— Ощупала я себя, — продолжала Краснушка, — вроде всё цело, даже ничего не болит. Подолы задрала, глянуть на колени, а как узоры то на ногах углядела аж в зобе перехватило. Ноги разрисованы, руки размалёваны. За пазуху на титьки глянула и поняла, что у меня теперь всё тело писано этой красотой. Ну я на Деву то глянула, а та довольна стоит, как мёду объелась. Здравствуй Дева Облачна, говорю, Громница Небесная. Я как на том уже свете аль ещё на этом? А та крылья свои за спиной расправила, да как захохочет, да звонко так, аж по ушам резануло. Я к ней внимательно то присмотрелась, а она точно такой же узор имеет, как и мой. Красивая она, да ладная такая. Стан гибкий, грудь высокая. А когда смеялась из глазок искорки такие голубенькие сыпались. Вот век бы на эту красоту любовалась, не налюбовалась бы. А она посмеялась и говорит, у тебя, мол, и на этом свете ещё дел делать не переделать. С этим мол справься для начала, а уж потом о том свете думать будешь. Ну и рассказала, что я должна к тебе прийти, — обратилась она к Данухе, — помочь в делах твоих и твоих сестёр. Я возразила, мол у Данухи брат есть, а о сёстрах я не слышала, так она опять в смехе залилась, да крыльями замахала на меня, мол не смеши, а то надорвусь. Потом подошла ко мне, обняла за плечи и сказала пойдём, по дороге расскажу. Ну мы и пошли. Только не по земле, а прямо с этого холма по воздуху, да не пошли, а полетели, хотя я ногами то чувствовала, что иду, только не поняла по чему ступала. Так и пришли мы сюда. По пути о вас рассказала, — Краснушка обсела всех сидящих девок, — о том какой дар я получила, да как им пользоваться. Потом мы с ней распрощались, она поцеловала меня и сказала, чтоб я поспала. Ну я тут же уснула, а когда проснулась Девы уже не было, а вместо её Дануха меня зачем-то в шкуры крутит.
Она замолчала, давая понять, что рассказ её закончен. Тут же подсуетилась Белянка, принеся с кухни мясной отвар и сунув миску в руки Краснушки.
— А какой дар то она тебе дала? — первой прервала молчание Неважна.
— Как какой? — удивилась Краснушка, — грозовую тучу творить, стену из ветра делать. Вы что не видели, что ли?
— А ты только вокруг себя это можешь сделать? — тут же полюбопытствовала Голубава, которая в отличие от других видела эту стену воочию.
— Нет, — ответила девка самодовольно улыбнувшись, — где угодно далеко от себя. Так далеко, докуда глаз дотянется.
— Здорово, — восхищённо проговорила Буря, — а ты молнией пришибить кого-нибудь можешь?
— Наверное, — как-то не уверенно сказала Краснушка, — коли под тучу попадёт, то наверняка хоть одна достанется.
— Нет, — не успокаивалась Буря, — ты можешь вот так, вжик, — и она изобразила рукой бросок, — и бабах молнией кого-нибудь.
— Нет, — протянула, улыбаясь Краснушка, — швырять просто молнией не могу. Я только тучу родить могу, а там уж как кому на роду писано.
Тут посыпались вопросы со всех сторон. Молчала только Малха, которая сидела сама, как чёрная туча и что-то явно замышляла. Молчала и Дануха с Данавой, сверля девку глазами и явно понимая, что Малха задумала, что-то не хорошее. Первой решилась на разговор Дануха:
— Чё призадумалася, Малха? О чём башку мучишь?
Та хмуро зыркнула на Дануху и пробурчала в ответ:
— Думаю сходить мне надо кой куда.
— Куды? Ты чё забыла кто тябя ко мне послал и зачем? — начала баба, постепенно включая в себе большуху.
— Да мне насрать, — злобно парировала Малха, сверля глазами бывшую большуху, — мне маму из полона вынимать надо.
Только тут все поняли, что в бане стоит полная тишина. Замолчали все, тревожно смотря на Малху и Дануху. Но тут неожиданно встрял Данава:
— Малха, а ты знаешь на каком удалении твой дар действует?
Молодуха перевела злобный взгляд на колдуна, но злость сбавила, призадумавшись, к чему это он? Колдун же сидел, ковыряясь пальцами в шерсти у самых ног и на Малху не смотрел.
— Далеко, — буркнула Малха и по аналогии с Краснушкой, добавила, — докуда глаз дотянется.
— Ошибаешься, — спокойно и хитро улыбаясь парировал Данава, — у меня знакомый колдун есть, он тем же даром обладает, что и ты. Поэтому чё завирать то. Заморозить ты можешь только в глаза и не как по-другому, а значит и расстояние — это не велико, а лишь то, с которого глаза чётко различить сможешь. К тому же даже если человек рядом с тобой, но он тебе в глаза смотреть не будет, то ты и сделать с ним ничего не сможешь, — тут колдун оторвался от ковыряния шести, поднял голову, но закрыл глаза, — вот, попробуй на мне.
Малха пробовать не стала, а лишь потупила глаза. Она прекрасно всё это знала с самого начала, но от всех утаила. Ей хотелось было быть всесильной, всемогущей, а слабости свои и ограничения дара раскрывать перед всеми подряд, изначально не собиралась. Кто они для неё. Да никто. Она уже давно сама по себе. А тут ещё Дануха масла в огонь подлила:
— Ты девка видно сябя уж пупом зямли почуяла? Так я тябя опущу на землю то. Мы все тут сёстры и роднее у нас никого нет. И если ты кого шагов на девять сможешь приморозить, то тябя сястрёнки из луков дырчату сделают раз в девять подале. Тольк попробуй на кого хвост поднять, дрянь и мяне насрать на все твои дары, подарки. Хоть кого обидишь в моём окружении, я тябе лично глотку перегрызу своими последними тремя зубами.
Говорила она это тихо и жёстко, включив в себе забытую большуху, не поднимая глаз от пола, давая понять, что прекрасно сможет уйти от смертоносного взгляда девки. Опять наступила выматывающая тишина, которую не вынесла Неважна.
— Девочки. Ну чего вы? Нельзя же так. Это же можно решить просто и для всех.
Все как одна вопросительно уставились на Неважну, особенно Малха, как будто почувствовала для себя выход и спасение.
— Чё ты опять задумала, дрянь мелка? — ехидно спросила Дануха.
— То и задумала, — ответила Неважна неуверенно и тупя глазки в пол, понимая, что старшая сестра, как всегда сразу догадалась, что она хотела предложить.
— Правильно подумала она, Дануха, — влезла со своим словом Елейка, показывая, что тоже не глупая и всё поняла — ты что нас собираешься до вековух тут своей титькой кормить. Мы здесь, даже каждая сама по себе сила немереная, всей сворой и город порвём. И вообще не залезая в реку, плавать не научишься. Сколько их там в охране? — тут же обратилась она к Краснушке.
— Три семьи, по-моему. По крайней мере я видела только троих мужиков и их жён.
— И всё? — усмехнулась Елейка, — да мне одной там пукнуть, да запах разогнать.
— Ещё шесть собак, — тут же добавила Краснушка.
— А собак вон пусть Малха морозит. Собаки глазки не отведут.
Малха тут же оживилась и даже впервые за посиделки улыбнулась.
— Цыц, — оборвала всех Дануха, шлёпнув себя рукой по ляжке.
Вновь наступила тишина. На этот раз все смотрели на Дануху. Та сидела в глубокой задумчивости смотря себе под ноги на пол. Неважна не могла долго переносить подобные ситуации и хотела было открыть рот, как старшая резко подняла указательный палец вверх, как бы говоря «помолчи, я думаю». Думала она о чём-то долго. Неважне показалось целую вечность, она даже успела известитесь вся, как на иголках. Наконец Дануха вышла из ступора и проговорила:
— Хорошо. Сделам так. Голубава, — обратилась она к бабе серьёзно, — ну к достань мозги. Так как повелевать этим сбродом пока не кому, а мне не когда, то разложи-кась ты нам все «за» и «супротив», а мы послушам.
Голубава, сидевшая рядом и теребившая свои подолы задумалась, но в отличие от других, глаз в пол упирать не стала, а наоборот задрала их к потолку. Посидела так какое-то время и начала:
— Значится так. Во-первых, надо знать куда идти. Краснушка, ты сможешь отсюда дорогу найти?
Краснушка растерялась от такого вопроса.
— Нет, конечно. Меня и рядом где оставь, я этого коровника не найду. Я ж никуда не выходила, ничего там вокруг не видела, а когда за волосы тащили, так было не до этого.
— Неважна, а ты сможешь учуять это место? — обратилась она уже к охотнице.
— Как? — тут же переспросила девка, — я там не была, никого из тех людей не знаю. Кого я буду искать?
— А если через Краснушки или Малху? Если Дануха вас закуманит, и ты с ними связь получишь, тогда сможешь?
— Не знаю, — неуверенно проговорила Неважна, задумавшись, — надо попробовать.
— Это первое и главное. Только после того, как будем знать куда идти и будем ли знать вообще, будет дальнейший разговор. Потом уже встанет вопрос, что делать с коровником. Путей несколько. Первый. Тихо и бесшумно выкрасть, не оставляя следов. Исчезла и всё. Второй. Перебить всю охрану, благо там и бить то некого, полторы калеки. И так же следы все замести, либо наоборот наследить так, чтоб навести на других. В этом случае встанет вопрос: что делать совсем остальным коровником. Их придётся тащить сюда. Свидетелей нашего нашествия там остаться не должно. Готовы ли мы всех к себе принять? Ну, там ещё будет куча вопросов, но они возникнут лишь при решении первых.