Даже в Национальном собрании Франции масоны, независимо от партийной принадлежности, объединены в «братскую» ассоциацию – «фратернель». В прежнем составе французского парламента в неё входило 120, а в нынешнем (по состоянию на 1989 г.) – 90 депутатов. По сведениям же французской прессы, «фратернель» по-прежнему насчитывает 250 активных членов. Темами дискуссий среди масонов, входящих в Национальное собрание, часто бывают политика и экономика. Известно, например, что в ноябре 1987 г. «вольные каменщики» – парламентарии обсуждали вопрос ни больше ни меньше как о конституции Франции. Хотя статья №1 статута масонского ордена называет целью организации «благотворительность, изучение всеобщей морали, науки и искусств, практикование всех добродетелей», а в статье э 318 прямо пишется, что масоны «должны строго воздержаться от всяких споров о политике, правительстве и различных религиозных культах».
Несмотря на все статутные запреты, примерам вмешательства «вольных каменщиков» в дела мирские, то бишь политические, несть числа. Зачастую они делают это более рьяно, компетентно и целеустремлённо, нежели политические партии.
Мы уже рассказывали читателю о «Билдербергском клубе» и его связях с «рыцарями церкви» из Мальтийского ордена. Здесь уместно заметить, что многие из членов весьма влиятельного и престижного в западном мире «Билдербергского клуба» имеют отношение и к международному масонству.
В Париже в 1979 г. вышла книга бывшего агента ЦРУ Гонсалеса-Мата, испанца по национальности, под названием «Невидимые властители», где автор приводит целый список людей, которые после окончания второй мировой войны играли решающую роль в руководстве международной сетью «вольных каменщиков». Гонсалес-Мата пишет:
«Аллен Даллес, основатель ЦРУ, франкмасон шотландского обряда.
Йозеф Ретингер, дипломатический советник польского эмигрантского правительства в Лондоне в годы второй мировой войны, секретарь «Европейского движения», затем генеральный секретарь «Билдербергского клуба», франкмасон шотландского обряда.
Манлио Брозио, итальянец, генеральный секретарь НАТО, франкмасон шотландского обряда…»
Гонсалес-Мата отмечает, что от американского масонства, в составе которого действует и особая организация польских «вольных каменщиков» (как вы помните, главой «Билдербергского клуба» был избран поляк Йозеф Ретингер, а одним из ведущих масонов в США является бывший советник президента по национальной безопасности Збигнев Бжезинский, тоже по национальности поляк), нити тянулись в Париж, к ложе «Коперник», охватывающей польских эмигрантов. Им помогали подкармливать польских оппозиционеров банк ложи «П-2» и руководитель ватиканских финансистов американский архиепископ, бывший разведчик Поль Марцинкус.
Вот перед нами книга Пьеро Карпи «Дело Джелли», в которой друг великого мастера ложи «П-2» даёт жизнеописание Джелли. Карпи пишет, между прочим:
«Курс масонских сообществ разных стран, в том числе Италии, сильнейшим образом определяется Соединёнными Штатами Америки, страны, где масонство наиболее могущественно».
Не забывает Пьер Карпи поведать читателям, что кроме ЦРУ, Мальтийского ордена, «Билдербергского клуба», так называемая «Трёхсторонняя комиссия» (о которой наш читатель уже осведомлён) тоже «один из филиалов мирового масонства».
Влияние масонства на многие международные, в том числе и церковные, дела очевидно как раньше, так и в наши дни.
Неоднократно во многих публикациях католической прессы ныне ставится вопрос: «Быть ли масонству?» В 1939 г. сами «вольные каменщики» выдвинули идею радикального сближения с католической церковью и чуть ли не превращения их самих в рыцарей этой церкви. Сегодня масоны прямо заявляют о поддержке курса, осуществляемого римской курией и папой Иоанном Павлом II. Глобальная же стратегия современного Ватикана, безусловно, включает в себя не только возвращение в церковное лоно «заблудших молчаливых братьев во Христе», но и эффективное использование масонства в клерикальных целях. Тем более что постепенно становятся реальностью на Западе пророчества великого магистра ложи «П-2» Личо Джелли, характеризовавшего цели «всемирного братства вольных каменщиков» такими словами:
«Масонство должно стать влиятельным центром незримой власти, способным объединить людей, решающих судьбы нации…»
Тевтонский орден: анархизм или …?
Уже третьи сутки подряд холодный дождь нескончаемыми потоками заливал улицы и крыши домов Трира. Он размыл деревенские дороги и виноградники на несколько километров вокруг. Город погрузился в мрачное оцепенение, как бы отрезанный от всего мира, хмурый и одинокий, будто Ноев ковчег в день всемирного потопа. Казалось, что все жители попрятались за глухими, окованными железом ставнями, подсчитывая убытки и коротая долгие унылые вечера за картами и рукоделием. Ещё долго будут вспоминать в Трире этот дождь, пришедшийся как раз перед сбором урожая и принёсший разорение стольким семьям, имевшим хлеб свой насущный в основном от продажи знаменитого мозельского вина.
Если б кто-нибудь решился в этот непогожий осенний вечер выглянуть на улицу, возможно, он увидел бы высокого человека в чёрной одежде священника, с маленьким саквояжем в руке, упрямо шагавшего под проливным дождём. А если б он заглянул под капюшон, то его, несомненно, поразили бы серо-голубые глаза с необычайно пристальным взглядом, резко очерченный рот, квадратный подбородок викинга и преждевременные морщины на ещё молодом лице. И разумеется, первое, им отмеченное, было бы то, что этот человек нездешний.
По всем признакам, незнакомец пришёл издалека. Об этом красноречиво свидетельствовали смертельно усталый вид, забрызганные грязью сапоги и плащ. И не было никакого сомнения, что он промок до последней нитки.
Любопытному провинциалу хватило бы на несколько дней пищи для размышлений о причинах, заставивших этого загадочного человека пуститься в путь в столь ненастную погоду. Приход его, однако, остался незамеченным. Не приоткрылась ни одна дверь или ставня, и даже стены, которые в провинции обыкновенно имеют глаза и уши, остались слепы и глухи.
Неподалёку от готической церкви Либфрауэнкирхе незнакомец остановился и откинул с головы капюшон. Огляделся в нерешительности. Наконец, словно приняв какое-то решение или вспомнив что-то, он быстрыми шагами подошёл к небольшому дому рядом с церковью и громко ударил кулаком в ставень. Ему пришлось постучать ещё не один раз, прежде чем за дверью послышался раздражённый голос.
– Это я, комтур Хельмут. Вам привет от великого магистра Паулера и личное послание от фамильяра Габсбурга.
После некоторого колебания дверь открыли. В проёме показался невысокий грузный мужчина с испуганным выражением на заспанном мучнистого цвета лице. Он прищурил и без того узкие глаза и стал бесцеремонно вглядываться в незнакомца. Потом, видимо, так и не удовлетворённый осмотром, всё же отодвинулся в сторону и произнёс:
– Входите.
Затем он тщательно закрыл дверь и пошёл впереди, показывая нежданному гостю дорогу. Они миновали узкий коридор и очутились в небольшой, безвкусно обставленной гостиной. Там хозяин тяжело опустился в кресло. Глаза его смотрели на незнакомца, но уже не пристально, а с каким-то заискивающим вниманием. Вид этого растерянного человека был настолько несчастным и встревоженным, что комтур Хельмут, несмотря на усталость, повозился пару минут с замками саквояжа и достал из него объёмистый пакет белого цвета. Хозяин дома даже не стал его вскрывать. Один только взгляд на сургучные печати рассеял все сомнения. Испуг на лице сразу же уступил место природному добродушию. Он засуетился вокруг Хельмута.
– Простите моё недоверие, господин комтур, но кто бы мог ожидать вас в такую непогоду? Скорее снимайте с себя всё, вы же насквозь промокли.
Хельмут стал послушно раздеваться. Плащ с капюшоном уступил место мокрому плащу с огромным чёрным крестом. Вода, стекавшая с его одежды, образовала на полу большое грязное пятно, казавшееся при тусклом свете торшера лужей крови. Толстяк испуганно перекрестился и запричитал:
– И к чему только нужно так мучить себя, неужто нельзя было подождать?
– Да, последние три километра мне пришлось идти пешком, – устало отозвался Хельмут. – Но депеша от фамильяра Габсбурга весьма срочная, господин Конрад. И завтра же необходимо созвать на совещание весь бальяж Лотарингии, здесь же, в Трире. Придётся повертеться. Расходы берёт на себя гроссмейстер, который завтра прибывает в Трир из бальяжа Кобленц.
– Пойду распоряжусь, чтобы вам принесли сухое бельё и что-нибудь на ужин. Должно быть, вы не только промокли, но и изрядно проголодались. Ах да, – спохватился он на полдороге, – я ведь забыл представиться.
– Бросьте, господин причетник, – махнул рукой комтур, – я же знал, куда шёл.
