— Я, Анфим Никитич, благодарен тебе за заботу, токмо подумать надобно.
— Ну, думай, думай…
— А далече ли путь держим? — поинтересовался Ярослав.
— Почитай, уже приехали. За тем поворотом, — повел рукой воевода. — Лес тут хорош: сосны высокие, ровные да и лиственница встречается. Вот мы ушкуи на Изломе и строим. Народишку прибывает, для него лодии надобны, — пояснил Анфим Никитич.
Вскоре лес расступился, и взору Ярослава открылся вид на волжский простор, песчаный откос, на котором лежало набоку несколько десятков больших лодок. Некоторые из них были подняты на бревна и закреплены упорами, вокруг них копошился народ, дымили костры, пахло смолой.
— Работает народец, а присмотр все едино надобен. Ушкуи смолят… Дело это непростое и важное. Чай, поход-то не последний. А для нас ушкуи, что лошадь для степняка, без нее никак, и нам без лодий нет хода, — рассмеялся воевода.
— А строят-то где, не видать, — закрутил головой Ярослав.
— Сразу не увидишь. Это чуть дальше, за лесом, за косой, где Излома в Волгу втекает. Здесь поглядим, как дело движется, и на Излому поедем. Еще увидишь умельцев наших, подивуешься. Топорами машут так, что глаз не отвести…
Всадники осторожно спустились с высокого берега на откос. Встречающиеся мужики скидывали шапки и кланялись поясно.
— Здрав будь, Анфим Никитич!
— И вам здоровья, — откликался на приветствие воевода.
Ярослав отметил, что поклоны мужики отвешивали не по принуждению, как не раз он наблюдал в Новгороде, когда мужику встреч двигался боярин, а с уважением. «Знать, в чести воевода у ватажников! А в Новгороде глянулся просто: купец как купец, коих немало было в окружении отца». Идя рядом с воеводой, Ярослав не без интереса отмечал, как со знанием дела Анфим Никитич разговаривал с мастеровыми, как любовно поглаживал борта ушкуев, мимо которых проходил. Когда же все работные собрались вокруг приехавших ватажников, Анфим Никитич, приложив руку к груди, произнес:
— Много сделано, добротно, за то вам, мастера, низкий поклон. Одно прошу: поспешите. Ушкуи нам вскоре занадобятся. Вы уж порадейте. Вижу, работы много. Так вы среди местных умельцев поищите. Посулите денег. Сколь запросят — столь отдам! — твердо закончил свою речь воевода.
Когда вновь сели на лошадей, Ярослав не утерпел с вопросом:
— А что, Анфим Никитич, поход вскорости намечается?
— Будет поход. Да ты никак решил с нами податься?
— Не решил еще, но уже охота одолевает.
— Ну-ну, — ухмыльнулся в бороду воевода. — То-то еще будет, когда ты молодцов наших в доспехе да с оружием увидишь. Это тебе не княжеские дружинники, одно слово — ушкуйники.
Еще издали Ярослав услышал перестук топоров, а вскоре увидел верфь ушкуйников. На пологом берегу Изломы, некогда поросшем травой, а ныне вытоптанном до пыли, среди ошкуренных и неошкуренных стволов деревьев, чадящих и пылающих костров, ощетинившихся, словно ребрами, начатых и уже белеющих бортами готовых ушкуев, работало до двух сотен человек. Заметив, как азартно горят глаза у Ярослава, Анфим Никитич поинтересовался:
— Доселе видел, как лодии строят?
— Не довелось, — тряхнул кудрями молодец.
— Дело то непростое, попервой не познаешь. Ну да ладно, смотри, — повел рукой воевода, — видишь, на бревнах, что на земле, брус лежит? То киль будущего ушкуя. Поверх него наложена широкая доска — это основа для поясов обшивки. Она крепится с килем деревянными нагелями, концы которых расклиниваются. Вот те бруски, что стоят вертикально с небольшим уклоном наружу, — штевни. Они соединяются с килем клинцами. Их вырубают из цельного ствола с углом толстой ветви. Потом ставят толстые ветви с прогибом, с наружной стороны их чуть стесывают, чтобы к ним плотнее прилегала обшивка. А там уж и борта обшивают сосновыми или из лиственницы досками. Вон тот ушкуй, что слева, почти готов, только доски поперек закрепить, то для гребцов, и мачту поставить. И все — спускай на воду. Рассказал-то я просто, да только не каждому дело это по уму и по руке. Ты, Ярослав, вот что: оглядись тут, а у меня дела, — и воевода, подозвав кого-то из мастеровых, удалился в сторону уже готовых ушкуев.
Мимо Ярослава, с трудом переставляя ноги, невысокий кряжистый мужик тащил на плече короткий, но объемистый ствол дерева. То ли груз был велик, то ли мужик слабосилен, но сопел он натужно с придыхом.
— Пособил бы, — не поднимая головы, прохрипел работный.
Ярослав, метнувшись к страдальцу, подсел под бревно и подставил плечо. А так как ростом он был намного выше работного, то бревно поднялось над плечом мастерового.
— Куда нести?
— Пошли, милок, тут недалече, — глухо ухнул мужик и устало вытер пот со лба тряпицей, что свисала с пояса. — Рядышком тут. Вот славно-то, вот Господь послал помощника, — запричитал он. Мужик едва поспевал за широко шагавшим новгородцем. — Пришли. Клади здесь, — показал он на лежащие под навесом такие же короткие, но уже ошкуренные бревна, и когда Ярослав освободился от груза, работный любовно похлопал ладонью по стволу: — Живое, теплое… Хорошее из него чудо-юдо выйдет.
— Что за чудо-юдо? — удивился Ярослав.
— Это такие головы звериные, что на носу лодий ставят. Неужто не видел?
— Аа-а, вон оно что… Приходилось. Я же из Новгорода. Чего там только не видел… И заморские суда, и наших мореходов…
— А ушкуи морские видел? — поинтересовался мужик.
— Не приходилось, врать не буду.
— А я не токмо видел, но и сам помогал строить. Мальцом тогда еще был, отцу помощником, а он у меня мастер знатный. Про поход дружины Луки Варфоломеевича супротив шведа слыхал?
— Слышал. Так то было лет сорок тому…
— Я и говорю, мальцом тогда еще был. Ушкуи для дружины делали знатные: борта высокие, мачты крепкие, палубы, руль навесной… Ушкуи-то те в Бело море хаживали и еще далее в самый что ни на есть Ледовитый океан. Шведов побили, добра взяли немало. Через три года опять походом пошли, еще дальше, аж до самих норвегов, и то ж побили. Я уже постарше тогда был — помню, как мужиков Господин Великий Новгород встречал… Э-эх, было время, — с грустью произнес мужик. — Мне бы годков эдак двадцать скинуть…
— Так ты вроде и ноне с ушкуйниками.
— Нет. Это мы с Новгорода пришли землякам пособить в постройке ушкуев. Завершим дело, и домой… А страсть как хочется жизни вольной хлебнуть, душу потешить… Не все татарве над нами измываться…
— Неужто на татар ватажники пойдут? — удивился Ярослав. — Не убоятся? Татар-то тьма. Вон сколь земель под ними.
— Не убоятся, — уверенно произнес мужик. — В Булгарии татар бивали и далее спуску не дадут. Крепки духом молодцы, в отцов и дедов пошли, — не без гордости заметил мужик. — А ты, чай, не с нашим братом, не с ватажниками? Видел я, что ты с Анфимом Никитичем приехал…
— Все так. Я только ноне в Костроме объявился. Дело у меня…
— Дело, значит… Ну-ну, — не скрывая разочарования, поднялся с бревна мастеровой. — Заболтался я с тобой. Ты иди, земляк. У меня тоже дело…
— Тебя как зовут-то? — уже уходя, спросил Ярослав.
— Игнатом кличут. Будешь в Новгороде, на Ильине улице спроси кого, меня там все знают, избу покажут. Гостем будешь… — и, вытянув из бревна топор, направился к группе мужиков, ошкуривавших сосновые стволы.
В Кострому вернулись поздно вечером. Анфим Никитич Ярослава не отпустил, а пригласил к себе отведать хлеб-соль. За столом купца Михаила Игнатьевича собралось народу немало: кроме воевод тянули хмельной мед из чаш сотники и даже кое-кто из простых воинов.
Когда еде и питью было отдано должное, со своего места поднялся боярин Александр Абакунович. Ростом высок, телом дороден, голосом зычен. Его русые густые волосы стянуты узкой кожаной петлей, на шее тяжелая золотая цепь, пальцы в перстнях, отсвечивающих камениями. Несмотря на жару в трапезной, одет он был в парчовый кафтан, подбитый мехом. Взгляд цепкий, властный… Боярин Ярославу не глянулся. И хотя Александр Абакунович был новгородцем, в Новгороде Ярослав его ни разу не встречал.
— Братья мои, — загремел боярин голосом, заставив всех замолчать. — Ведомо мне, что хан Золотой Орды осерчал на нас за поход на Жукотин, повелел князьям головами выдать…
За столом мужики зароптали, возмущаясь услышанным.
— Да только не пойдет русич на русича, а вот мы на татар пойдем! Князья головы свои склонили под татарские сабли, а мы сами татар склоним, до самой земли, и в землю, даст бог, вгоним! Так, мужики?
— Так! Правду говоришь! Любо нам!
Ярославу стало страшно. Во Владимире от своего дядьки-воеводы он слышал другое: что не время еще подниматься на татар, силен ворог, и, кроме крови, пролитой напрасно, это ни к чему не приведет. А тут…
— Через две седмицы лодии, что ноне в работе, будут готовы, — продолжал Александр Абакунович. — Довольно молодцам бражничать, пора и делом заняться. Знамо мне, что вниз по Волге город богатый стоит — Бельджиман, а там еще один город — Укек прозывается, тож недалече. Так что на наш век городов татарских хватит. Не так, мужики?
