежден, нам еще не раз придется сталкиваться с герцогиней Мекленбургской, и никто не знает, какого влияния при дворе она сумеет достичь.
– Итак, весела. Очень любит общество. Чрезвычайно говорлива. В разговоре неосторожна и небрежна в выражениях. Никогда не признаёт своих ошибок и, несмотря ни на что, до конца настаивает на них. Невнимательна к собеседникам и никогда не прислушивается к чужим мнениям. Склонна к увлечениям, но легко переносит разочарования в любви.
Любовники оставляют ее первыми. В числе фаворитов князь Борис Туркестанский, князь Белосельский-Белозерский, князь… Пожалуй, этот список можно не продолжать.
– Признаю вашу правоту. С таким досье трудно рассчитывать на большое число серьезных сторонников. Но остается Прасковья.
– Младшая из сестер. Вот в отношении нее роковую роль сыграл как раз ее муж, тем более вполне законный, тем более отец ее сына, которому около шести лет. Избрание Прасковьи было бы избранием на престол Дмитриева-Мамонова.
– Он так нелюбим в России?
– Нет, не то. Семья Дмитриевых-Мамоновых древняя, но недостаточно знатная, чтобы ей уступили дорогу другие более аристократические и влиятельные семьи.
– Дворянские междоусобицы?
– Вот именно, милорд. У Дмитриева-Мамонова был единственный выход – составить себе и жене партию среди беднейших дворян и офицеров и подняться к власти на их амбициях и надеждах. Он не позаботился об этом заблаговременно, Прасковье же подобная задача была не под силу.
– А царевна имела это в виду?
– Она единственная из всех имела и немало сделала. Если бы не приезд в Москву такого множества дворян из провинций, которых привлекли предполагавшиеся свадебные торжества Петра II, – эта женщина могла бы выиграть.
– Опять предположения! Надо иметь в виду ее возможности и честолюбие на будущее, а пока вернемся к новой царице. Итак, выбор пал на Анну.
– Именно отлученную от жизни русских столиц и двора, именно стесненную в материальных средствах, именно лишенную всякой партии и сторонников в России, именно незамужнюю.
– Кандидатура на исполнительницу чужой воли?
– Конечно. Ей ли сопротивляться решениям и условиям Верховного Тайного совета.
– Эти условия уже нам известны?
– Пока нет. Но надо думать, Алексей Бестужев сумеет их нам в самое ближайшее время передать.
Митава
Дворец герцогини Курляндской
Герцогиня Курляндская Анна Иоанновна и мамка Василиса
– Мамка, мамка, куда подевалась, мамка! Да скорее же ты! Когда надо, век не докличешься!
– Бегу, ясынька, бегу! Случилось, што ль, чего?
– Мамка, в царицы меня выбирают в Москве, государыней ставят!
– Чтой-то ты, голубушка, в себе ли – в какие царицы?
– В наши, в русские! Верховники в совете тайном на мне сошлись, что мне императрицей быть, мне, мамка!
– Господи! А нету ли обману тут какого? Сразу и в царицы? С чего бы, матушка?
– Да верно, верно все, мамынька! Павел Иваныч Ягужинский тайно нарочного своего прислал упредить, приготовить. Вон он – на кухню послала. Поест – и в обратную дорогу, чтоб никто не видел.
– Ой, ну дай ему господь всех благ, хорошему человеку. Только как можно на кухне-то, Аннушка! С такой вестью в парадных горницах принимать надо, одаривать. Радость-то, радость какая, как во сне!
– Еще чего, в парадных горницах! Совсем, мамка, соображение потеряла – нарочного, да в царицыных покоях.
– Ну уж сразу и царицыных. Ты доживи, покуда настоящие послы приедут, в ноги поклонятся, просить станут, да и того мало. Еще до Москвы доехать надоть, в собор Успенский войти. Вот как скипетр да яблоко державное в белы рученьки возьмешь, тогда и толкуй о царицыных покоях. А покамест молчи. Счастье-то, оно пугливое, враз улетит – ищи свищи, не отыщешь. А щедрость твоя, царевна, окупится, еще как окупится. Ведь первый человек от тебя, царицы-то, в Москву поедет, сказывать станет. Ой, не скупись, Анна Иоанновна, еще успеешь, бог даст, казну царскую считать, а сейчас из последних грошей да по-царски одари. У самой нет, я за тебя все, что припрятала, отдам. Да случилось-то все как, скажи.
– Сама толком не знаю. Вроде хотели Долгорукие после смерти племянника невесту его невенчанную царицей объявить, словно сердцем чуяли, титул ей такой дали – государыня-невеста, завещание сочинили.
– Сами?
– Сами.
– Во бесстрашные, во бессовестные!
– Погоди ты! Сочиняли да не досочинили, в раздор пришли, про что, значит, в завещании писать.
– Знамо дело, каждому куска пожирней хочется.
– Еще как хочется. До престолу-то им ступеньки одной не хватало – ведь в день, что свадьбу назначили, племянник-то помер. А тут другие верховники спохватилися. Раз промеж Долгоруких согласья нет, чего с ними силами не потягаться. И потягались. Так и объявили: мол, никакой государыне-невесте в царицах не бывать, а выбирать, мол, только из дому царского. Вот меня и выкликнули.
– А Елизавета Петровна как же?
– А тебе-то что за печаль? С чего это ты к ней в заступницы пошла?
– Глупостей-то, дитятко, не городи: за нее вон как солдаты стоят, за отцовскую-то кровь. Быть того не может, чтоб разговора о ней не было.
– Был, был, да только она сама даже в Москву приехать не соизволила, в слободе своей заперлась, робенка, сказывают, родила.
– И ты родила. Так что ж за резон от того свое счастье упускать. Баба и не раз, и не два родит, такая уж у нее доля, а престол раз мелькнет, потом разве сниться будет.
– Не захотели ее верховники, даже слушать про нее не стали. Только меня захотели. Кондиции для меня составили.
– Это еще что такое?
– Ну указ такой, что мне делать, а что им – Верховному совету. Если соглашусь, быть мне царицей, если нет…
– Какое еще «нет», с ума, что ли, спятила?
– Да вот Ернест Карлыч.
– Чего – Ернест Карлыч?
– Говорит, посмотреть надо, подумать. А я как сказать ему, не знаю.
– Чего ему смотреть, не его, Бирона, на царство выбирают, чего ему думать, когда тебе государыней становиться. Ишь думатель какой чужим коштом сыскался. И не вздумай тянуть, Анна Иоанновна, не упусти своего часу – не повторится.
– Да он, мамка, будто сердцем чует – первым словом там, чтоб мне без него в Москву ехать.
– И поезжай без него, эко дело!
