патриарший престол, занимаемый пока болезненным недеятельным Иосифом, напомнил Тишайшему царю: через перенесение в Успенский кафедральный собор мощей Филиппа из Соловков о праве церкви (под надзором патриарха) оценивать и выносить приговор светским правителям не только в условиях чрезвычайных, опричных, но и повседневной жизни. Это, конечно, насторожило Тишайшего, но ему до похода на Смоленск необходимо было установить доверительные отношения с высшими иерархами церкви, прежде всего, с Иосифом и Никоном. Смоленск вместе с отбитыми у Польши исконными русскими землями, находившихся под литовским и польским правлением латинян, должен стоять во главе возрождения православия царя Тишайшего.
В то же время из вышесказанного понятно, почему честолюбивый и амбициозный Никон, мечтающий о восшествии на патриарший престол, приложил столько усилий, чтобы придать культу святого страстотерпца Филиппа общерусское всенародное звучание и поставить его в ряд особо чтимых святых владык при великих князьях, московских Рюриковичах – митрополитов Петра, Алексея и Ионы. До почина Никона имя страстотерпца Филиппа хотя и упоминалось в церковных службах, но по своей чести нисколько не приравнивалось к трем московским митрополитам-чудотворцам. Чтобы добиться своего, Никону пришлось убеждать царя Алексея Михайловича в особом величии страстотерпца-митрополита Филиппа, указующего и совестившего Ивана Грозного. С признанием факта канонизации страстотерпца Филиппа, выдвижения его в первый ряд почитания московских святых, дальнейший порядок действий определялся автоматически. Когда в канун окончания рождественского мясопуста наступали поминальные дни и во всех церквях служили панихиды по прежним государям и митрополитам, царь Алексей Михайлович Тишайший имел обычай прощаться с «предками» и первосвятителями на их гробницах. Но гробница такого великого святителя, как митрополит Филипп, за дальностью раньше была недоступна для моления и поклонения Тишайшего. Это следовало исправить – и Никон это оперативно исправил. Так уж получилось в возрождающемся православном царстве Тишайшего царя, что того в походе на литовско-польский Смоленск теперь призывал не только святой Савва Сторожевский, спасший царя от физической погибели, но и страстотерпец святой Филипп вместе со святыми страстотерпцами Иовой, Гермогеном, постоянно взывавшими к совести богобоязненного Алексея Михайловича Романова.
Высокий, стройный и румяный царь Тишайший опасливо и внимательно с высоты своего роста поглядел сверху вниз на Никона и меланхолично подумал: «Сейчас до Смоленского похода мы с ним союзники, а что будет после: будет совестить царя за нерасторопность при осаде Смоленска, при неудачах военных, а то и при победах, напоминая о своих жалобах и печалях – и все это не вовремя и, наверняка, против шерсти, не так ли?»
Никон выдержал прямой пронизывающий взгляд Тишайшего царя, покачал головой и свистящим шепотом начал свои таинственные нравоучительные речи:
– И так без новых церковных хлопот тяжко болел владыка Иосиф… Совсем невмоготу стало патриарху нашему, государь, после встречи мощей святителя Иова, любимца Годунова, первым на московском престоле удостоившегося сана патриарха всея Руси… К чему это я, государь завел свои речи?
– Да, к чему? – невольно еле слышно повторил Тишайший.
– А к тому, что двум патриархам тесно оказалось в Москве, даже если от одного патриарха Иова остались одни нетленные косточки… Заболел владыка Иосиф, лихорадка трясла его сильно. Но к Вербному Воскресению полегчало ему…
– Я знаю.
– Не жилец он, – констатировал Никон.
– Может быть, выкарабкается?..
– Вряд ли… А ведь ещё мощи святого Филиппа надо будет встречать в Успенском соборе… Новое потрясение… Может не вынести владыка нового душевного потрясения… Но всё же тебе, государь надо приготовиться вести осла патриарха на праздник Входа Господня в Иерусалим… Только сдаётся мне, что отдаст Богу душу наш любимый владыка Иосиф на Страстную неделю…
– Типун тебе на язык!
– И будет печалиться и гадать наш православный люд – к чему это, к худу или добру смерть патриарха в Страстную Седмицу…
Как накаркал Никон: «на злую силу поехал Иосиф на осляти» на праздник Входа Господня. Причем сам царь Тишайший «вел осла Патриарха Иосифа». Во вторник Страстной недели Иосиф владыка Иосиф отпевал жену вельможи Плещеева, только «отпевал на злую силу, весь черен в лице», как заметил присутствовавший на отпевании Тишайший. В среду Страстной недели в апреле 1652 года Алексей Михайлович сам навестил патриарха в его патриарших покоях и пожелал скорейшего выздоровления, чтобы тот самолично благословил его перед Смоленским походом…
Да какой там благословить на «Смоленский вызов»… Силы жизненные покидали патриарха всея Руси Иосифа, правившего церковными делами на патриаршем престоле 10 лет с 1642 по 1652 года. В Великий Четверг 15 апреля беспамятного и онемевшего патриарха исповедовал его духовник, Иосифа причастили и соборовали.
Когда началась вечерняя служба в Успенском соборе, тогда во время пения «Вечере Твоей Тайне» патриарх Иосиф тихо почил. И его смертельный сон уже не разбудил ударивший трижды Царь-колокол Кремля. Москвичей обуял великий ужас почему-то, поскольку патриарх покинул свою паству в знаковые последние дни Страстной Седмицы. На следующий день в Великую Христову Пятницу ещё до «Царских часов» тело патриарха Иосифа было перенесено в храм Ризоположения. А в Великую Субботу он был погребен в Успенском соборе после литургии – причем похоронили Иосифа рядом с первым Русским Патриархом Иовом, мощи которого скоро будут перенесены сюда из Соловецкой обители…
Ревнители церковного благочестия предложили сан патриарха Стефану Вонифатьеву, но тот благоразумно отказался, догадываясь, кого хочет видеть на патриаршем престоле царь Тишайший. И уже 25 июля 1652 года митрополит Никон был торжественно возведён на патриарший престол после того как Тишайший сделал предложение Никону о восшествии на патриарший престол перед гробницей патриарха Иова. Самое интригующее в интронизации нового патриарха было то, что Никон вынудил Тишайшего царя дать обещание не вмешиваться в дела Церкви. Царь и народ православный поклялись «послушати его во всем, яко начальника и пастыря и отца краснейшого».
Но ходили по Москве опасные народные слухи, что недаром случился ужас смерти патриарха Иосифа в Великий Четверг Тайной Вечери и предательского поцелуя Христа Иудой – а вдруг этот Иуда и есть новый патриарх Никон? – тем более странный срок смерти Иосифа, когда неожиданно и зловеще ударил трижды Царь-колокол, до этого долго и бестрепетно молчавший… К чему бы все это?..
3. Смоленские поражения воеводы Шеина
В Можайск Тишайший прибыл 26 мая, там же перед иконой святого Саввы Сторожевского написал короткое письмо сёстрам: «Из Можайска пойдём 28 числа: спешу, государыни мои, для того, что, сказывают, людей в Смоленске и около Смоленска нет никого, чтобы поскорей захватить город». Написав это и задумчиво глядя на икону Саввы перед собой, Алексей Михайлович загадал: если знамение святого и предсказание святого «на Смоленск» сбудется – русские царские полки войдут в Смоленскую крепость! – то он пожалует деревню Нару с прилегающими землями Саввино-Сторожевской обители.
