– Ты что, государь, испугался?
– Да, боюсь, – ответил Иван.
– Кого, государь? Мертвецов? Так их нечего бояться. Опасаться следует живых, а мертвые вреда уже не принесут. Государь, смотри на этих висельников. Они хотели сжечь Москву, убить и тебя, и маму твою.
– За что? – не глядя на повешенных людей, прошептал испуганный Иван.
– Дядюшка твой пожелал захватить власть, занять твое законное место.
– Я боюсь их!
– Ну вот! Тебе радоваться надобно, что врагов твоих мы вовремя выявили и извели.
– А мне не радостно, а страшно и… жалко их.
– Запомни, государь, измену на Руси только каленым железом выжигают. Не ты, а тебя все бояться должны. Теперь будут, ибо изменников казнили от твоего имени. Так что подними голову и гляди. Привыкай. Тебе не раз предстоит… – Князь Овчина услышал приближающийся топот коней, обернулся. – А это еще кто спешит сюда? Ургин никак не угомонится! – Он приказал охране: – Князя пропустить, остальных остановить и держать в кольце до отдельной команды!
Но люди Овчины не смогли остановить ратников особой стражи. Те галопом прошли мимо и сдержали коней, вплотную подъехав к Овчине и великому князю.
Овчина-Телепнев гневно выкрикнул:
– Чего тебе надо? Кто звал сюда тебя и твоих людей?
Иван потянулся к Ургину.
– Дмитрий, мне страшно!
Тот обжег Овчину пронзительным взглядом.
– Отпусти Ивана!
– Что еще?
Но Дмитрий подхватил Ивана за руки, протянутые к нему, и тут же передал его Тимофееву.
– Подержи, Гриша, великого князя. Отъезжайте с Молчуном в сторону, покуда я с Овчиной поговорю.
Овчина-Телепнев резко обернулся к охране.
– Стража! Взять людей Ургина, забрать великого князя.
Ратники двинулись было с места, но на дороге от Москвы показались еще три всадника. Это спешили к начальнику Федор Шляга, Егор Лихой и Афанасий Дубина. Люди Телепнева замешкались и сами оказались в окружении ратников особой стражи.
На этот раз приказ отдал Ургин:
– Гриша, передай нашим людям, чтобы смотрели за охраной князя Овчины. Если что, разоружить ее, но никого не увечить, понял?
– Понял, князь! Это мы быстро.
Овчина сообразил, что сила на стороне Дмитрия, повернулся к нему.
– В чем дело, князь? Что за дерзость? Или ты забыл, кто пред тобой?
– Тебя разве забудешь? Захочешь, да не сможешь. Ты зачем сюда великого князя привез? Похвастать, как перевешал бояр, сложивших оружие и поверивших твоей лжи? Конечно, достойно похвалы. А ты не подумал, что Иван еще ребенок? Нашел забаву, дитя висельниками страшить! Или это входило в твои тайные планы? Запугать ребенка так, чтобы он умом тронулся? Потом легче будет влиять на него!
– Как ты смеешь, Ургин, так разговаривать со мной? – процедил сквозь зубы Овчина-Телепнев.
– Мой род познатнее твоего будет. Так что смею, князь Овчина. Великая княгиня не снимала с меня ответственности за безопасность великого князя. Да это и не в ее силах. А ты для меня не указ, не глядя на все твое положение.
– Что? – Рука Овчины дернулась к сабле, висевшей на боку.
Ургин усмехнулся.
– Ты за сабельку-то не хватайся, и вытащить не успеешь, как окажешься на земле. А может, ты желаешь сразиться со мной в честном поединке? Так давай! Отправим стражу с великим князем подальше и начнем. Но учти, драться в поединке – это тебе не города грабить, в чем ты отличился в Литве три года назад. Палач ты отличный, ничего не скажешь. Посмотрим, сколь силен в сражении.
– Не по чину мне драться с тобой, князь Ургин.
– Струсил? Не ожидал я от тебя этого. Впрочем, трусость иногда спасает жизнь.
– Ты горько пожалеешь о сегодняшней дерзости!
– Э-э, князь, сколько мне угрожали, не счесть, однако живой пока.
– Вот это ты верно сказал, что пока.
– Тебе не обо мне, о себе думать надобно, и не малолетнего князя пугать, а в оба глаза глядеть, как бы сабля чья голову не снесла. Творящим зло злом и воздастся.
– Все! Мне надоело слушать тебя, тем более продолжать разговор. Во дворце пред великой княгиней ответ держать будешь за свое хамское поведение.
– Я отвечу за слова свои, не впервой! Только ты, когда станешь расписывать княгине подробности нашей встречи, не забудь сказать, что твой отряд из шести человек без боя лапки задрал. То-то она довольна будет охраной великого князя.
– Оставь свои советы при себе!
– Конечно. – Ургин развернул коня и отдал команду ратникам особой стражи: – В Кремль, ребята! Гришка, великого князя держи крепко да не растряси!
Отряд Ургина скрылся за поворотом дороги, с двух сторон сжатой густым лесом.
Овчина же вытащил плетку, подъехал к поникшим стражникам и начал яростно хлестать их.
– Вот вам, скоты, за службу верную, вот вам за защиту и за храбрость! – Он махал плетью, покуда рука не устала, после чего приказал: – Домой! Там с вами отдельный разговор будет, воины!
Вернувшись в Кремль, Ургин ожидал немедленного вызова к великой княгине. Ведь разъяренный Овчина первым делом поспешил во дворец. Но время шло, а Дмитрия никто никуда не вызывал. Более того, дворец покинул и Овчина-Телепнев. Ургин отпустил стражников и остался в Кремле.
С ним остался и Григорий Тимофеев, который поправил на себе оружие и сказал:
– Что-то, Дмитрий, я последнее время Федора Колычева не вижу. Не захворал ли? Проведать бы его надобно.
– Не до того, Гриша.
– Почему?
– Не пойму я, Гриша, неужто Овчина не доложил Елене о нашей стычке?
Тимофеев пожал плечами.
– Кто знает, Дмитрий. Вроде и должен был. С другой стороны, невыгодно это ему.
– Невыгодно?
– Сам посуди, узнает княгиня о том, что мы спокойно Ивана у Овчины забрали, и как поведет себя? Похвалит князя? Вряд ли. Скорее уж обвинит в трусости. А Овчине оно надо? Вот, наверное, и решил князь Иван замолчать это дело. Ты к Елене не пойдешь, Ивана Овчина уломает не говорить матери о твоем с ним разговоре. Да мальчонка толком ничего и не слышал. Разбирательств не будет. Это на руку Овчине. Понятное дело, задел ты его серьезно, и обиду он на тебя затаил большую. Сейчас Овчина мстить не станет, но позже обязательно устроит тебе какую-нибудь подлость. Да ну его, Дмитрий, что будет, то и будет. Поедем-ка лучше Федора проведаем.
– Никуда мы не поедем.
– Почему?
– Нет Федора на Москве.
– А где ж он?
– Узнаешь позже.
– Ничего не понимаю.
– Вот и не ломай голову. Я во дворец пройду. Не нравится мне поведение Овчины, да и с Иваном еще переговорю, коли доступ к нему получу. С каждым днем все труднее становится его увидеть. Успокаивает одно. При такой матери тронуть великого князя не посмеет никто. Но так ли неуязвима сама Елена? Почему Василий говорил, что не дадут ей долго править?
– В этих дрязгах можно запутаться хуже, чем в рыбацких сетях. Ладно, ступай во дворец, Дмитрий, а я тут с Лихим да Молчуном побуду, дождусь тебя.
Дмитрий отправился во дворец, зашел в палаты Ивана.
Тот сидел на лавке, глядел в окно, обернулся и спросил:
– Это ты?
– Я, государь! Гляжу, опечален ты. Не можешь забыть то, что видел на дороге?
– Не хочу вспоминать.
– Так и не вспоминай. Вон кенарь в клетке прыгает. Поиграй ему на свирельке, он запоет, и тебе веселее станет.
– Скажи, Дмитрий, почему ты Ивана Овчину не любишь? Чего вы враждуете? Мама его привечает, со мной он ласков, как и ты.
– Он не девица, государь, чтобы его любить. А насчет вражды, тут ты заблуждаешься. Овчина не враг мне, покуда не выступает против тебя. Я исполняю клятву, данную мною твоему отцу, великому князю, защищать тебя. Беречь, покуда сам не наберешься силы. Вот вступишь на престол, возьмешь в руки всю власть, тогда я пойму, что сполна выполнил свой долг, и уйду.
– Я не хочу, чтобы ты уходил.
Дмитрий улыбнулся.
– Не захочешь, не уйду. Буду и дальше верно служить тебе. На все будет только твоя воля, а над тобой – Божья.
– Это когда еще станется, а теперь я желаю, чтобы вы с Овчиной дружны были. Так и ему скажу.
– Скажи. Кто не против тебя, тот не враг и мне. Ты с матушкой по приезде виделся?
– Нет! Хотел, но мне сказали, что матушка захворала.
– Что с ней?
– Не знаю. Аграфена говорила, простудилась.
– Пусть выздоравливает.
– А почему, Дмитрий, ко мне Федор не приходит?
– Так он тоже захворал. Теперь лечится.
– Ты скажи, жду его.
– Коли увижу, скажу. Ты прилег бы, государь, намаялся с утра.
– Прилягу, голова болит.
– Я к тебе мамку пришлю!
– А сам уйдешь?
– Да. Вечером загляну. Ты отдыхай, государь, и о плохом не думай.
– Страшно мне, Дмитрий.
– Помолись. Страх пройдет.
В палату вошла Аграфена Челяднина, мамка великого князя.
Дмитрий покинул дворец, и к нему тут же подошел Григорий.
– Ну что там, во дворце, князь?
– Да ничего особенного.
– Не прознал, почему Елена не вызвала тебя к себе?
– Захворала она. Не до того ей.
– Как Иван?
– Подавлен. Сейчас с ним Аграфена.
– Что делать будем?
