И сейчас эти слезы, крупные, частые, легко вытекают из широко раскрытых глаз, скатываются одна за другой по щекам, текут по шее, по груди, слегка щекоча разгоряченную кожу, но принося прохладу лицу и груди, давая облегчение просветленной душе.
Так, сидя на скамеечке, не шевеляся, как бы опасаясь сломить это отрадное настроение, прогнать минуту телесного покоя и душевного равновесия, навеянного на нее молитвой, долго оставалась принцесса, не глядя на любимую подругу Юлию, уже раза два осторожно напоминавшую, что пора на отдых.
Полночь пробила. Торжественно-печальный перезвон башенных курантов прозвучал в Петропавловской крепости за Невой.
Только тогда, словно пробудившись от дум и грез наяву, поднялась Анна, перешла к постели, где ее ждала Юлия.
Обе они улеглись тут рядом, как это делали часто, потому что Анна боялась спать одна. Но еще долго сон не мог овладеть возбужденной душою принцессы, и полусонная Юлия часто невпопад отвечала на вопросы подруги, против обыкновения оживленной и болтливой…
Встать на другой день пришлось довольно рано. Весь день чего-то напряженно ждала принцесса, все в ней металось и трепетало. То ей хотелось дать знать Миниху, чтобы он оставил свою затею. То мысленно просила Бога, скорее бы настала ночь, чтобы наконец свершилась давно жданная месть… Чтобы и надменный, бездушный похититель власти на себе изведал наконец удар, так часто наносимый другим его тяжелой рукой…
Всю ночь решила не спать Анна, чтобы радостная весть застала ее готовой ко всему.
Но только настала эта ночь – и смертельная усталость, неодолимая дрема овладела женщиной, силы которой были исчерпаны всеми вчерашними переживаниями и бессонницей.
– Слышишь, Юлия, я не буду спать… Я одетая полежу на постели. И ты не ложись. И если только что-нибудь… кто-нибудь… от него… Понимаешь? Сейчас же веди ко мне! Я не буду спать…
Но, еще не досказав последнего слова, она уже уснула тяжелым, крепким сном. И даже легкий храп разнесся по обширной опочивальне, слабо озаряемой неугасимыми лампадами у киота и парой восковых свечей, оставшихся не потушенными в канделябрах на туалетном столе.
Юлия, добродушно усмехнувшись, укрыла подругу, подсела к туалетному столу, распустила на ночь волосы, сняв с них лишнюю пудру, затем, стряхнув кружева ночной кофточки от пудры, полюбовавшись на свою хорошенькую фигурку и тонко очерченное личико, поглядев на спящую подругу, как бы сравнивая себя с нею, Юлия, оставшись довольна сравнением, зевнула и пошла к дверям опочивальни, которые вели в небольшую проходную комнату, отделяющую спальню Анны от комнаты ее любимой фрейлины и подруги.
Хорошенькая, плутоватая на вид горничная Менгден ожидала здесь приказаний госпожи.
– Оставайся тут, Лизетта. Может быть, явится кто-нибудь. Тогда разбуди меня. Я сосну немного у себя… одна в моей постели. Я так устала за эти дни.
И она скрылась за дверьми своей комнаты, где быстро улеглась, свернулась под теплым покрывалом и уснула так же быстро и крепко, как ее подруга в своей пышной, царственно убранной опочивальне.
Юлия не знала, сколько времени она спала, но почувствовала, что чья-то рука слегка проводит ей по ногам, словно гладит или желает разбудить и не испугать в то же время.
Мешая сон, сейчас виденный ею, с действительностью, Юлия зашептала:
– Граф Линар… это вы? Мой Шарль… а я и не ждала тебя сего…
– Барышня, вставайте скорее! – услышала она голос своей Лизетты. – Барон… Брат ваш там. Просит сейчас, сию минуту. Важнейшее дело… Сию минуту!
– Брат?! Так поздно? Боже мой!.. Который час?
– Первого половина, баронесса. Они просили немедля. Они ждут…
Но Юлия уже не слушала ее. Накинув кое-как на рубаху пеньюар, лежащий под рукою, она перешла в соседнюю комнату, где брат ее, барон фон Менгден в нетерпении широкими шагами мерил из угла в угол тесное пространство, поглядывая на часы, стоящие на камине.
– Наконец-то! – кинулся он навстречу сестре. – Слышала ведь: я, брат, пришел, не иной кто… Надо было возиться с туалетом!
Красное лицо, возбужденный вид барона сразу показывали, что он явился прямо с веселой пирушки, до каких был большой охотник. Но явный, почти животный страх, искажающий теперь довольно красивые черты барона, сразу захватил и сестру, и без того ожидавшую чего-то грозного.
– Я торопилась… Видишь, полуодета… – смиренно, против обыкновения, заметила она. – Но не томи. Что случилось? Беда грозит, да?
– И большая! Еще не знаю, что именно, но слушай… Я сегодня весь вечер провел у Бирона, как просила ты, чтобы вызнать кое-что, если явится случай. И думаю, что мы преданы. И принцесса, и все… Надо быть готовым к аресту, ко всему.
– Боже мой! Что делать? Надо сейчас же поднять Анну. Уйти куда-нибудь поскорее… Бежать… Укрыться в каком-нибудь посольстве, пока не поздно. Или… Куда кинуться? Кто защитит? Что делать? Что делать!..
И Юлия уже бросилась к дверям опочивальни принцессы.
Брат удержал ее резким, почти грубым движением.
– Постой, безумная… Выслушай раньше толком. Дай досказать. Только что я приехал, откланялся Бирону, герцогине, другим гостям и подхожу к Райнгольду Левенвольде, который, вижу, умышленно стоит совсем поодаль от других, поджидая меня. Здороваемся, заводим речь, словно о чем-то пустом. И он мне негромко говорит, пока я болтаю вслух всякий вздор: «Вы немного поздно приехали, барон. «Наше высочество» было мрачнее ночи. А вот после обеда покинул всех гостей, куда-то скрылся на секретную конфиденцию с Минихом…»
– Миних был у Бирона?..
– Молчи, слушай!.. «Вернулся после этого к нам – совсем веселый и довольный, вот как вы его видите!..» – «Нам не заплакать бы!» – говорю я Райнгольду. «Возможно!» – отвечает тот. А потом, за вечерним столом, уже при мне и пустил словцо, чтобы попытать их обоих. «Что? – обращается он вдруг к Миниху. – Скажите, граф, не случалось ли вам во время ваших походов совершать чего-либо важного по ночам, пользуясь неприятельским сном?» Бирон при этих словах только поглядел на Левенвольде равнодушно. А Миних, – я это видел, – едва сдержался, чтобы не измениться в лице. Но ни единой жилки не дрогнуло у него, у старого притворщика. И, глядя прямо в глаза Райнгольду, таким, не своим словно, голосом, чужим каким-то, отвечает спокойно: «Не помню, совершал ли что-либо чрезвычайное ночью. Но мое правило: пользоваться всяким благоприятным случаем!» И раза два или три при том сменилась краска в лице у нашего «железного» старика… Но и это было бы все пустое. Одно подозрительно мне, сестра!
– Говори, довершай уж скорее!..
– Когда оба, курляндец и граф, возвращались к гостям после тайной беседы, Бирон держал какую-то бумагу в руках и говорил Миниху: «Прекрасный план! Мы завтра же и приступим к делу!»
– План? К делу? Конечно, это против нас! Но ты говоришь: «з а в т р а»?
– Так слышал Левенвольде.
– Значит, эта ночь еще наша! Одна ночь. А завтра… Завтра! – ломая руки, повторяла девушка и вдруг вся задрожала. Брат ее вскочил с кушетки у камина, где они оба вели беседу. Кинувшись к выходным дверям, он замер там, ожидая, что скажет сестра.
За дверью, ведущей в комнату Юлии, раздавалось несколько размеренных ударов, как будто условленный сигнал.
– Тс-с… не уходи… Это моя Лизетта. Я узнаю сейчас, в чем дело?
Скрывшись за порогом своей комнаты, девушка через несколько мгновений вернулась обратно, напуганная сильнее прежнего.
– Брат, что делать? Там по коридору, по черному ходу явился Миних. Он у дверей моей комнаты. Желает видеть меня и принцессу. Что это значит? З а н а с он еще… или… пришел в глубокую полночь з а н а м и?!
– Успокойся! Если бы это так – Минихи входят б е з доклада! Вели его впустить.
– Правда. Ты прав… Уходи. Побудь там! – указывая на дверь, ведущую в парадные покои, шепнула она брату. Кинулась к дверям и приказала горничной: – Веди сюда графа!
В те несколько мгновений, которые прошли, пока на пороге появился Миних, Юлия пережила мучительную пытку. Страх ее усилился, когда за вошедшим Минихом появились и два его адъютанта: Манштейн и Кенигфельс.
– Наконец-то, баронесса, я добрался до вас! – торопливо отдав поклон, негромко заговорил Миних. – Мне каждая минута дорога и может стоить головы…
– Боже мой… Не пугайте, граф! Что такое? Чего вы желаете?
– Зовите принца и принцессу. Если малютка-государь не спит случайно, пусть вынесут его сюда. Мои офицеры ждут внизу. Настала последняя ночь!..
– Последняя ночь, – растерянно повторила Юлия. – Что это все значит? Умоляю!..
– Ну, конечно. Что вы, не понимаете? Там покои их высочеств. Здесь парадный ход? Я не ошибаюсь? Так… Прекрасно! Это ход вниз? Ступайте, зовите из караулки господ офицеров, Манштейн… Пусть подождут в покоях рядом. Ты поедешь со мною в карете. Помнишь, как мы говорили? Ты, Кенигфельс, возьми этот список. Здесь имена министров, которых надо арестовать… и иных лиц. Министров проси вежливо… А с остальными можешь не церемониться. Идите! Зовите наших.
