придется применить».
— …и устроить революцию! Вы в своем уме?
Салазар приподнимает левую бровь, что само по себе уже внушает всем окружающим священный трепет. Диктатор никогда не кричит, но и одной поднятой вверх брови достаточно.
— Думать головой надо! А не только следить и сажать. Что еще не отработанного по варианту В?
— Работа на выборах. Подконтрольные избирательные комиссии, особенно на севере.
— Вот и работайте по плану В. Океан возможностей! Какие-то пятнадцать процентов.
— Так точно!
Кивок головы Кардозу в сторону другой папки, лежащей на столе премьера, в свете заходящего солнца хорошо видно, как перхоть с его головы снова сыплется на его серый пиджак.
— Что прикажете делать с Монтейру? Его перевезли в Лиссабон. Дальше или в Пениши лет на пятнадцать, жаль, Таррафал закрыли! Или…
— Или! — обрывает диктатор. — Такие люди в самый нужный момент пригодятся! Позаботься.
— Есть позаботиться!
И уже вслед уходящему Кардозу задает вопрос:
— Так у самой Марии кто-то был?
— Никогда и никого… Сколько искали ее связи, ничего не нашли. Так и осталась, так сказать, в девицах.
В девицах?! То-то Мария по молодости девушек вокруг него разгоняла. Все не те, все не так…
Что она там сегодня бурчала? Кто из его сотрудниц «понес», а кто с коммунистом связался? Что-то память уже отказывать стала. Быстро девушки вокруг него менялись. Слишком быстро. То ли охрана слишком старалась, то ли Мария.
Одну хорошо помнит, как же ее звали?.. На «Аиду» в оперу с ним ходила. У нее еще в тот день день рождения оказался. Подарил ей кольцо со своего пальца. Которое ему самому в Мадриде Франко подарил, какое-то старинное кольцо еще от Габсбургов.
Повезло той девице. Сидела тогда в ложе вся перепуганная. А страх всегда возбуждает… Возбуждал…
Вспомнить бы, как звали… И у Марии не спросишь. Не скажет. Не любила ее Мария. Всех не любила, а эту особенно. Как же звали… Каталина?
Только черному коту и не везет
Сценаристка
Португалия. Алгарве
Прихожу в себя оттого, что кто-то протирает мне глаза, которые я никак не могу открыть.
Приоткрываю с трудом, но никого не вижу. Темнота сплошная.
— Кто здесь?
Никто не отвечает.
Стоит только прикрыть глаза, как их снова протирают чем-то влажным. Открываю глаза — никого. Все так же темно, и никого. И так несколько раз. Пока не нащупываю около головы что-то пушистое и теплое.
Маркус! Черный кот, которого не видно в этой темноте, приводит меня в чувство, лижет лицо и прикрытые веки.
Черный кот с белыми подушечками лапок.
Всего лишь кот? И ничего страшного? Всего лишь кот упал на мою голову? Сидел на трубе под потолком и решил меня проверить на стойкость, а со стойкостью незадача вышла и я упала?
И никаких неопознанных светлых пятен в темноте подвала — всего лишь белые лапки черного кота Маркуса? Белые лапки черного кота в черноте подвала?
И никакого удара по голове таинственного злоумышленника? Но кот все же не такой тяжелый и, как бы это точнее определить, пружинистый. Так сильно ударить по моей голове не мог…
Кот мяучит. Громко, почти истошно.
Что не так, приятель? Или ты так на помощь зовешь?
Испугался, парень, что я теперь третий труп? Но я все же пока в категории «не труп», на мой случай «другую полицию» вызывать надо.
Кот вопит! Успокаивать его, чтобы не орал, вдруг злоумышленник услышит? Или напротив, пусть громче орет, зовет на помощь?
Кот отбегает от меня. Предатель!
Надо встать. Но голова кружится хуже, чем на американских горках, когда сыновья уговорили меня с ними на аттракционы в Диснейленде пойти — чтоб я еще хоть раз… Это с дочкой еще легко все эти горки переносила, сама на самые крутые ее тянула, а с парнями уже никак, дальше отец с ними катался, у него с вестибуляркой все в порядке.
Встать не получается. Кошачий крик все ближе, и звуки чьих-то шагов ближе.
На всякий случай прикрываю глаза.
— Мама! Как ты здесь очутилась? Мы тебя обыскались.
Дочка вместе с Мануэлой пришли на крики кота Маркуса.
— Упала!
— Сама? — Дочка уже что-то подозревает.
— Разве что кот на голову свалился. Или не кот…
— Только этого не хватало! Одна! В темном подвале! И без телефона.
— Ваш телефон в моей комнате остался! Мы вам звонили-звонили, а он там. И не знали, где вас и искать, уже весь комплекс обошли! — лопочет на своем португальском английском Мануэла. — Осторожнее надо! Разве можно одной в бэйсмент спускаться, когда у нас такое творится!
— И доска какая-то рядом с тобой валяется, — находит дочка. — Может, доской тебя ударили?
Сколько, интересно, я в такой отключке пролежала — минуту, десять, час?
А коту Маркусу нужно вкусностей за мое спасение принести.
Пока поднимаемся наверх, Мануэла рассказывает, что старичка «Мистера Бина» Тиензу увезли в больницу. Голландку и госпитализировать не пришлось, отделалась ушибами, хоть ее муж и всячески настаивал, чтобы проверили, нет ли внутренних повреждений, но местная скорая забирать ее не стала, сказали, чтобы те сами в больницу ехали, но полицейские из «Барракуды» их не выпустили, ограничение на передвижения с них же не сняли.
— А сеньор Тиензу даже пришел в сознание, но бормотал что-то нечленораздельное.
— Еще бы! Такие пируэты в его-то возрасте!
— И опросить его полицейские не смогли. Врачи велели все следственные действия отложить до вечера, пока его в чувство не приведут.
— А профессор? Нашли Профессора Жозе?
— Так и не нашли, — разводит руками Мануэла, а дочка усмехается.
— Где уж им найти! Полицию и скорую впустили, и ворота нараспашку — закрыть они, видите ли, забыли! — говорит по-русски дочка, чтобы не обидеть консьержку. — Когда заметила, что около бассейна что-то творится, пошла вниз и, спускаясь по лестнице, заметила, что ворота открыты.
— И как долго ворота были открыты? — спрашиваю уже по-английски.
Мануэла пожимает плечами.
— Как долго скорая и полиция здесь пробыли?
— Минут пятнадцать уж точно!
— И все это время ворота были открыты?
За это время не то что беглый профессор, а все принудительно запертые в «Барракуде» постояльцы могли испариться.
— А записи смотрели?
— Не успели. Кот Маркус прибежал и начал орать, звать на помощь.
Спасибо, кот! Сама бы я не поднялась. Голова все еще кружится. Мануэла и дочка с двух сторон поддерживают.
Снова заходим в комнату консьержки, перематываем запись камеры около главного въезда. Видно, как серый «Форд» срывается с места, на большой скорости проскакивает распахнутые ворота и исчезает за поворотом. Кто за рулем,
