— Нет, сделана только половина дела!
Сказав так, я попробовал броситься на меч, но люди Оскро не спускали с меня глаз и успели удержать. Я был слишком слаб, чтобы сопротивляться…
Тем временем толпа, ожидающая нашего возвращения у выхода из пещеры, начала волноваться. Увидев меня, люди зашумели, точно охотничьи псы, почуяв зверя. Стражники подтолкнули меня к ним.
Я уже не был им другом. Я оказался среди побежденных, и меня нужно было наказать, чтобы умилостивить богов. Если бы венеды победили, эти же разъяренные сейчас люди целовали бы мне руки.
— Смерть предателю! Смерть!
Камни полетели в нас, один из них рассек мне щеку. Толпа радостно закричала. Оскро стал мягко успокаивать их:
— Остановитесь! Бойорикс должен быть наказанным по всем правилам… Подождите, арбатилы! — воскликнул он, вскинув руки. — Его будет судить совет старейшин и друиды. Они проклянут того, кто к нему притронется!
— Смерть! — все еще не могла успокоиться толпа.
— Предать его огню!..
— Пусть ему вырвут глаза!
— Пусть ему вырвут сердце!
— Он разорил нас!
— Из-за него погибли наши мужья!
— Мой отец тоже погиб! — выкрикнул какой-то подросток.
— Наши женихи не вернулись!
— Из-за него у нас не будут рождаться дети!
— Из-за него нас ждет голод!
На губах Оскро появилась нервная улыбка.
— Это правда, — сказал он, — что из-за Бойорикса наш город постигла такая тяжелая участь. Но вы тоже виноваты, вы были слишком доверчивы. Как мог этот чужеземец, этот незнакомый вам человек, выходец неизвестно откуда, воцариться в Верховном Доме, присосаться к нам, как клещ к оленю?
Вы восхищались им, ради него забыли своих старых, преданных друзей. Он покорил вас тем, что пришел из далеких мест…
— Предай его смерти, и весь разговор!
— Королева поплатилась за свое заблуждение. Но заблуждение было простительным: женщины способны терять голову под натиском чувств. Урок должен пойти вам на пользу. Послушайте меня! Еще не поздно исправить положение. Королева мертва, но вы живы, и вы сохранили право решать свою судьбу, выбирать себе будущее. И если мне удастся спасти вас, умоляю: не допустите, чтобы женщина вновь управляла вами. Пресеките раз и навсегда этот глупый, вредный обычай древности. С сегодняшнего дня. Уничтожьте последний стебелек этого семейства, которое служило причиной ваших несчастий. Не забывайте, что слабый ребенок очень быстро повзрослеет.
— Он говорит правду! Да здравствует Оскро!
— Мой народ, взгляни на свое положение. Его нетрудно понять. С одной стороны от нас эти презренные венеды, они никчемны, хотя считают себя сильными. С другой — великий Цезарь. Судьба подсказывает выбор — она освободила нас от морских торгашей. Что остается? Конечно, принять сторону Цезаря.
— Конечно!
— Слава тем, кто перешел на его сторону с самого начала.
— Как вертобрет Ратиака!
— Цезарь не собирается никому причинять зла, — продолжал Оскро. — Ему не нужны ни ваши жизни, ни ваше имущество, ни ваша свобода, ни ваша вера. Ему нужен лишь мир. Он забудет о ваших ошибках при условии, что вы докажете ему на деле свою дружбу. Вы должны выдать ему тех, кто повинен в ваших заблуждениях. За это он вернет нам полную независимость, освободит от гнета ратиатов.
— А он не обманет?
— Нет. Но сначала вырвите сорняк из своей почвы…
Я хотел крикнуть им, чтобы они не слушали его, но ближайший воин кулаком сбил меня с ног, и снова камни полетели в мою сторону под угрожающие крики.
— Пусть Бойорикс послужит искупительной жертвой. Как и его сообщники.
— Да здравствует Оскро!
— Да здравствует наш освободитель!
Вот как быстро менялось настроение галлов. Вот каким способом Оскро сделался королем арбатилов. Друиды поспешили вручить ему королевский скипетр и золотой круг. Дивиак умер поистине вовремя…
Мы бежали, привязанные к лошадям гвардии Оскро до самого Верховного Дома. В последний раз оказался я во главе своего галльского войска, вернее, его жалких остатков, уцелевших в резне, а теперь уклоняющихся от летевших вдогонку камней.
Нас бросили в зловонную яму, служившую тюрьмой. Вечером нам спустили по лестнице котелок с варевом из гнилых овощей, а вслед за ним маленькое плачущее существо, которое люди передавали друг другу, пока оно не оказалось около меня. Это была ты, Ливия.
Ты стала маленькой узницей. Я взял тебя на руки, вытер слезы, отдал свою еду. Ты не понимала, почему тебя оторвали от заботливых служанок, игрушек, любимой серой кошки. И все же, когда другие уснули на сырой соломе, ты крепко обвила ручонками мою шею и прижалась ко мне шелковистыми светлыми волосами. Твой серебряный, легкий голос спросил:
— Где же Шиомарра? Скоро ли она вернется?
— Она задержится ненадолго.
— Где она?
— Она спит.
— В такой час? Ты знаешь точно? Кормилица сказала, что она уехала.
— Куда?
— На острова, где не бывает холодно.
Я прижал тебя к груди так сильно, что ты воскликнула:
— Но мне же больно!
В эту минуту я понял, дорогая Ливия, что говорила мне тогда в пещере Шиомарра. Она сказала мне, что отныне я больше не одинок, не брошен. Мне выпало исполнить священный долг. Я понял, что обязан жить, что, только сохранив тебя, я докажу Шиомарре свою любовь и преданность. Целуя тебя в шелковый затылок, я почувствовал, как дыхание мое становилось глубже. Я скова был готов к битве, в которой ты была высшей наградой. Отсюда начался новый этап моей жизни.
Ты уснула у меня на груди. Твои волосы пахли так же, как и волосы Шиомарры, этот запах я не забуду до конца жизни. Запах свежего сена, весенних цветов, леса.
И на другой день, и на следующий ты не отпускала моей шеи, доверив мне свой сон. Засыпая, ты обращала ко мне очаровательные, бессвязные слова, какими так радуют нас дети. Иногда ты спрашивала:
— Бойорикс, почему ты больше не смеешься? Ты так сильно устал? Поиграй со мной.
Потом был далекий переход. Ты ехала в повозке с кладью «великого» Оскро, я бежал рядом, привязанный веревкой.
— Куда мы едем, Бойорикс? К моей сестре Шиомарре?..
Но заливные луга сменились болотами Венедии.
Цезарь еще несколько дней пробыл в Дариориге. Его ярко-красная палатка стояла на самом высоком месте столицы. Легионеры растянули ее возле высокого священного камня. Туда нас и привели. Цезарь сидел на курульном кресле. Позади него, выстроившись в линию, стояли два легата и трибуны, сжимая в руках орлы легионов.
Пока Оскро докладывал, Цезарь рассматривал нашу группу. Его глаза остановились на мне и больше не отрывались. Было ясно, что он не слушает ни Оскро, ни переводчика, несмотря на то, что тот сообщал ценные сведения, касающиеся заговора венедов, и ловко выгораживал себя и арбатилов. Цезарь прервал его, сказав, что выполнит все его просьбы, если арбатилы предоставят ему когорту воинов. Оскро поспешил согласиться.
— Теперь уходи… Легионеры, уведите пленников, кроме вот этого.
— И этого ребенка, — сказал я.
— Пусть.
Он отослал военачальников и стражу. Мы остались лицом к лицу.
— Ты постарел, Тит Юлий Браккат, — начал он. — Должно быть, тебе пришлось много страдать?
Но и сам он выглядел смертельно усталым, точно раздираемый болью и гневом.
— Все ли верно рассказал нам этот варвар или он в чем-то лгал?
«Варваром» он назвал Оскро.
— Правда ли, что ты и есть тот самый «чужеземец», который был главарем мятежных арбатилов? А кто этот ребенок?
Мне пришлось рассказать ему всю историю моих злоключений, ничего не утаивая. Когда рассказ дошел до событий в Венедии, я ощутил, как голос мой приобрел оттенок вызова. Закончил я свое повествование возвращением в Эпониак, где был схвачен Оскро. Цезарь насмешливо проговорил:
— Измена была совершена на другой день после вашего отъезда, ты слышишь? На другой день! Оскро уже тогда предал вас, он связался с нашими людьми. Но это совсем другая история. Знаешь ли ты, какое наказание ждет предателей?
— Истязание кнутом до потери сознания, а затем обезглавливание.
— Ты можешь сказать что-либо в свое оправдание? Что тобой двигало?
— Я признаю себя виновным.
Взгляд Цезаря опустился на тебя. Не понимая важности происходящего, ты прижалась ко мне, обхватив за ногу, и локоны обвили мои колени. Внезапно орлиный взор императора натолкнулся на твои робкие, потемневшие от страха глаза.
— Тит, почему ты меня предал? Почему ты забыл о своем происхождении? Из-за неудач, которые преследовали тебя?
— В Риме мне не оставалось больше места. Я лучше других подходил для опасной миссии… Не ты ли сказал однажды: «Лучше быть первым в своей деревне, чем вторым в Риме»?
— Я.
