По вечерам не сидится в казарме, бродим по городу, ищем развлечений, хочется стряхнуть с себя тусклый зимний сон. Однажды после занятий Ахмед, Аббас, и я заходим в ресторан. Едва успели сесть, к нам подходит незнакомый азербайджанец.
— Салам алейкум, юлдашлар! Простите за беспокойство, но я хотел бы узнать: нельзя ли к вам поступить на военную службу?
— Садитесь. Откуда вы?
— Из Баку. Бежал. Там страшный голод. Кровопролитие. Гражданская война идет.
— А мы слышали другое, — говорит Ахмед. — Мы слышали, что народ там столкнул своего шаха и теперь управляет страной сам. Какая же может быть война?
— Война идет между меньшевиками и большевиками, — говорит азербайджанец. — Меньшевики — это владельцы заводов, фабрик, министры, помещики. А большевики — рабочие, крестьяне… кочегары, грузчики. Одним словом — чума, да еще какая!
— Почему же чума?
— А как же еще? Они как саранча уничтожают псе на своем пути. Все берут: банки, заводы, фабрики. Кричат: «Вся власть рабочим и крестьянам!» Ох, сукины сыны! — Лицо незнакомого гостя ожесточается. — Они забирают у тех, кто умом и мечом добыл свое богатство, чтобы мирно жить и служить одному аллаху!
— Ну, и как тебя зовут, дорогой друг? — бесцеремонно спрашивает Аббас.
— Исмаил… Из Нахдживана…
— Ладно, славный Исмаил-ага, можете идти, нам некогда, — вмешиваюсь я а разговор, потому что Аббас может такое сделать, что запрещается в ресторанах. — Идите с богом. Приходите когда-нибудь в другой раз.
— Спасибо, господа. Уважили.
Нетрудно догадаться, что это один из тех, у кого большевики отобрали фабрику или еще что-нибудь. Однако новость, о которой он сказал, нам нужна как воздух. Неплохо бы встретиться с Мирза-Мамедом, поведать ему об услышанном.
Ночыо я вызываю его на улицу, рассказываю о встрече и разговоре с бакинцем,
— Гусейнкули! — выразительно, но вполголоса произносит Мирза-Мамед и сдавливает руками мои плечи. — Это очень важная новость. Давайте, рассказывайте и другим об этом. Говорите так, как сейчас мне… Надо распространить эту весть по всему городу!
Не прошло и недели, как слово «большевик» стало самым неприятным и страшным словом для кучанской аристократии. В богатых домах от этого слова шарахались, как от чумы, а в мечетях служители взывали к народу: «О аллах, сохрани нашу исламскую страну от страшной чумы, которая движется с севера!»
Весть о войне в России всколыхнула все население города. И не успели горожане обговорить всего, что можно было бы сказать о войне на севере, как еще одна новость, В горах Гиляна вновь появился и потряс небесный свод Ходоу-сердар. Вся территория от Ширвана до Джувейна находится под его властью. В этом районе ханы и помещики сброшены, а сам Ходоу-сердар обосновался в гилянской крепости. Об этом пишут газеты Персии. Владыки в богатых усадьбах с тревогой обращаются к правительству: «Потушить народный пожар, пока пламя не охватило весь Хорасан!»
Почти одновременно с выходом панических статей в газетах, в Кучан начинают прибывать из Индии войска сипаев, под командованием англичан. Быстро формируются отряды и уходит в горы. Ясно, что они ринулись на борьбу с партизанами Ходоу-сердара,
В городе тревога. Беспокойство прежде всего отражается на ценах: они вздуваются, растут не по дням, а по часам. Раньше англичане завозили продовольствие для солдат из Индии, теперь закупают в кучанских селах у помещиков.
С полгода я копил туманы, чтобы рассчитаться за кони с Аббасом, а потом обменять свою лошадку на одного кадрового скакуна, на котором ездил один кучанский купец. Мы не могли скрыть своего восхищения, любуясь красавцем конем. У него маленькая, словно точеная голова, широкая грудь и тонкие сильные ноги. Однажды, когда купец проезжал мимо, я крикнул: «Эн, сахеб, сколько стоит конь?» «Нет ему цены, уважаемый! Не продается», — ответил он. «А если б захотели продать?» «Сто туманов, не меньше». С того дня я и загорелся желанием, во что бы то ни стало заполучить этого скакуна. И вот наступил день, когда в моем кармане оказалось сто туманов. Проследили мы с Ахмедом, где живет купец, заходим к нему, начинаем уговаривать. Наконец он согласился, назначает цену:
— Сто пятьдесят туманов!
— Что, что?! А ну-ка повтори еще раз!
Однако, хозяин не из пугливых: армейский мундир его не смущает, Сколько не препирались мы, так и пришлось выложить из кармана все мои сбережения и впридачу отдать своего коня.
Дня через три после этой дорогой сделки проводим мы строевые занятия во дворе, вдруг подходит ко мне дежурный и говорит:
— Какая-то ханым вызывает Аббаса Форамарза.
Я разрешил Аббасу покинуть строй. Он пошел и скоро вернулся с запиской.
— Что нового, Аббас? — спрашиваю его.
— Так ничего особенного, командир, — улыбается он. — Если хочешь, то поедем со мной в одно место. Приглашают на свадьбу. Там человек из армии Ходоу-сердара будет.
— Далеко ехать?
— Нет, не очень. В село Чапай.
Утром мы выезжаем из Кучана и пускаем коней по пыльной проселочной дороге. Мой «Ыкбал» несется, как птица, я с трудом удерживаю его. Так и кажется, что вот-вот конь излетит и небо. Аббас на своем жеребчике отстает, приходится поджидать его,
Я говорю Аббасу:
— Ты, земляк, не злись на меня, что до сих пор не расплатился с тобой за лошадь. Следующая получка — твоя, ей богу.
— С чего ты взял? Я злюсь на свою клячу. Бежит, как курица И где только ее откопал Гулам-реза?
— Гулам-реза? — удивляюсь я. — Откуда ты его знаешь?
— Но он же у меня коней взял, а двух всучил взамен…
— Каких коней?!
Аббас молчит. Что ж, раз молчит, значит нельзя об этом говорить.
Шестичасовой путь мы промахнули за два часа. Остановились в центре села, возле небогатого дома с густым садом. Ввели коней по двор, привязали. В саду слышны голоса, гости уже собрались на пиршество. Видны нарядные платья девушек, мелькают их проворные ножки…
Тетя Шамси, родственница Аббаса, поливает нам на руки. Мы входим в комнату. На кошме, подобрав ноги, сидит за пиалой родственник Аббаса, — Шамо, посыльный Ходоу-сердара. Аббас порывисто здоровается с ним. Я знакомлюсь.
— Ну, как там дела, дорогой Шамо, рассказывай скорей! — нетерпеливо требует Аббас, То же нетерпение испытываю и я, ибо прошли слухи, что армия Ходоу-сердара разгромлена, а сам он едва унес ноги.
— Дела пока идут неплохо, — тихо говорит Шамо. — Ходоу наш настоящий полководец…
— Так значит, все в порядке! — восклицает Аббас. — Ей-богу, слухам и газетам нельзя верить.
— Ходоу одержал крупную победу, — продолжает Шамо и начинает увлеченно рассказывать:
— Передовые отряды Ходоу-сердара стояли в Варге, когда ему сообщили о том, что приближаются войска Султан Ахмед хан Хакими. Ходоу поинтересовался, сколько солдат в войске Султана. Когда ему сообщили: «свыше пятисот человек», он созвал командиров.
На совете Ходоу предложил тонкий тактический план. Решено было дать бон Султану под Варгом. Для этого Ходоу вышлет часть войск к селу, остальные укроются по обе стороны ущелья под Гиляном. Когда солдаты Султана начнут наседать, курды должны обратиться в бегство и таким образом заманить поиска противника в каменный мешок глубокого ущелья. А там…
Султан Ахмед хан Хакими повел себя осторожнее, чем предполагал Ходоу-сердар. Четыре дня длилась перестрелка и незначительные стычки, затем Ходоу направил своему врагу послание: «Господин Хакими! Предлагаю вам отказаться от кровопролития. Жду ответа, Ходоу». Вскоре был получен ответ: «Мы гордимся, что проливаем кровь за его величество Шах-ин-шаха во имя Мухаммеда и аллаха. А с разбойниками и грабителями, поднявшими руку на его величество…»
Ходоу не успел дочитать письма. Рассвирепевший Султан, забыв об осторожности, бросил всю свою армию вперед. Курды встретили врага огнем, однако вскоре стали отступать, заманивая противника все дальше и дальше. Они отступили до самого Гиляна. И вот, когда Султан не сомневался, что им одержана победа, наступила неожиданная развязка. Повстанцы окружили правительственные войска и разбили их наголову. Из пятисот солдат, брошенных на штурм Гиляна, погибло не менее четырехсот. Семьдесят пять человек были ранены и только небольшая горсточка сумела уйти.
Рассказ Шамо мы перебиваем радостными восклицаниями и вопросами. Особенно я горжусь Ходоу-сердаром, потому что знаю его лично и он ко мне относится, как к младшему брату. У меня возникает горячая мысль: «А не уйти ли нам вместе с Шамо к нему в горы? Но как остальные: Ахмед, Рамо? Надо посоветоваться с Шамо!» Выслушав меня, он отрицательно качает головой.
— Нет, дорогой Гусейнкули, не за этим я сюда приехал, чтобы повидав вас, захватить с собой. Я приехал повидать вас и договориться об одном важном деле. Ходоу нужно оружие, боеприпасы. Сможете ли вы достать винтовки и патроны?
