— Она знает, что болтать об этом нельзя? — спросила Клеопатра.
Девушка ей понравилась, и царица не желала ей ничего плохого. Она также убедилась в том, что это дитя еще может ей пригодиться.
— Она обо всем предупреждена, госпожа, — монотонно отозвалась Хармиона, но в голосе ее звучало неистребимое упрямство.
Некоторое время они сидели молча. Царица потягивала чай. Хармиона презрительно взирала на спящего Ираса. В конце концов Хармиона произнесла:
— Предыдущая смена слыхала шум, какой бывает при занятиях любовью.
— Значит, мы преуспели, — весело отозвалась Клеопатра. — Первое сражение выиграно. Сможем ли мы удержать победу?
Но голос ее прозвучал неискренне, и Клеопатре самой сделалось противно.
— Желаешь ли ты встретиться с Сидонией нынешним утром, когда дело будет закончено?
— Ничего я уже не желаю! — огрызнулась Клеопатра. Она хотела лишь одного: чтобы ее оставили в покое.
— Понятно.
«Когда-то это я пировала с Антонием на рассвете, — подумала Клеопатра. — Когда-то это со мной он занимался любовью в промежутках между сменами блюд — поросенком, фазаном, гусем, вином. Когда-то это со мной он смеялся и распевал по ночам непристойные солдатские песни. Не так уж давно это я заставляла Антония на целый день позабыть о еде, а он изгонял из моей головы все мысли о долге, семье и стране. Когда-то. Не так уж давно. Но не сейчас».
Чтобы скрыть беспокойство, Клеопатра произнесла:
— Вполне вероятно, Хармиона, что мой план обернулся против меня. Возможно, Судьба в своем непостоянстве приведет его к совершенно неожиданному итогу и Антоний еще глубже погрязнет в попойках и разврате — вот что я получу за то, что вмешиваюсь в дела богов. Эти удовольствия могут оказаться настолько возбуждающими, они так польстят его мужскому самолюбию, что он никогда уже не захочет сражаться. Зачем ему война?
— Да, Клеопатра, такое вполне возможно, — сдержанно отозвалась Хармиона. Она никогда не верила в Антония и не скрывала этого. — Ты можешь поступить так, как мы обсуждали, — с надеждой в голосе добавила она.
Царица знала: Хармиона уверена, что ей следует пойти на переговоры с врагом. С врагом ее мужа. С соперником ее сына. С монстром, которого Цезарь выпустил в мир.
— Я не готова разыгрывать просительницу перед этим чудовищем.
— Владычица Обеих Стран, Матерь Египет, царица из рода царей никогда не просит, — парировала Хармиона. — Она лишь изрекает свою волю. Царство твоего отца процветало благодаря союзу с Римом. А кто сейчас олицетворяет Рим?
Клеопатра почти въяве слышала, как Хармиона отвечает на свой же собственный вопрос: уж конечно, не тот человек, что сидит сейчас во дворце у моря и, напившись пьян, пляшет и распевает песни. Не тот похотливый вечный мальчишка, забавляющийся с голыми служанками, в то время как из Греции подступают враги. Не тот мужчина, которого ты выбрала. Не тот человек, которого ты выбрала на этот раз.
— Вступать в союз с Тифоном — на это нет моей воли! — огрызнулась Клеопатра.
Хармиона была единственным человеком, которая могла предложить царице подобный план и сохранить голову на плечах. Клеопатра не подозревала Хармиону, но поневоле задумалась: действует ли та по собственному разумению, или же кто-то нашел к ней подход. Царица не сомневалась в том, что идея отделаться от Антония уже некоторое время витает в стране.
— Полагаю, я выразилась достаточно ясно, — заключила Клеопатра.
Хармиона не стала продолжать эту тему, а вместо этого заговорила о распорядке дня царицы.
— Военный министр просит, чтобы царица встретилась с ним до завтрака в обществе остальных членов правительства.
— В настоящий момент царицу просто тошнит от военного министра. Я больше не могу выслушивать его бредовые планы о бегстве на восток, — отозвалась Клеопатра, обрадовавшись возможности улизнуть от спора о том, следует ли ей предавать своего мужа. Иногда идея перейти на сторону Октавиана начинала казаться ей чересчур разумной и логичной. — Неужели он полагает, будто царская семья и император могут просто взять и исчезнуть в Индии? Если он будет упорствовать в своем намерении навязать мне этот план, мне придется отправить его в изгнание. Остановимся на завтраке в обществе членов правительства. Отправь Сидонию в постель — в ее собственную постель. И оставь меня одну.
— Чем изволит заняться госпожа?
«Хармиона надеется, что я сяду писать чудовищу, — подумалось царице. — Она думает, что я буду вести переговоры втайне. Из моих покоев она отправится прямиком во Внутренний дворец, а оттуда — в храм Исиды, где принесет жертву и помолится богине, чтобы я решилась бросить мужа».
— Мы обсудим это в надлежащее время, — проговорила царица.
— Как тебе будет угодно. Убрать ли мне отсюда царского парикмахера?
— Думаю, да. Царице нужно вздремнуть.
Хармиона открыла дверь в прихожую. В спальню вошел, поклонившись владычице, высокий раб-эфиоп. Затем он повернулся к кровати и подхватил храпящего евнуха, почти не побеспокоив его сон. Ирас взглянул на свою повелительницу затуманенным взором, улыбнулся и приклонил голову к могучей обнаженной черной груди. Он умостился на руках у эфиопа, словно дитя на руках у отца, и тот вынес его из покоев царицы.
Вошли служанки и принялись проворно убирать смятые льняные простыни, суетясь, словно мыши, что спешат унести доставшийся на дармовщину кусок сыра. Они застелили постель чистым бельем и положили в изголовье новое ночное платье. Клеопатра улеглась на кровать — такую большую, что здесь хватило бы места всему военному совету, а девушки опустились на колени по обеим сторонам от кровати и принялись растирать ей руки и ноги ароматическим маслом. Клеопатра всегда особенно тщательно заботилась о своих руках.
Ставни закрыли, и в комнате снова стало темно. Горела лишь маленькая лампа. Уже начинающая дремать Клеопатра видела силуэт Хармионы: та разговаривала с рабыней, держащей на голове корзину со снятым бельем. Рабыня внимательно выслушала и поклонилась пожилой гречанке. Корзина при этом не шелохнулась. Веки царицы отяжелели, и несколько мгновений спустя, успокоенная при виде того, как ее испытанный старый офицер раздает приказания подчиненным, Клеопатра уснула.
Она еще слышала властный и спокойный голос Хармионы, тихий шорох босых ног рабыни, шепот служанки, гасящей свечу, — а затем призраки прошлого восстали и завладели ее сном.
РИМ И АЛЕКСАНДРИЯ
Шестой год царствования Клеопатры
Клеопатре VII, царице Египта, в Рим,
от Гефестиона,
первого министра Египта,
из Александрии.
Твое царское величество!
Последние события требуют твоего немедленного возвращения в Александрию. Из надежных источников я получил неопровержимые сведения о заговоре, нацеленном против твоей особы и молодого царевича. Я больше не полагаюсь на надежность нашей переписки и потому не стану открывать подробностей, пока мы не встретимся лично.
Один из кораблей Аммония должен вскорости отплыть из Остии. Как меня заверили, это роскошное судно, вполне подходящее для твоего величества, царевича и тех членов свиты, которых ты пожелаешь взять с собою. Не пренебрегай мерами безопасности. Используй все способы, к которым ты привыкла во времена изгнания, когда обстановка была такой же ненадежной, как сейчас.
И главное, не доверяй никому, кроме твоих ближайших помощников. Сделай так, чтобы Хармиона всегда находилась рядом с царевичем.
Мне тяжело доставлять тебе беспокойство, но это мой долг. Дела настойчиво требуют твоего присутствия. На карту поставлена будущность династии. Нельзя, чтобы римляне пронюхали о сложностях в Александрии. Эти сведения уже начали просачиваться в легионы Цезаря, расквартированные здесь, в городе, но я лично принял все меры, чтобы прекратить это. Я уверен, что с этой стороны тебе сейчас ничего не грозит.
Можешь отговориться тем, что тебе-де нужно срочно уехать из-за болезни твоего брата, царя. Мы полагаем, что он заразился чумой.
Прости меня за столь смелое изъявление чувств, но я жду не дождусь того момента, когда вновь увижу твое царское величество. Мы вместе прошли через множество испытаний, а недавние события показывают, что они еще не завершились. Пожалуйста, не медли.
Твой верный слуга Гефестион.
В прошлый раз Клеопатра входила в порт своего города, туго запеленутая в пахнущий плесенью ковер, переброшенный через плечо пирата; тогда она обдумывала, какие слова сказать диктатору Рима, дабы убедить Цезаря поддержать ее, а не ее ныне покойного брата. Когда на Клеопатру нападало мрачное настроение, — а это случалось всякий раз при мысли о тех горах препятствий, которые ей предстоит еще преодолеть, прежде чем она сама, ее сын и царство ее предков окажутся в безопасности, — она напоминала себе о том, сколь многого она уже добилась. Единственный сын Юлия Цезаря — царевич Египта. Ее изваяние стоит в римском храме, приучая римских граждан вслед за египтянами отождествлять ее с Матерью-Богиней. Египет до сих пор остается независимым государством. И всего этого она добилась самостоятельно, лишь с помощью богов.
