"Мы победим, только если все поймут, как важно помогать друг другу", - на протяжении всей осады повторял Джустиниани. А в минувший вечер он ни разу этого не сказал. Его как будто охватила безмерная усталость, мешавшая ему снова и снова призывать всех к объединению усилий. Наверное, это из-за ранения он сделался таким.
Но в бою предводитель генуэзцев снова воспрянул духом. Когда шквал из дротиков прекратился и до баррикады снова донеслись разноголосые воинственные крики нападавших, Джустиниани потянул Тодориса за шиворот, но не вниз, а наверх.
- Вот теперь встречаем их! - крикнул он.
Тодорис, встав на баррикаде во весь рост, не успел вытащить меч из ножен, когда обнаружил, что у подножия всё кишит турками. А где же ров, который был под баррикадой? Получалось, его в одно мгновение забросали вязанками хвороста? Сколько же было нехристей, если они смогли сделать это так быстро?
Красные тюрбаны мелькали в полутьме. Гораздо лучше были видны клинки сабель, а также наконечники копий, отражавшие свет факелов. Этими факелами враги освещали себе путь и лезли на баррикаду с неожиданным упорством - таким, которого Тодорис не встречал прежде. Они не боялись даже смерти! Не стремились уклониться от ударов! Казалось, всё, чего хотели осаждающие, это влезть на баррикаду и убить кого-то из защитников прежде, чем сами получат смертельный удар. Они приставляли к баррикаде осадные лестницы или карабкались вверх, пытаясь ухватиться за копья, воткнувшиеся в мешки. Наконец, сами пытались достать защитников длинными копьями.
Некоторое количество ромейских лучников, стоя на Большой стене, сыпали на врагов дождь стрел. На той же стене были установлены орудия, чтобы метать в осаждающих камни, и камни сыпались градом, но здесь опять можно было вспомнить пословицу: "Морю дождь не страшен. И град - тоже".
Турки стали именно что морем. Они казались бурлящей водой, которая всё больше выходит из берегов. Как остановить такую воду, если плотина не достаточно высока? Но Джустиниани был уверен, что сила турок не безгранична. Выше определённого уровня эта вода не поднимется и надо лишь не дать отдельным волнам перехлестнуть через насыпь, то есть через баррикаду. Голос предводителя генуэзцев оставался спокойным и твёрдым:
- Стойте крепко, братья! Держите строй!
Защитники благодаря своим отличным доспехам оставались почти неуязвимыми для нападающих, но нападающих было много. Вот один падает вниз, а вместо него к тебе карабкаются ещё двое. Разделаешься с ними - вот ещё один. И ещё!
Тодорис, почти без передышки действуя мечом, начал чувствовать, как в руке слабеют мышцы. Появилось опасение, что меч можно случайно выронить, когда он скрещивается с турецкой саблей. А если не успеешь вытащить клинок, застрявший в теле врага? Что тогда? Если пропустить хоть одного турка, лезущего на баррикаду, то не окажется ли так, что кипящее море за минуту заполонит всё пространство между баррикадой и Большой стеной?
Временами казалось, что натиск нападающих ослабевает, но это было ложное ощущение. Вот почему Тодорис сам себе не поверил, когда услышал, что турецкая музыка изменилась (барабаны смолкли), и увидел, что враги отступают.
Подо рвом осталось огромное количество трупов. Красные тюрбаны смутно виднелись в темноте. Слышались стоны раненых, которых отступающие турки не унесли с собой. Среди защитников тоже кое-кто получил ранения, но не серьёзные. Тодорис слышал, как переговаривались генуэзцы:
- У тебя кровь.
- А! Пустяк.
Когда с турецкой стороны смолкли даже трубы, Тодорису хотелось спросить у Джустиниани, можно ли надеяться, что окончившийся бой - последний в эту ночь, но начальник генуэзцев ответил, не дожидаясь вопроса. Ответил приказом, прозвучавшим спокойно и твёрдо:
- Братья, отдыхаем. У нас есть полчаса!
В это время василевс, находившийся неподалёку, призвал к себе предводителя генуэзцев и спросил:
- Откуда ты знаешь, что случится дальше?
- Я не знаю, - ответил Джустиниани, в очередной раз заслуживший славу человека, "сведущего во всём", - но на месте нашего противника я действовал бы именно так. Сейчас будет новая волна наступления и, судя по всему, на нас нападут более умелые воины, чем только что. Но их мы тоже одолеем. Турки мешают сами себе. Их слишком много. В такой толчее, которую они себе устроили, трудно размахнуться и как следует нанести удар. Они давят только числом.
- А что будет дальше? - спросил василевс. - Как ты думаешь?
- Если я прав, то дальше будет третий бой, третья волна. Нам придётся биться с лучшими из лучших. Посмотрим, насколько хороши они окажутся.
Тодорис, последовав за Джустиниани к василевсу и присутствуя при разговоре, увидел, что генуэзец уверенно улыбнулся. Василевса и вельмож, стоявших рядом, эта улыбка ободрила. Их лица, напряженные и суровые, разгладились, но не совсем. В них сохранялось сомнение. Однако никто не решился прямо попросить у генуэзца заверений в том, что третий натиск тоже будет отражён.
Именно в это время в Городе послышался звон колоколов. Кажется, звонили во всех церквях, показывая защитникам, что о победе в нынешней битве молятся все жители. Василевс и вельможи благочестиво перекрестились. Предводитель генуэзцев последовал их примеру, будто нехотя. Тодорису вспомнилась его фраза, брошенная вчера: "А стену укреплять вместо них станет Бог?"
Юноша продолжал об этом думать, вернувшись с Джустиниани на позиции. И вот снова заиграла боевая турецкая музыка, привычная мелодия труб и барабанов, а затем послышался дружный боевой клич тысяч людей. Городские колокола уже не были слышны.
Новые враги, которые явились штурмовать баррикаду, не стали осыпать защитников стрелами и копьями, а сразу ринулись на приступ, и Джустиниани воспользовался этим. Он велел, чтобы его воины сами метали копья в нападающих, пока расстояние ещё слишком велико для ближнего боя. В ход были пущены те самые копья, которые ещё недавно летели в генуэзцев, и теперь генуэзцы вернули их туркам.
Копья разили почти без промаха. Тодорис видел, как первая линия нападающих, поначалу такая ровная, искривляется. Одни продолжают бежать к баррикаде, другие, не успев закрыться щитом от летящего копья, валятся вперёд, а третьи вынуждены переступать через них, ведь их подгоняют в спину четвёртые.
И всё же эта новая волна турецкого моря, несмотря на потери, не лишилась своей силы. Она нахлынула на баррикаду, и тут же стало ясно, что с этими врагами труднее разделаться, чем с предыдущими. Эти были более умелыми мечниками, и доспех у них оказался лучше. Вместо кожаных панцирей - кольчуги. На головах - шлемы.
Таких гораздо труднее ранить или убить, поэтому генуэзцы сменили тактику. Теперь в ход пошли не мечи, а всё те же копья, а также смола, которую лили вниз и тут же поджигали. Воздух огласился душераздирающими криками, запахло горелым мясом, всё пространство под баррикадами осветилось. Могло показаться, что приближается рассвет, но до него было ещё далеко, небеса оставались тёмными.
Тодорис, как заворожённый, смотрел на кричащих и горящих людей, которые тщетно пытались смахнуть с себя полыхающую смолу. Они падали, катались по трупам у подножья баррикады, старались сбить пламя. Кому-то пытались помочь те, кто ещё не вступил в битву.
