class="p1">– Какой я тебе господин? Я – дружинник рязанского князя Лев Коловрат.
– Не суди меня строго, боязно одной оставаться… Ты шибко похож на моего брата. Сразу показалось, что это он, только в доспехах. Не серчай, это всё от горя великого.
– Брат не жив?
Она кивнула.
– Половцы сгубили, он кинулся в заступ, его порубили… Молодшего братишку тоже убили, не хотел в полон идти. Заодно и матушку с батюшкой. А избу пожгли.
Надийка судорожно вздохнула.
– Ничего не осталось, даже слёз…
– Где жили-то?
– Меж Исадскими и Ряжскими воротами наш посад, батюшка кузнечил.
– Куда ж ты теперь?
– Пойду к тётке, авось не прогонит. У неё и самой мал мала меньше, а мужа в прошлом году половцы в полон забрали.
– А коли нет её?
– Не знаю, – обречённо ответила Надийка. – Пойду в Пронск, там ещё одна тётушка проживает, но совсем старенькая уже.
В Рязани полоняники разошлись по своим градам и весям, а сердце Льва Коловрата попало в полон. Маялся он, маялся, пока не вмешалась матушка Меланья, которая сразу определила, что с сыном творится неладное. Но и ей не сразу поведал о сердечной хвори…
– Это горе – не беда, – сказала радостно, выслушав весь его сбивчивый рассказ. – Пришло время, сыне мой…
– Какое время, матушка?
– Жениться тебе, вот чего скажу.
Оставив сына в некотором недоумении, матушка Меланья заспешила к княгине Марии…
Через некоторое время в ремесленном посаде между Ряжскими и Исадскими воротами появился княжеский дружинник Тимофей, разыскивающий дочь кузнеца полонянку Надийку. Ему указали на покосившуюся избушку.
– Княгиня Мария велела кликать тебя, – объявил оробевшей дивчине развесёлый посыльный. И добавил многозначительно: – Не мешкая…
В княжеском детинце её направили не в палаты к княгине, а туда, где проживала травница.
– Ну, здравствуй, девушка-голубушка! – сказала ей невысокая сухонькая женщина. – Отныне жить будешь здесь и мне помогать станешь.
Надийка только ответила:
– Тётушка, я ничего не понимаю. За что мне это, сироте бездомной?
– Скоро поймёшь, – услышала в ответ. – Меня можешь называть матушкой Меланьей.
– Ты… его матушка? – переспросила Надийка чуть слышно, сама поражаясь своей смелости.
– Ну вот и слава тебе Господи! – облегчённо отвечала матушка Меланья. – Догадлива ты, одначе…
И размашисто перекрестилась.
– Стало быть, залетел голубь в душу?
– Ещё как… – Надийка была готова разрыдаться. – С тех пор только о нём и думаю. О нём, как самом родном и близком…
На следующий день матушка Меланья поведала сыну, чтобы он перестал изводить себя, а по-прежнему служил исправно. Мол, выведу всю твою хворь. И показала на худенькую дивчину, которая медленно заходила в её избушку, занося воду в деревянном ведре.
Краска разлилась по лицу Льва Коловрата.
– Матушка, милая, родная… – только и сумел сказать.
В порыве чувств взял её руку и поцеловал.
– То-то же, – погрозила матушка Меланья. – А то поведать не хотел. Жить будет здесь, мне помощница. Осенью, испрося у князя, свадебку сыграем.
…В одном из последних походов, в котором участвовал Лев Коловрат, а это случилось в 1203 году, он принял в себя две стрелы, предназначенные для князя Святослава, уж больно нехристям хотелось изничтожить предводителя русичей и славного воина.
В полном беспамятстве увезли его на телеге. Матушка Меланья выхаживала больше двух месяцев. А когда Лев, исхудавший и обессилевший, вышел во двор, увидел, что наступила осень.
– Матушка, это ж сколько времени прошло? – спросил потерянно. – И что теперь станем делать?
– Ничего, – сдерживая слёзы, отвечала она. – Главное, что ты вживе…
А к нему навстречу бежали, спотыкаясь, два сына-погодка – Дементий и Евпатий, недалече застыла в беззвучных рыданиях жена Надежда, повторяя сквозь слезы:
– Спасибо, Господи! Ведь вживе ты, Лев Гаврилыч мой ненаглядный…
И суровый ратник прослезился, обнимая жену, детишек.
На следующий день к нему пожаловал сам рязанский князь Роман Глебович с братом Святославом.
Коловрат сидел на брёвнах, вдыхая запах прелой листвы, любуясь красотами осени, рядом сыновья размахивали палками, «сражаясь» меж собой, как два русича, «половцем» быть никто не пожелал.
«И тут, – подумал Коловрат мимоходом, – русичи меж собой бьются…»
Увидев князей, хотел пасть на колени, но его удержал князь Роман. Он душевно и проникновенно сказал:
– Тебе ли стоять перед нами на коленях? Ты – драгоценное узорочье, украшение и слава земли Рязанской! Если бы все сражались тако же, подлые нехристи половецкие давно забыли бы к нам дорогу. Ты принял на себя стрелы, которые должны были убить моего любимого брата… Слава тебе, Лев Гаврилыч!
Коловрат изрядно удивился такому величанию. Но самое главное ожидало впереди.
– Великий князь, я сделал то, что должен сделать каждый дружинник, – просто отвечал Лев Коловрат. – Долг каждого ратника отдать жизнь за своего князя. Все рязанцы дрались, не щадя себя.
– Добре дрались! – гордо отвечал князь Роман. – Победили, дали нехристям знатную острастку, побрали имущество половецкое, шатры, кибитки, скот, освободили из плена многих христиан.
– Слава тебе, Господи! Слава тебе, княже! – прошептал Коловрат.
Князь Святослав, положив ему руку на плечо, произнёс:
– Мы с братом решили держать тебя возле самого нашего сердца, быть тебе воеводой рязанского князя.
Лев Гаврилович едва не лишился чувств, осознав всю громадную значимость только что сказанного.
– Поедешь воеводой в Неринский городок. Отныне имя тебе Лев Гаврилыч, – добавил князь Роман Глебович и возложил на шею коленопреклонённого Коловрата золотую боярскую цепь.
– По заслугам и честь, – сказал при этом.
Лев Коловрат – боярин и воевода рязанского князя – был уважаем и почитаем в Неринском городке за природную доброту, которую не смогли из него изгнать тяжкие воинские будни, а также доподлинное мужество. Все ведали, что в битвах за отчину он за чужими спинами не прятался. Зная настоящую цену мирным дням, заботился об устройстве и обороне, творил суд и расправу по справедливости.
Истинный патриот Рязанского княжества, прирождённый витязь, он и младшему сыну с детства уготовил ратную судьбу.
В три года Евпатия усадили на коня. Матушка Надежда изрядно переживала за сына, но он усидел, крепко ухватившись за гриву.
Это походило на княжеский праздник под названием «пострижение». В день, когда княжичу исполнялось три года, ему срезали прядь волос и сажали на коня, дав копьё в руки. Отныне он считался мужчиной.
Воеводы подражали своим владетелям и считали себя вправе делать подобное, подразумевая рождение нового военачальника.
В пять лет Евпатий забавлялся маленьким луком и пускал стрелы в чучело.
К шести годам кузнец Светозар выковал для него небольшой меч, который ладонь юного витязя могла легко обхватить.
Любимые бывальщины, которыми его потчевала
