Где-то в глубине души у Удоги жила надежда, что со временем он освободится от долгов и заставит Гао признаться во лжи, но для этого надо было терпеть и ждать.
Прибежал Чумбока, бросил дымящееся ружье, схватил остатки водки и выплеснул на снег.
— Что, не попал в торгаша? — спрашивали Чумбоку.
Утром нечем было опохмеляться. Недовольные гости расходились по домам.
* * *
Амур очистился. Воды его тянулись голубыми и белыми полосами. Удога решил готовиться к рыбалке.
В дом вошел старик Гао Цзо.
Удога был вежливый человек. Он уважал стариков. Братья поклонились гостю. Чумбока встал на колени. Старика посадили на кан. Из-под приподнятых век Гао внимательно оглядел лачугу и увидел, что под крышей сушатся беличьи шкурки и среди них две собольи. Довольство мелькнуло в лице торгаша, он сморщился, высунул кончик языка, и лицо его стало похожим на рысью морду.
«Рысь ко мне подкрадывается, — подумал Удога, — но загрызть не удастся…»
— Вот сын ездил… Привез твоему будущему ребенку. Это талисман счастья, — протянул старик железку с выбитым на ней иероглифом. — Очень дорогая вещь. Стоит три соболя. Я дарю его тебе бесплатно. Знаменитый талисман!
Братья поблагодарили купца. Гао подставил Удоге щеку — пришлось целовать. Он был гость, а обижать гостя нельзя.
— Я своих парней избил за то, что они здесь вчера безобразничали. Я строг с ними. Ой-ой, как я строг!
Гао Цзо дал старухе кулечек муки и горсть сахару.
— Сделай лепешки… Угости всех… Всю деревню…
Ойга ласково кланялась. Она унесла подарки к очагу и уселась, обдумывая, как можно такой малой мерой муки накормить всю деревню.
— О-е-ха! — воскликнул старик. — И что вы вчера поссорились?
— Сам не знаю, почему мы вчера поссорились, — насмешливо отозвался Чумбока.
— Я больше к тебе в лавку не пойду, — сказал Удога. — Меха продавать не стану. Долг за мной совсем не такой большой, как ты говоришь. Ты обманываешь! Отец совсем не был тебе должен…
Гао всхлипнул. Он утер слезы и сидел понурив голову.
Вошел дед Падека.
— Чего плачешь? — спросил он лавочника.
— Обижают! Долги набрали и не отдают. Когда искали защиты от Бельды ко мне шли. А теперь не хотят вспомнить моих благодеяний. Что бы случилось с вами, если бы я не заплатил за вас выкупы? Бельды всех бы вас убили или отдали бы в рабство Дыгену.
— Ну, давай считаться! — воскликнул Чумбока.
— Давай… Или нет… Вот отдайте эти меха, — кивнул старик, показывая под крышу, — тогда рассчитаемся. А я сейчас пойду, велю принести вам кувшин араки.
Гао проворно поднялся и довольно быстро заковылял к лавке.
Вскоре явился старший сын Гао.
— Давай мириться, — заискивающе улыбаясь, сказал он, — не надо ссориться. Приходите в лавку. Отец ждет, будет считаться, хочет все правильно сделать. Если мы пьяные разодрались — забудем. Будем мудры. У нас в старину был один мудрец, он говорил: «Забудем наши обиды». Мы следуем его завету. Это и в книге написано, и я могу эту книгу показать.
Братья решили еще раз сходить в лавку, попытаться отдать долг. Они взяли еще десять соболей, всех белок, выдру и лису.
— Вот, всего двадцать соболей мы тебе дали, — сказал Удога в лавке, долга отца за нами больше нет.
— Долг стал еще больше! — нагло воскликнул старший сын Гао, радуясь в душе, что братья признали долг Ла.
— Ты неграмотный, — стал объяснять старик Удоге, — еще не понимаешь, не умеешь считать, не знаешь арифметики. Те соболя пошли в уплату процентов. Соболя плохие, дешевые. А вот эти получше… Вот еще я тебе дорого заплачу за рыжую лису.
Гао слабыми, дрожащими руками потянулся к счетам.
— Халат сколько стоит? — спросил Чумбока.
Долго перечислялись разные вещи, которые Ла якобы брал в лавке. Гао, подняв голову, вдруг скинул все со счетов и объявил, что долг еще так велик, что и говорить нечего.
— Как так? — опешил Чумбока.
— Шуба дорого стоит.
— Дорого? Сколько?
— Очень дорого… — Торгаш вдруг опять заплакал и стал оборачиваться то направо, то налево, как бы ища от Чумбоки заступничества у сыновей.
— Долга теперь совсем нет, — твердо сказал Удога.
— Еще больше долг! — тихо ответил Гао Цзо.
— Еще больше долг за нами?! — подскочил Чумбока.
— Да. — Гао поднял лицо и открыл влажные глаза. Они были лукавы и веселы.
Чумбока готов был плюнуть ему в лицо.
Удога долго и терпеливо торговался. Он внимательно слушал все возражения торгашей и убедился, что они всеми средствами будут стараться вытянуть меха, пообещают что угодно, будут хвалить его, лгать, обманывать и уклоняться от честного расчета. Они даже сказать не хотели, сколько он должен. Конечно, отец не был им должен.
Удога теперь, после нового обмана, глубоко убедился в этом.
— Вы живете, как все мы, — учил Уленда, когда братья возвратились домой. — Что за нами записано — нам все равно. Лавочник тянет с нас меха, а мы стараемся набрать у него побольше водки и крупы. Так и живем. Кто у кого вытянет побольше. И ты так старайся! А не дерись и не думай про подвиги. Не будь храбрым! А станешь подвиги делать — совсем пропадешь.
Но Удога не соглашался; он не хотел поддаваться хитрому Гао и не желал слушать трусливого Уленду.
* * *
А тайга уже зазвенела. Одака, которой, видимо, наскучило ждать, прислала Чумбоке привет со своей теткой, явившейся к Ойге за сушеной кожей черепахи.
— Желает, чтобы достали кожу черепахи! Лечиться хочет! Погнала меня на Амур, — жаловалась старуха.
После того как Чумбока получил привет с Горюна, ему так захотелось к дядюшке Дохсо, что он только про Горюн и думал.
«Брат в доме хозяин, и пусть он разделывается с долгами. Мне все это надоело, — решил Чумбока. Он стал собираться на Горюн. — Я парень молодой, мне погулять хочется».
Далекий путь предстоял Чумбоке. В берестяной лодке семь дней надо было подниматься против быстрого течения, по горной реке, в самые ее верховья, толкаясь шестиками о каменистое дно.
— А ты, брат, плюнь на Гао… Не давай ему мехов. Еще предстоит свадьба, да по отцу надо справлять поминки. Придется заплатить шаману…
Соболя для свадьбы были припрятаны.
Теперь оставалось уговорить дядюшку Дохсо…
— Нынче сделаем поминки по отцу, — сказала Ойга Чумбоке. — Долго не гости на Горюне.
ГЛАВА ВТОРАЯ
ЧУМБО И ОДАКА
Шел проливной дождь, когда Чумбока заглянул в берестяной балаган дядюшки Дохсо.
Одака испугалась и вскрикнула, выронив шитье.
Мало ли случаев, что злой амба, выбрав время, когда девушка одна, являлся, приняв вид брата или знакомого… Начнет ухаживать, а из-за этого потом большие неприятности… Она только что думала про Чумбоку. Одака не смела поверить, что это он. Откуда бы сюда, на озеро, из которого вытекает Желтая речка, верхний приток Горюна, мог явиться Чумбока? Ведь он живет на Мангму.
— Не бойся, не бойся, — вытягивая шею, пробормотал Чумбока и робко ступил в балаган. Он и сам испугался за девушку.
Он вытерся рукавом и мокрыми руками, чтобы она могла лучше рассмотреть его лицо.
— Ну, скажи что-нибудь, — робко попросила Одака, приближаясь и заглядывая в его лицо с надеждой и страхом.
— Копяр-копяр! — подскочил Чумбока, повторяя припев песенки, которую еще в прошлом году напевал сестрице.
По всем ухваткам видно было, что это не черт.
— Если я амба, пусть гром меня убьет! — Чумбо наскоро пробормотал еще несколько заклинаний.
— Уй, какой мокрый! — вдруг, приходя в восторг, всплеснула руками девушка.
Ее сомнения рассеялись, но не от заклинаний. Она видела то же милое выражение лица, тот же веселый взор, слышала тот же голос.
— Сейчас дам тебе сухую рубашку!
Она кинулась к груде тряпья.
Чумбо, как все мужчины его племени, был очень стыдлив. Он ни за что не согласился бы снять рубаху при девушке и захихикал с таким видом, словно его щекотали.
— Нет… У-уй! Совсем не надо… У меня шкура сухая, не промокла.
Между тем дождь кончился. Туча пронеслась. В балаган ударили солнечные лучи.
Одака нашла красивую и еще не грязную отцову рубаху.
— А костер у меня залило! Побегу разжигать, а то отец придет и рассердится!
Одака кинула рубашку и выбежала.
Чумбо, оставшись один, спрятался в угол и там, опасаясь, что его увидят, быстро переоделся. Слыша, как Одака ломает сучья, он подумал, что надо помочь ей.
Балаган стоял посреди реки, на островке из чистейшего песка. На близких крутых берегах зелеными стенами вздымался дремучий лес. На острове, словно утонувшие в песках, белели коряги. Чумбо взял топор, выбрал сухую колодину и разрубил ее.
— А что, дядюшки Дохсо нету? — спросил он, подходя с охапкой дров к костру.
