Моргана взяла меня за руку, и мы прошли мимо тлеющих остатков порта. Затем перед нами предстало странное зрелище. Деревянное здание было полностью уничтожено огнем; остался только каменный пол с выложенным на нем крестом и осколки цветного стекла, которое было раньше окнами. На камнях валялись обломки статуй, а там, где раньше был вход, лежало тело темноволосой девушки в белом балахоне.
— Думаю, не нужно идти дальше, — сказал я, глядя на побледневшую Моргану.
Она судорожно уцепилась за меня.
— Миром правит черная злоба, — сказала принцесса, — но то, что язычники делают с христианами, не более жестоко, чем войны христианских владык между собой. Давай оставим все это и отправимся искать Авалон.
— Мы могли бы начать поиски прямо сейчас, если бы ты забыла о своей клятве. Но ведь ты говоришь, что только Аэла может освободить тебя от нее.
Мои мысли в сотый раз побежали по этому заколдованному кругу. Усилием воли я выбросил их из головы и подобрал тлеющую головешку.
— Что ты хочешь делать?
— Если в доме холодно, мы разведем огонь.
— Это красивый дом.
Я ни разу не видел что-либо подобное. Стены дома были из отесанного камня, а крыша из черепицы. Каменные львы стояли перед входом, дубовые двери были обиты железом, а в каждом окне было стекло. Сквозь окна проникало достаточно света, так что в доме не было сырости, и мы не стали разводить огонь в громадном очаге, чем-то похожем на очаг в зале Эгберта, только гораздо больше и изящнее.
Все же я принес головешку на кухню и развел огонь под большим котлом с водой. На кухне был большой запас дров, и я надеялся быстро согреть воду.
— В Уэльсе есть обычай: купать девушек в теплой воде перед тем, как выдавать замуж, а также благородных молодых людей перед произнесением клятвы верности королю, — сказала мне Моргана.
— Я этого не знал. Но я расскажу тебе про Фрейю, нашу богиню земли. Она живет в образе прекрасной девушки, выбранной среди свободнорожденных, и для нее строят башню на острове вроде Скаефа. Летом она посещает разные поселения и благословляет урожай. Когда она возвращается, ее рабы удовлетворяют свою страсть с ней, затем купают ее. После этого их убивают, но она так прекрасна, что они умирают счастливыми.
— Куда они отправляются после смерти?
— Не в Вальгаллу, потому что они не воины. А так как они дарили ласки богине, то вряд ли их тела будут пожраны чудовищами на берегу мертвых. Я слышал о других местах, куда они могут попасть, одно из них — это чудесный остров, на котором вечное лето. Может быть, это Авалон, только он по-другому называется.
— Я думала, что только живые могут найти Авалон, но я могла ошибаться.
Держась за руки, мы с Морганой осматривали дом. Я воображал, что он принадлежит мне, великому барону и моей благородной жене Моргане, и слуги готовят пир на кухне. Кроме огромного зала в доме было много другим комнат, включая кладовую. Обеденный стол был из красивого полированного дерева в форме подковы; у изящных стульев были позолочены спинки, мебель украшали резные изображения людей и животных, а посуда была из итальянского фарфора. Больше всего меня удивили кровати, с подушками из гусиного пуха и парчовыми покрывалами, каждая за своей ширмой. Одна из них была похожа на трон, и мы еле удержались от того, чтобы не опробовать ее.
— Ты сказал, что построишь такой дом для меня, — напомнила Моргана, когда мы осмотрели его весь.
— Конечно, построю, когда добуду достаточно золота, — я запнулся, потому что не знал, как добывать золото, кроме грабежей христианских побережий.
— В странах, которые пощадила война, есть дома еще красивее. Когда римские воины были в Британии, они построили много таких домов. Наверное, это дом какого-нибудь принца, или богатого купца, который заплатил викингам выкуп, чтобы они не тронули его стены.
— Такое случается, викинги обычно держат слово.
— Доверять волкам в лесу! — воскликнула Моргана, сплюнув в огонь. — Да, им можно заплатить, чтобы они не жгли, не убивали, не грабили. Чем провинились христиане? Почему мы должны вымаливать свою жизнь и свой хлеб у беловолосого убийцы? Погляди, они сорвали крест с груди Божьей Матери, унесли подсвечники, даже солонку со стола. И все равно хозяин дома дешево отделался, но я бы на его месте лучше погибла, сражаясь перед своей дверью.
Я опустил голову, но не потому, что мне было стыдно за своих сородичей, а потому что споткнулся обо что-то. Когда она согласилась пойти со мной сюда, я надеялся на чудо. Затем меня осенила странная мысль: надо возражать, даже если это разозлит ее еще больше.
— Раз уж он так легко отделался, нам тоже следует взять выкуп.
— Я не собираюсь заниматься такой ерундой, — она запнулась, пристально взглянув на меня, и румянец на ее лице несколько поблек. — Что ты имеешь в виду, Оге?
— Мы можем попользоваться одной из тех замечательных кроватей, — у меня захватило дух, и комната поплыла перед глазами.
После долгой паузы она произнесла:
— Ты хочешь сказать, словно муж и жена? — но ее голос не был так тверд, как она хотела.
— Да, и, причем, в первую брачную ночь.
— Ты хорошо знаешь, что мы не можем обвенчаться по христианскому обычаю и наше ложе будет ложем греха, а дети будут прокляты.
— Разве мы не можем сделать это, как и все люди до прихода священников?
— Наверное, сможем, если Аэла освободит меня от клятвы.
— Как бы его заставить?
— Если бы меня соблазнил христианский барон, вряд ли бы Аэла сделал меня своей королевой, хотя он мог бы оставить меня наложницей. Но если я добровольно отдамся грубому варвару, он скорее зальет ему в глотку расплавленный свинец, чем позволит поцеловать меня еще раз.
— А ты говорила, что он благочестивый христианский принц.
Она сердито взглянула на меня, чтобы понять, шучу ли я.
— Он скорей отрежет себе руку, чем возьмет меня в жены.
— Разве он не может жениться на тебе и сохранить престол?
— Нет, епископы потребуют низложить его. Я не говорила тебе раньше — по договору, подписанному моим отцом и посланником Аэлы, у него есть право отвергнуть меня, если я ему не понравлюсь, или если я не буду девственна.
— Это замечательно.
— Таковы все христианские браки. Но что будет после этого? На Авалоне поют птицы, нет снега, и там все водится в изобилии. Покинув двор Аэлы, мы доберемся туда в твоей маленькой лодке?
— Клянусь своей душой, я верю, что старые кельтские боги укажут тебе дорогу туда, и позволят мне сопровождать тебя.
— Это будет опасное путешествие, но мы не испугаемся. Путь, который мы уже прошли, тоже был не для трусов.
— Это правда.
— Если у меня родится ребенок, ты не запретишь крестить его?
— Клянусь в этом на своем мече.
— Оге, есть ли какой-нибудь обряд, который мы можем совершить, в доказательство того, что это не похоть, а чистая любовь?
— Я знаю такой, и вода для него уже греется.
— Оге, мы не сможем смыть наш грех. Мы ведь будем продолжать грешить.
— Я думал об этом. Мы смоем твое христианское крещение, и ты станешь такой, как сразу после рождения. Тогда грех будет не так велик.
— Это звучит убедительно. А я искупаю тебя, чтобы смыть как можно больше твоего язычества, хотя это вряд ли получится.
После непродолжительных поисков Моргана обнаружила ковш и кусок странного вещества, гладкого и приятного на ощупь.
— Ты знаешь, что это? — спросила Моргана.
— Нет.
— Такие вещи делают в Италии. Знатные дамы трут этим свою кожу, чтобы она была более чистой.
Я снял с огня большой котел, и вылил часть его содержимого в чан поменьше, чтобы иметь под рукой горячую воду. Затем я долил большой котел холодной водой, чтобы она стала лишь теплой, как бычья кровь.
Моя кровь была гораздо горячее, а в крови Морганы можно было смело плавить железо, если судить по блеску глаз и яркому румянцу.
— Мы уместимся в котле вдвоем?
— Да.
— Ты уверен, что никто не войдет?
Я подошел к окну и посмотрел сквозь стекло.
— Море пустынно, а Китти не спит.
— Мой возлюбленный снимет свою одежду?
Пока Моргана раздевалась, она не отводила своих глаз от моих, словно сковав нас цепью. Я не мог поверить в реальность происходящего.
— Я готова, если готов ты, — сказала она.
Я был еще не в силах оторвать от нее взгляд.
— Можно посмотреть на тебя?
— Да, а я буду смотреть на тебя.
Я потерял дар речи, и она спросила:
— Тебе не нравится то, что ты видишь?
— Прости мой неуклюжий язык, но ты прекраснее валькирии, и я недостоин чести быть твоим возлюбленным.
— У тебя сильное и красивое тело, — сказала она, тяжело дыша, — и если ты видишь недостатки в моем, то скажи, чтобы я не очень зазнавалась.
— Твой единственный недостаток в том, что даже король не устоит против твоей красоты.
— Твоя кожа такая же белая, как у меня, там, где ее не обожгло солнце. Скажи, Оге, у меня не слишком длинные ноги?
