— Откуда у вас такая уверенность, господин Сталин? — стремительно спросил Гитлер, и глаза его вновь суматошно забегали. — Почему вы не верите в силу тевтонского меча? У вас что, есть великие полководцы, способные противостоять нашему натиску?
— Есть! — уверенно ответил Сталин. — Есть такие полководцы!
— Хотел бы я видеть хоть одного такого полководца, — со зловещей иронией процедил Гитлер.
— Один из них — перед вами! — словно волшебник, торжественно возвестил Сталин.
И Гитлер, к своему изумлению, увидел, как рядом со Сталиным, на шаг отступив от него, возник статный, пышущий здоровьем и красотой военный в форме советского маршала.
— Невероятно! — уже с мистическим ужасом воскликнул Гитлер. — Если я не ошибаюсь, рядом с вами, господин Сталин, стоит маршал Тухачевский? Но ведь всем известно, что вы казнили его еще в тридцать седьмом году!
— Перед вами именно маршал Тухачевский, один из самых талантливых наших военачальников, — с гордостью произнес Сталин. — Думаю, что вашим генералам и их войскам не поздоровится, если Тухачевский будет командовать нашим Западным фронтом. А что касается вашего упоминания о тридцать седьмом годе, то считайте, что маршал Тухачевский не был казнен и не умер, ибо такие люди, как Тухачевский, не умирают.
— Но где же ваш маршал? — вдруг испуганно спросил Гитлер, увидев, что Тухачевский исчез так же внезапно, как и появился.
— Маршал Тухачевский, выполняя мой приказ, убыл принимать командование фронтом, — спокойно ответил Сталин.
— В таком случае нам с вами не следует воевать. Давайте лучше поделим земной шар между Германией и Россией, — поспешно предложил Гитлер.
— Актуальная проблема, — согласился Сталин. — Но весьма трудная.
— Нет ничего проще! — возразил Гитлер. — Поделим земной шар точно пополам, на две равные части. Вам — Западное полушарие, мне — Восточное.
— Зачем мне Западное? — удивился Сталин. — Мне по праву должно принадлежать Восточное. Москва — в Восточном полушарии. Я не собираюсь жить и править в Вашингтоне.
— Но Берлин тоже в Восточном полушарии, — упрямо напомнил Гитлер.
— Я настаиваю, — сурово отрезал Сталин.
— Я тоже настаиваю, — заупрямился Гитлер.
— Этому не бывать! — грозно выпалил Сталин.
— Нет, бывать! — заорал Гитлер.
Он в бешенстве схватил висевший на стене огромный тевтонский меч и, воздев его высоко над головой, яростно обрушил на бронзовый глобус.
Раздался оглушительный взрыв, взметнулось багровое пламя, поглотившее имперскую канцелярию.
— Звезда Германии восходит, а ваша звезда закатилась! — Несмотря на адский грохот, голос Гитлера отчетливо прозвучал из тьмы. — Да здравствует план «Барбаросса»! Могу утешить вас, господин Сталин, лишь тем, что, когда я завоюю Россию, я поставлю вас ее правителем, ибо никто лучше вас не умеет обращаться с русским народом! Но учтите, вы будете править только под немецким контролем!
Сталин бросился бежать прочь, а вслед ему продолжал кликушествовать Гитлер:
— Славяне обречены на вымирание! Они никогда не заботились о чистоте своей расы! Это дикое смешение наций просто возмутительно: русские перемешались с татарами, узбеками, грузинами, евреями! Почти все жены ваших членов Политбюро — еврейки! И вы сами породили детей от женщины, ветвь рода которой шла от цыган! Чего же вы можете ждать от своего потомства? Ваши дети будут выродками, позорящими своих отцов! Берите пример с жены партайгеноссе Бормана! Вот истинная арийка! Она требует от своего мужа, чтобы он систематически совокуплялся с разными женщинами-арийками и таким образом заботился о чистоте немецкой расы! Мы также требуем от наших эсэсовцев, чтобы они оплодотворяли как можно больше ариек, мы создадим нацию, кровь которой будет абсолютно чиста от всяческих инородных примесей, характер которой будет истинно нордическим! Моя молодежь не будет заниматься самокопанием, не будет выворачивать наизнанку свою душу, как это делают славяне. Ей не надо искать истину: эту истину дает ей в готовом виде фюрер! Это будут молодые львы, способные перегрызть горло всем, кто станет на их пути! Они уже готовы к прыжку на Россию!
— Товарищ Тухачевский! — взывая о помощи, отчаянно крикнул Сталин.
И в тот же миг раздался еще более мощный взрыв, все поглотил мрак, и Сталин, будто подброшенный взрывной волной, вскочил с дивана, с ужасом оглядываясь вокруг.
«И приснится же такая чушь…» — с омерзением подумал Сталин, несказанно радуясь тому, что на самом деле он находится не в имперской канцелярии Гитлера, а у себя в спальне, на ближней, кунцевской даче.
И тут же понял, что его взметнула с постели звонкая трель телефона. Он с явным раздражением взял трубку: кто это посмел тревожить его в такую рань? Еще никто никогда не осмеливался звонить, зная, что вождь еще отдыхает!
— Товарищ Сталин! — Он не сразу узнал голос начальника Генерального штаба Жукова, до такой степени его изменили тревога и волнение, которые тот, как ни старался, не мог скрыть. — Гитлер напал на Советский Союз! Война, товарищ Сталин!
Часть первая
Кивер и буденовка
«Дней восемь назад, в бытность мою в Москве, я добился отставки Шорина и назначения нового комфронтом Тухачевского — завоевателя Сибири и победителя Колчака».
Из разговора И. В. Сталина по прямому проводу из Курска с К. Е. Ворошиловым и С. М. Буденным. Кавказский фронт, 1920 г.
Тринадцатого марта 1918 года Лев Давидович Троцкий, он же Лейба Давидович Бронштейн, постановлением Совнаркома был назначен народным комиссаром по военным и морским делам. Этим же постановлением была принята его отставка с поста наркома иностранных дел.
Узрев на правительственном бланке число «тринадцать», Троцкий поморщился: еще с детства он верил в приметы, и число, обозначавшее пресловутую чертову дюжину, вселило в него дурные предчувствия.
Революция и на этот раз не изобрела ничего оригинального и оставалась верной себе, вознося дворников в наркомфины, прапорщиков в верховных главнокомандующих, земских врачей — в наркомздравы, исходя не из приоритета компетентности людей, а прежде всего из того, насколько надежны были их идейные убеждения и насколько безоглядно они были преданны новому режиму. Потому-то лучшей кандидатурой на высокий пост оказывался вовсе не тот, кто в совершенстве знал специфику дела, а тот, у кого эти убеждения были доведены до высшей точки фанатизма, у кого был лучше подвешен язык и кто умел использовать силу страха для решения самых невероятных задач, которые, казалось, были неподвластны человеку.
Иначе чем же еще можно объяснить, что человек, ни единого дня не служивший в армии, в годы Первой мировой войны находившийся в Париже в качестве корреспондента газеты «Киевская мысль», вдруг ни за что ни про что стал заправлять военными делами всей республики, да еще в самый тяжкий период сатанинской схватки людей, обуреваемых жаждой доказать силой оружия истинность одних идей и ложность других. К тому же Троцкий имел лишь чисто касательное отношение к армии, как человек, в свое время проявивший большой интерес к изучению психологии солдат и с этой целью посещавший воинские казармы, госпитали, а иногда и фронтовые окопы. Военной же подготовки Лев Давидович не имел никакой.
Однако революция смело и безоглядно следовала излюбленному ею принципу «не боги горшки обжигают» и потому возносила на вершины власти людей, обладавших нулевым опытом в той области деятельности, ответственность за которую взваливали им на плечи. Главное, чтобы они, как обожали изъясняться большевики, были до мозга костей преданны революции и обладали всесокрушающим организаторским талантом.
Преданности и фанатизма у Троцкого было в избытке. В избытке же было и ненасытного честолюбия, непреклонной воли, беспредельной самоуверенности и самовлюбленности, бесшабашной решительности, способной сметать все преграды, стоящие на пути к цели; хватало ему и незаурядных качеств пламенного оратора, способного завораживать людей и раздувать в их душах пламя пожара. Разумеется, было и адское желание повелевать людьми, всецело властвовать над ними и яркой звездой блистать на политическом небосклоне, милостиво принимая поклонение тех, кто находится внизу. Впрочем, кто из политиков не стремится к подобным же целям?
Отсутствие военных знаний с лихвой компенсировалось умением Троцкого нагонять страх — такой страх, который леденил души, понуждал к беспрекословному, пусть даже слепому повиновению, помогал решать боевые задачи, пусть и ценою безумных потерь.
Спустя два месяца после своего назначения, в один из весенних майских дней, Троцкий вызвал к себе двадцатипятилетнего военного комиссара Московского района обороны, бывшего подпоручика Михаила Николаевича Тухачевского.
