— Что же, добавь и его в список подозреваемых, хозяин. Теперь в нём уже весь Рим. Для полноты картины недостаёт только императора! — с сарказмом произнёс Кастор.
— Интересно, что не так в моих рассуждениях? — рассердился Аврелий.
— Ты столько всего насочинял: таинственное сокровище, оживший Метроний, шантажист… Если добавишь сюда жадного сутенёра и похищенную девушку, нашедшую богатых родителей в тот самый момент, когда её продают в дом терпимости, то останется лишь придумать себе какой-нибудь греческий псевдоним, чтобы стать успешным комедиографом! — посмеялся над ним вольноотпущенник.
— Ну, может быть, я несколько преувеличил… — неохотно признал патриций.
— У тебя какие-то странные гипотезы, мой господин, особенно если учесть, что существует куда более простое решение.
— Какое? — поинтересовался Аврелий, уже предвидя ответ.
— Метроний, который присвоил в своё время золото, убил Антония, договорившись со своей прелестной супругой, чтобы она отвлекала одного моего хорошего знакомого — любителя совать нос в чужие дела. Впоследствии, однако, их интересы стали расходиться, и Кореллия решила, что проще поджечь дом Глафиры, чем гоняться за двумя зайцами. Пожар освободил её и от неудобного мужа, и от улик, из-за которых она могла утратить общественное положение и состояние.
И не забывай также, что имущество предателей не достаётся наследникам, а отходит в пользу государства!
Аврелий проворчал что-то невнятное, тщетно пытаясь придумать резкий ответ безупречным рассуждениям грека.
— А если Германия тут ни при чём, мой господин? Если Антоний был убит совсем по другой причине. Мы же знаем, что Валерия была неравнодушна к нему…
— Мы знаем также, что у них не могло быть интимных отношений, — уточнил сенатор.
— Вот именно! Мы рассуждаем тут о каких-то интригах, которым якобы суждено изменить ход истории, а вполне возможно, что несчастный Феликс пал жертвой рассерженной женщины! Валерия, конечно же, легко может выдать себя за мужчину…
— А кроме того, остаётся ещё Токул. Почему бы не попробовать с ним трюк с кожаными шнурками? Будь наготове, Кастор. История, которую я повторяю, рано или поздно дойдёт до ушей нужного человека! — весело закончил сенатор и отпустил грека, прежде чем тот успел возразить.
XXVII
ЗА СЕМЬ ДНЕЙ ДО ИЮЛЬСКИХ ИД
Токула не было дома — он ушёл куда-то по делам, и Публий Аврелий Стаций, досадуя, что пришёл напрасно, решил воспользоваться случаем и зайти в мастерскую, чтобы посмотреть, как продвигается работа над его заказом.
Толковый мастер-ювелир показал ему ценнейшую вазу, которая будет представлена на празднике благодарения богам, если сенатор найдёт убийцу… Или во время поминальной трапезы, если убийца найдёт сенатора.
Он начал было лекцию о том, что собой представляет двуглавая амфора, как вдруг прервал объяснение раздражённым возгласом:
— Мелос, забери сейчас же своего кота, он беспокоит клиента!
Аврелий почувствовал, как кто-то теребит ремешок его обуви, и, взглянув вниз, увидел комочек белой шёрстки, шмыгнувший под лавку.
Подмастерье, тощий как палка блондин, поспешил забрать животное, рассыпавшись в извинениях.
«Точно такой же котёнок, как у Эбе», — подумал сенатор и сразу же отбросил эту мысль: белых кошек в Городе тысячи…
— А где живёт Мелос? — всё же поинтересовался он.
— На чердаке. Мы все туда перебрались, как только нас взяли на работу, но до сих пор помним, как страшно было спать среди мышей, — сказал мастер.
Вскоре после этого Аврелий сел в паланкин и, задавшись неожиданным вопросом, велел носильщикам отправиться на Эсквилинский холм. Вспоминая котёнка Мелоса, он подумал, что кошки вряд ли будут оставаться на месте, когда в доме вспыхивает пожар. Ловкие и юркие, они могут спастись от огня гораздо быстрее людей. Интересно, куда делась кошка Эбе? Если она осталась жива, Глафира обрадовалась бы ей.
Он отпустил нубийцев недалеко от пожарища, где когда-то стоял дом куртизанки. Дальше Аврелий пошёл пешком, расспрашивая встречных про кошку, но получал в ответ лишь смущённые и настороженные ответы. Спускаясь с холма, он оказался возле почерневшего остова какого-то здания, где рабочие расчищали развалины.
— Тут жил кузнец. Хороший был человек, — сказала какая-то женщина. — Кто знает, куда он делся. В пожаре потерял всё, бедняга, даже последнего ребёнка своей дочери…
У патриция не хватило совести спросить про котёнка.
На перекрёстке он всё же решился задать вопрос, пообещал вознаграждение тому, кто принесёт ему котёнка, и с этой целью, без особой надежды, повесил листок папируса с объявлением на руку каменного Меркурия, украшавшего фонтан.
Спускаясь с холма, задумавшись, Аврелий не сразу заметил, что идёт не к Виминальскому холму, а вышел на кливус Субурранус, откуда два шага до викус Лаци Фуццани, так что уже не оставалось ничего другого, как пройти к месту, где произошло убийство.
Небольшая площадь оказалась очень оживлённой, весь тротуар возле термополиума был заставлен плетёными стульями, на которых расположились жители квартала, желавшие насладиться вечерней прохладой.
Аврелий опустился на скамью недалеко от входа, и тотчас все разговоры прекратились, и десятки глаз уставились на него.
Хотя и не лишённый некоторого тщеславия, патриций всё же ни на минуту не допустил, что такой интерес вызван его привлекательной внешностью. Внимательные взгляды, напротив, были направлены на элегантную тунику, украшенную тончайшей вышивкой, дорогие фибулы на плаще и, самое главное, замшевую сумку, из-за которой топорщилась его туника.
Поднялись сразу шестеро молодых, крепких парней.
Не теряя ни мгновения, женщины тотчас отодвинули подальше свои стулья, старики сложили складные скамейки, и матери громко созвали детей, словно несушки, собирающие цыплят, чтобы отвести их в надёжный курятник.
Когда даже маленькая служанка таверны на всякий случай спряталась под прилавок, Аврелий понял, что дело плохо. Тренировки в гимнастическом зале, безусловно, помогут ему, но противников было много, и все с крепкими мускулами…
Тут из термополиума вышел хозяин и, увидев Аврелия, поспешил к нему, приветствуя как старого доброго знакомого.
— Сенатор — наш друг и хочет предложить вам всем выпить, — заявил он к большому удивлению Аврелия, который не называл своё имя.
— Сенатор, да ну? Неплохое прозвище! А я вот велю звать меня Ламой, Лезвием, значит, — воскликнул заводила парней, с гордостью указав на свою щёку со шрамом. — Скажи-ка, а скольких проституток ты отправляешь работать, чтобы купить такую тунику? Я пасу четырёх, но о подобных вещах и мечтать не могу. Так или иначе, приятно познакомиться с человеком, который сумел хорошо устроиться в этой жизни, — добавил он с уважением, и уже через минуту весь термо'полиум был набит желающими бесплатно выпить за здоровье такого успешного сутенёра.
Прошло немало времени, прежде чем хозяину удалось отвести патриция в сторону от компании.
— Я узнал тебя, Стаций, и как раз искал тебя, — сказал он, осторожно осматриваясь, прежде чем завернуть в переулок рядом с таверной.
— Неужели нашёл для меня холодное пиво? — понадеялся Аврелий, которому от волнения очень хотелось пить.
— Нет, кое-что получше, — ответил тот, знаком велев следовать за ним. — Но имей в виду, что я очень рискую. Если они узнают, что ты магистрат… — внезапно он остановился, словно вдруг передумал.
— Знаю. Купание в Тибре тебе обеспечено, — закончил роковую фразу патриций, вложив ему в руку серебряный денарий [74].
— Ещё один ты должен мне за вино, — отметил хозяин.
— Эй, кого ты думаешь обмануть! Оно стоит не больше двух сестерциев! — возмутился Аврелий.
— За эти деньги я пою воров и сутенёров.
А с настоящего сенатора я беру несколько больше, — объяснил хозяин таверны, поспешно пряча в карман вторую монету и указывая на вход в какую-то лавчонку.
