— Его не так легко обмануть!
— Конечно, — признал Рамзес, — но, чувствуя, как тиски подозрений сжимаются вокруг него, он будет вынужден передать хеттам послание. Я хочу знать, как он за это возьмется.
В это время в конце ноября начинался сезон всхода зерновых культур. Высеянные зерна провозглашали свою победу над подземной темнотой и давали египетскому народу вызревавшую в них жизнь.
Рамзес помог Гомеру сойти с крытых носилок и сесть в кресло перед уставленным яствами столом, находящимся в тени пальм на берегу канала. Неподалеку стадо коров переходило его вброд. Нежные солнечные лучи первых зимних дней ласкали чело старого поэта.
— Вы любите обедать на природе? — спросил царь.
— Боги послали великие милости Египту.
— Но не строит ли Фараон их жилища, где все поклоняются им?
— Этот мир полон секретов, Ваше Величество, и вы сами являетесь загадкой. Это спокойствие, это наслаждение жизнью, красота этих пальм, прозрачность этого ясного воздуха, утонченный вкус этой пищи… Во всем есть что-то сверхъестественное. Вы же, египтяне, создали чудо и живете в стране волшебства. Но сколько веков еще продлится это благоденствие?
— Пока Закон Маат будет нашей главной ценностью.
— Вы забываете о внешнем мире, Рамзес, он насмехается над этим законом. Вы верите, что Маат остановит хеттскую армию?
— Закон будет нашей лучшей защитой от несчастья.
— Я видел войну своими собственными глазами. Я видел жестокость людей, когда ярость бушует, а страсть к убийству овладевает существами, казавшимися совершенно безобидными. Война… Это порок, притаившийся в глубине человеческой натуры, и напасть, которая разрушит любое достижение цивилизации. Египет не является исключением из этого правила.
— Нет, Гомер, наша страна чудесна, вы правы, но мы создаем это чудо каждый день. А я смогу отразить нашествие с любой стороны.
Поэт закрыл глаза.
— Я больше не чувствую себя в изгнании, Ваше Величество. Я никогда не забуду Грецию, ее суровость и очарование, но именно здесь, на этой черной и плодородной земле, моя душа разговаривает с небом. И война уничтожит это небо.
— К чему такое отчаяние?
— Хетты мечтают только о завоеваниях. Сражение — смысл их существования, как и та причина, которая побудила множество обезумевших греков перерезать друг другу глотки. И ваша последняя победа их не переубедит.
— Моя армия будет готова сражаться.
— Вы похожи на хищного зверя, Ваше Величество. Думая о вас, я написал:
«Смелый барс из опушки глубокого леса
Прямо выходит на мужа-ловца, и, неведущий страха,
Он не смущается, он не бежит при раздавшемся лае;
Даже когда и стрелой или копьём его ловчий уметит,
Он, невзирая, что сам копьем прободен, не бросает
Пламенной битвы, пока не сразит или сам не прострется…» [12]
Нефертари перечитала странное послание, переданное ей Шенаром. Гонцы привезли его из хеттского государства и, достигнув Южной Сирии, передали другим посыльным, доставившим послание в Египет, где оно было вручено верховному сановнику.
«Моей сестре, моей любимой царице Египта, Нефертари. Я, Путухепа, супруга Хаттусили, брата императора Хеттской империи, посылаю тебе мой дружеский привет. Мы живем вдали друг от друга, наши страны и наши народы не похожи, но не желают ли они одного и того же — мира? Если ты и я, мы сумеем установить взаимопонимание между нашими народами, это будет грандиозное дело, не так ли? Со своей стороны я буду стремиться к этому. Могу ли я просить почтенную сестру поступить так же? Получение письма, написанного ее рукой, будет удовольствием и честью. Да защитят тебя боги».
— Что означает это любопытное послание? — спросила царица у Рамзеса.
— Две печати из сушеного ила и почерк не оставляют никаких сомнений в подлинности этого письма.
— Я должна ответить Путухепе?
— Она не царица, но ее следует рассматривать как первую женщину Хеттской империи со времени смерти супруги Муваттали.
— Ее муж — Хаттусили — будущий император?
— Муваттали отдает предпочтение своему сыну Урхи-Тешшубу, яростному стороннику войны против Египта.
— Следовательно, это послание бессмысленно.
— Оно открывает существование другой тенденции, поддерживаемой кастой жрецов и торговцев, чьей финансовой властью не стоит пренебрегать. Они опасаются войны, способной уменьшить объем их торговых операций.
— Их влияние достаточно сильно, чтобы избежать столкновения?
— Конечно, нет.
— Если Путухепа искренна в своих желаниях, почему бы мне не помочь ей? Ведь остается слабая надежда избежать тысяч смертей.
Сирийский торговец Райя нервно пощипывал себя за бородку.
— Мы проверили ваше алиби, — объявил Амени.
— Тем лучше!
— Действительно, тем лучше для вас. Ваши служащие подтвердили ваши слова.
— Я сказал правду, и мне нечего скрывать.
Амени не переставал играть тростинкой для письма.
— Должен вам признаться… что, может быть, мы ошиблись.
— Наконец-то я слышу голос разума!
— Признайте, что обстоятельства были против вас! Однако я приношу вам свои извинения.
— Египетское правосудие не пустой звук.
— Мы все гордимся этим.
— Свободен ли я теперь в своих передвижениях?
— Вы можете снова взяться за работу без каких-либо ограничений.
— С меня сняты все обвинения?
— Полностью, Райя.
— Я ценю вашу честность и надеюсь, что в скором будущем вы найдете убийцу этой бедной девушки.
Озабоченный совершенно другими делами, Райя делал вид, что занимается ведомостями на поставки, бегая от склада к своей конторе.
Разыгранная Амени комедия ни на минуту не ввела его в заблуждение. Личный писец Рамзеса был слишком упорным, чтобы так быстро отпустить добычу, принимая на веру свидетельские показания двух сирийцев. Отказываясь применить силу, Амени устраивал ему ловушку. Он надеялся, что Райя, считая себя оправданным, снова займется своей секретной деятельностью и приведет Серраманна к членам шпионской сети.
После такого рода раздумий ситуация показалась ему гораздо серьезнее, чем он предполагал. Что бы он сейчас ни предпринял, его работа будет обречена на провал. Амени быстро поймет, что большая часть его служащих работает на хеттов и образует настоящую армию теней, обладающих опасной силой. Волна арестов разрушит его шпионскую сеть.
Может быть, стоило сбить с толку, как он привык это делать в торговле… Но это временное решение ни к чему не приведет. Ему надо было как можно быстрее предупредить Шенара, не навлекая на него подозрений.
Райя доставлял свои ценные вазы многим знатным вельможам Пи-Рамзеса. Шенар — как постоянный покупатель — тоже значился в списке. Поэтому Райя направился на виллу старшего брата царя, где его встретил управляющий.
— Господин Шенар отсутствует.
— А… Он скоро вернется?
— Не знаю.
— К сожалению, у меня нет времени, чтобы дождаться его. Я должен уехать в Мемфис. Некоторые обстоятельства и так сильно задержали меня здесь. Не будете ли вы так любезны передать этот предмет господину Шенару?
— Конечно.
— Пожалуйста, извинитесь перед ним от моего имени. О, я забыл… Цена очень велика, но качество этого маленького шедевра ее оправдывает. Мы решим эту ничтожную проблему после моего возвращения.
Райя посетил еще троих постоянных покупателей перед тем, как отправиться на борту своего корабля в Мемфис.
Он принял окончательное решение: ему необходимо срочно связаться со своими хеттскими друзьями и посоветоваться с ним. Но прежде он должен был освободиться от слежки, установленной за ним людьми Серраманна.
Сановник, занимающийся разбором поступающих донесений, забыв надеть парик и потеряв всю свою степенность, вбежал в кабинет Шенара, сопровождаемый недоуменными взглядами своих собратьев. Разве умение владеть собой не являлось важнейшим качеством сановника?
Шенар отсутствовал.
Ужасная дилемма… Дожидаться возвращения Шенара или, презрев иерархию, отнести послание Фараону?
Несмотря на риск, чиновник остановился на втором варианте.
Изумленные чиновники видели, как он вышел на улицу, оставаясь по-прежнему без парика. Затем вскочил в колесницу, позволявшую добраться до дворца за считанные минуты.
Приняв этого сановника, Амени понял причину его волнения.
Письмо, переданное из Южной Сирии, было скреплено печатями Муваттали — хеттского императора.
— Ввиду отсутствия верховного сановника я посчитал лучшим…