– Письмо жене напишите сами. Скажите, я погиб в бою. Прощайте. Пистолет у меня с собой. Господи, ну уходите быстрее!
Спустя минуту хлопнул выстрел. Помощник майора накрыл одеялом лицо шифровальщика и, забрав ТТ, подошел а Лескову.
Подполковник, начальник оперативного отдела дивизии, раненный в руку и ногу, смотрел на особистов с нескрываемым страхом.
– Вы не имеете права! Даже если я случайно… случайно попаду в плен, то из меня не выжмут ни слова. Вы мне не верите?
– Сдача в плен приравнивается к предательству, – сухо обронил Лесков.
– Я никогда не стану предателем. Я неплохо себя чувствую, мне надо лишь немного отдохнуть. Через сутки я встану в строй и буду сражаться вместе со всеми. Я ненавижу фашистов.
Лесков выжидающе смотрел на подполковника. У него была перебита нога, и встать в строй или двигаться самостоятельно он не сможет ни завтра, ни даже через неделю.
Немцы снова открыли артиллерийский огонь. По периметру взлетали разноцветные ракеты, и быстрые тени бежали по траве. В километре, не далее, слышался звук моторов. Кольцо стягивалось со всех сторон. Если до этого особист Лесков собирался оставить вместе с подполковником своего помощника-лейтенанта, то сейчас он раздумал.
Начальник оперативного отдела дивизии являлся носителем многих важных сведений, и не только о своей дивизии. В сумятице отступления, когда подразделения перемешаны, частично уничтожены или рассеяны, вряд ли сведения подполковника будут иметь слишком большую ценность. Майор Лесков колебался.
Подполковник сам решил свою участь. Он уговаривал особиста сохранить ему жизнь, клялся в верности присяге. При свете ракет блеснула слеза, катившаяся по щеке. Лесков понял, что подполковник слаб духом и, в случае чего, спасая жизнь, расскажет немцам все, что знает.
– Заканчивайте, – коротко приказал он лейтенанту.
– Не надо, – закричал подполковник.
Выстрел оборвал крик. Свидетелем невольно стала главврач Руденко, спешно готовившая раненых к эвакуации. Схватив за рукав фельдшера, она шептала:
– Звери! Какое зверство. Добивать раненых командиров!
Фельдшер, который прошел Гражданскую войну и видел всякое, убеждал женщину:
– Значит, не было другого выхода. Забудьте, что видели. У нас полторы сотни раненых, дай бог, если спасем половину. Да успокойтесь же, товарищ капитан!
– Я спокойна. Я очень спокойна.
Она закурила и пошла дальше отдавать необходимые распоряжения. На поясе у главврача висел в замшевой кобуре небольшой пистолет системы Коровина. Капитан Руденко не собиралась сдаваться в плен. Она была сильной женщиной. Война ломала в ней прежние понятия о милосердии, доброте.
Но эпизод с подполковником выбил ее из равновесия. Наталья Викторовна ненавидела в эти минуты Лескова. И одновременно с брезгливостью вспоминала мольбы о пощаде подполковника, который по ряду причин был обречен, но потерял всякое мужество.
Когда ей доложили, что застрелились молодой политрук и сильно обожженный летчик, она распорядилась:
– Отнесите тела в воронку и присыпьте землей. Не забудьте взять документы.
– Что делать с их оружием?
– Отдайте медсестрам. Им тоже лучше не попадать в плен. Они знают, что с ними будет.
* * *
Прорыв начался по намеченному плану. В стороне, отвлекая на себя внимание, вела бой обреченная рота старшего лейтенанта.
Батальон майора, претендовавшего на должность командира полка, действовал решительно. Разведгруппы быстрыми перебежками двигались по влажной росистой траве и снимали посты. Поначалу это удавалось сделать бесшумно. Но беспечностью немцы не страдали, хотя и не любили воевать ночью.
Разведчик задел сигнальную мину. Взрыв был громкий и яркий. Взвились ракеты. Трое других разведчиков не успели добежать до пулемета и были срезаны один за другим очередями в упор.
Уцелевший красноармеец бросил две гранаты, опрокинул МГ-34, но неподалеку заработал другой пулемет. Его обогнула с фланга группа саперов и взорвала связками тола. Но стрельба шла уже на всем пути прорыва.
Пока это были отдельные посты, пулеметные расчеты, редкие полевые пушки. Немецкое командование, следуя приказу развивать наступление на восток, пока не имело достаточно сил, чтобы захлопнуть капкан.
Но уже стягивались новые части. К месту прорыва спешили на грузовиках и мотоциклах солдаты дорожно-комендантской службы, связисты, тыловики, все, кого удалось собрать.
Пятитонный бронетранспортер «Бюссинг» со спаренным пулеметом над десантным отделением возник из темноты лоснившейся в свете ракет тушей. Удлиненный на полкорпуса капот высвечивал мощными фарами голову русской колонны, а спаренная установка МГ-34 посылала длинные очереди со скоростью двадцать шесть пуль в секунду, пробивая брешь в строю бегущих красноармейцев.
Разведчики нырнули в темноту, где обрывался ослепительный в ночи свет фар, выхватили гранаты. Успели бросить несколько штук. Они взорвались, не причинив вреда гусеницам и скошенной под углом броне.
«Бюссинг», с поросячьим визгом скрежетнув по камням траками, мгновенно развернулся. Двое отчаянных бойцов были сплющены и размазаны гусеничной лентой, двое других убиты выстрелами.
Он уже натворил дел, этот «Бюссинг» с его умелыми пулеметчиками и автоматами, расстреливающими колонну сквозь бойницы. Расчет сменил раскаленные стволы, мгновенно вставил новые, скрепленные попарно ленты. Приготовились продолжить бойню.
Десятки тел лежали неподвижно, другие пытались встать, звали на помощь, но огонь с нескольких сторон находил новые жертвы. Комиссар упал от сильного удара в руку. Пуля перебила локтевой сустав, обездвижив левую руку и сковав тело болью. С трудом повиновался голос. Комиссар сделал знак сопровождавшим, показывая на бронетранспортер:
– Уничтожить…
Других слов произнести не мог, голос ему не повиновался. Хирург и санитары, сделав перевязку, спешно накладывали шины на перебитые кости. Двое пограничников из охраны штаба бежали к «Бюссингу» с гранатами. Одного из них насквозь пронзили желтые трассы.
– Сжечь гадину! – собрав силы, крикнул комиссар.
Несмотря на тяжелое ранение, он продолжал сжимать в правой руке пистолет. Ствол уткнулся в спину старшему политруку Анатолию Усанову. Тот не на шутку испугался. Ведь прибьет с дури!
Он кинулся следом за лейтенантом-особистом. Майор Лесков послал своего помощника, зная, что тот умеет обращаться со взрывчаткой и способен справиться с бронированной машиной. Если повезет…
Небольшого роста, с покатыми плечами гимнаста, лейтенант сразу исчез в темноте. Усанов не отставал от него, нашаривая за поясом «лимонку». Особист сжимал в правой руке связку из немецкой гранаты М-24 (длинная деревянная ручка) и прикрученных к ней двух толовых шашек. Массивный, два метра в высоту, корпус возник совсем рядом. Он стоял на месте, давая возможность экипажу из пяти человек вести прицельный огонь. Лейтенант бросил килограммовую связку, целясь в десантный кузов.
Не добросил. Она скатилась по броне, звонко лопнула, выплеснув в темноту клубок пламени. «Бюссинг» пытался набрать скорость, но рвалась, скручивалась в клубок, правая гусеница, с хрустом сломалось треснувшее колесо.
Лейтенант прошел в свое время польскую кампанию 1939 года, которая была отнюдь не легкой прогулкой. Краем захватил бои на Карельском перешейке и пришел в пограничный отряд Юго-Западного округа далеко не новичком.
Лейтенант отполз на несколько метров и бросил запасную гранату РГД. Она взорвалась на узкой пулеметной площадке, выбив один ствол и перекосив щит. Унтер-офицер выпрыгнул из кабины, целясь в лейтенанта. Но магазин его автомата был пуст, он не жалел патронов, добивая русских окруженцев.
Разглядел направленный в грудь ствол пистолета, замер, подбирая какие-то слова, которые хоть на секунды отсрочат неминуемую смерть.
– Товарищ… камрад!
Пуля ударила его между ключиц. Лейтенант ловко, как кошка, взобрался в узкий кузов. Пулеметчики и двое стрелков были контужены, но уже приходили в себя. Особист выпустил семь оставшихся в магазине пуль, стреляя в упор.
Перезарядив ТТ, он подобрал один из автоматов, выдернул из подсумков несколько запасных магазинов и спрыгнул вниз. Все это заняло не больше пяти минут. Увидел политрука, который только сейчас рискнул подняться с земли, обрадовался ему:
– Молодец, прикрыл меня! – Усанов не знал, что ответить, а лейтенант, увидев гранату на поясе, сказал: – Кидай ее в кабину. Жаль, что водитель успел смыться.
Политрук, оглушенный взрывом и стрельбой, не мог прийти в себя. Лейтенант сам достал «лимонку» и, выдернув кольцо, бросил в открытую дверцу.
– Ложись, сейчас ахнет!
Они благополучно вернулись. Колонна, огрызаясь огнем, продолжала движение.
