— Понапраслина! — завизжал Малинин.
— Не ври ты при людях-то. И не сват ты мне больше, а худой человек! Душегуб! Поджигатель! — в свою очередь возмутился дядя.
Кулака отправили в губчека, где его судил ревтрибунал и приговорил к расстрелу. Ивановну вывезли на границу волости, имущество конфисковали, в дом вселили несколько семей бездомных бурлаков.
3
В ясный лунный вечер я стоял на высоком берегу Камы и глядел, как ребята делали к масленице катушку. Одни очищали место для раската, другие косой-горбушей вырезали из слежавшегося снега кирпичи для стенок голована, третьи подвозили на лошади снег, долбили проруби. У ребят было очень весело: играла гармонь, раздавались песни.
И меня потянуло на катушку. Я стал спускаться под берег к ребятам.
Ко мне подбежал Сергей Ушаков, мой школьный товарищ.
— Кого я вижу! Сам не рад! — Он обеими руками захватил мою правую руку и стал трясти. — Ведь это Сашка Ховрин из Балдина…
Кто-то сунул мне в руки лопату и предложил:
— Давай потрудись, а то на масленице, честное слово, не пустим кататься.
Ватага с шутками увлекла меня на голован. Одна из девушек неожиданно подставила мне ножку, я упал, меня мигом закидали снегом. Пока вылезал из-под него, девушка со смехом убежала.
Сделали голован и решили покататься. Распрягли лошадь, розвальни втащили на голован. Навалились на них «куча-мала», оттолкнулись и понеслись. Дух захватывало! Домчались до середины Камы. Ребята, сидевшие на задке саней, правили железными лопатами и пустили розвальни в сторону, в большой сугроб рыхлого снега. Розвальни перевернулись. Кто шапку потерял, кто рукавицы. У меня за воротник набился снег. По спине потекли холодные струйки.
С криком и смехом мы повезли розвальни обратно. Зелеными огоньками сверкал под луною чистый лед. Над полыньями клубился цветистый туман. Было хорошо и весело.
На пожарной каланче пробило двенадцать часов. Большой гурьбою, с гармонистом впереди, мы пошли по самой большой улице села с «прохожими» частушками. Под руку со мной шла девушка, та, что толкнула меня в снег. Как колокольчик, звенел ее чистый голос, белели ровные зубы. Волосы, выбившиеся из-под шапки, и большие ресницы подернулись куржевиной.
На росстанях молодежь стала прощаться и расходиться по домам. Девушка пожала мне руку и сказала на прощанье:
— Я — Фина Суханова. Будем друзьями? — И убежала.
Я пришел домой мокрый и веселый. Варвара, глядя на меня, расхохоталась.
— Весь в снегу! Даже глаз не видно. Где ты был?
— Катушку на Каме делал с ребятами. На масленице тебя первую прокачу.
— Забыл, как самого когда-то в Королевой прокатили! — напомнил Панин.
Наскоро выпив кружку чаю, я забрался на полати. Долго не шел ко мне сон. Как наяву, маячила передо мной Фина Суханова.
Потом все расплылось и исчезло.
На следующий день я сидел в комнате партийной ячейки и переписывал протокол последнего собрания. Писал лениво, часто поглядывал на часы: скоро ли вечер? А чаще не писал, а думал. О чем? Сам не знаю.
— Ты скоро кончишь? — спросил Ефимов. — Не выспался, что ли?
— Выспался. Только если бы не разбудили, все бы еще спал, — признался я.
— Где вчера был?
— С ребятами катушку делал.
— Сегодня опять пойдешь?
Я промолчал.
— Хорошо! Складывай папку. Я сам все сделаю.
Уж не обидел ли я Павла Ивановича? Нет! Глядит на меня и улыбается.
— Вот что, братишка! Бегай, играй с ребятами, на вечерки ходи, одним словом, гуляй напропалую. Заведи себе друзей, влюбись в девушку, только в хорошую…
Я бегом выбежал на улицу.
На заборе около кооперативной лавки, где всегда бывает много народу, висела большая, ярко раскрашенная афиша:
В ВОСКРЕСЕНЬЕ в помещении школы силами артистов-любителей будет поставлен водевиль «СЧАСТЛИВЫЙ РОГОНОСЕЦ». После спектакля
игры и американские танцы с призами.Режиссер П. С. Романов
Распорядитель К. Н. Барышников
У смешной афиши толпилась молодежь. Ребята с хохотом читали ее. Покрикивали:
— Сам-то Романов — счастливый рогоносец.
— Ну и придумали — американские танцы!
Тут же стояла Фина Суханова. Я подошел к ней и поздоровался.
— Смотрите, какое безобразие, — возмущалась Фина. — Играют в школе глупые водевили. И кому они сейчас нужны? Только сельскую молодежь развращают. Надо самим поставить спектакль. Хороший. Например Островского. Вы, Саша, знаете Островского?
— Знаю, — ответил я. — В школе еще когда учился, мы играли «Бедность не порок». Я Егорушку играл.
— Поддержите меня, если я посоветую ребятам самим поставить пьесу…
Когда мы веселой гурьбой пришли на катушку, Фина предложила:
— Давайте, товарищи, поставим на масленице спектакль!
— Не смеши! — зашумели парни. — Какие из нас артисты?
— Опять же, где девок взять?
— Наши на сцене ни за что не будут целоваться, а без этого какой же театр!
Поддержал нас Сергей Ушаков.
— В самом деле. Поставим комедию не хуже поповских интеллигентов, — сказал он.
— Почему поповских? — поинтересовался я.
— Офицер Романов — сын попа, а Барышников в церкви с хором орудует. Пусть у себя в церкви и устраивают балаган, а не в школе.
Целую неделю у нас шли разговоры и споры. Но все-таки нашей тройке — мне, Фине и Сергею Ушакову — удалось уговорить ребят и девушек поставить свой спектакль.
Пьесу выбрали, по неопытности, трудную — «Лес» Островского. Но Фина уговорила принять участие в постановке учителей. Начались репетиции. Подошел вечер спектакля.
Все мы страшно волновались. Во время игры не слушали суфлера, путались, но сыграли удачно. Довольны были и зрители, и особенно сами исполнители.
После вечера, разгримировавшись, мы веселой гурьбой отправились на катушку. Несмотря на поздний час, было много народу. Ярко пылали смоляные факелы. На середине раската были вморожены кремневые гальки. В этом месте от стальных полозьев сыпались разноцветные искры.
Брошенная Финой Сухановой в день первой встречи фраза «Будем друзьями» сбылась, как сказка наяву. Мы очень сдружились с ней во время репетиций. Иногда бывал я у нее. Мы вместе перечитали много хороших книг. Особенно нравились мне сочинения Горького.
Все это я вспомнил после спектакля на катушке. Как незаметно и как скоро прошли хорошие вечера!
— Ты о чем? — вывела меня из задумчивости Фина.
Я ответил по-детски:
— А так…
После масленицы Ефимов решил собрать в школе учителей.
А Панин ворчал:
— Чего с ними возиться? Я бы их всех выгнал из волости.
— Кто же будет учить ребят? — возражал я Панину.
— Знаю я. Слыхал, что ученых людей надо на свою сторону перетягивать… Но до смерти ненавижу.
На собрание, кроме учителей, явились и «добровольцы»: Романов, царский поручик Охлупин, Барышников из церковного хора — все старая сельская интеллигенция.
Среди учителей выделялся учитель рисования Кобелев, полный пожилой человек с пушистыми и седыми усами.
Кобелев приехал в нашу волость поздней осенью семнадцатого года, когда Меркурьев только что отремонтировал помещение для исполкома, и отрекомендовался Меркурьеву гражданским инженером из Петрограда.
— Хотел погостить у знакомых, — объяснил Кобелев, — отдохнуть и…
— Переждать революцию, — досказал Меркурьев.
Гражданский инженер не смутился.
— Вот именно. Я не молод, в революциях ничего не смыслю. Мое дело — строить… Знаете капитана Куделина? Я к нему приехал…
Меркурьев Куделина знал. Это был один из тех немногих, кто не отказался продолжать службу на речном транспорте.
— Хозяина дома не оказалось, — говорил Кобелев. — С таким трудом добрался сюда из Петрограда, что ехать обратно пока не решаюсь. Хочу пожить у вас. Предлагаю свои услуги.
— Документы в порядке? — спросил Меркурьев.
Кобелев вручил председателю целую пачку бумаг.
Тот посмотрел, возвратил бумаги и сказал:
— Ничего не придумаю, товарищ Кобелев. Как-нибудь сами устраивайтесь.
Кобелев извинился за беспокойство и ушел, но через неделю опять появился в исполкоме и показал Меркурьеву приказ уездного отдела народного образования о назначении его учителем рисования в строгановскую школу «с использованием в свободное время и в других школах волости», — так было приписано в приказе.
Начался разговор.
— У нас просьба к вам большая, товарищи, — говорил Ефимов. — Мы, когда бываем в деревнях, объясняем крестьянам политику Советской власти, читаем газеты, беседуем о декретах. Но этого недостаточно. Много у нас еще темноты осталось от царского строя. Учительство должно помогать нам бороться с этим. Вот о вреде религии надо им доклады читать. У нас в отдаленных деревнях, сами знаете, орудуют красноверцы. Главный их наставник Никольский купец и кулак Рукавичкин сулит своим единоверцам рай на том свете, а сам себе рай при жизни устроил.
