Олег Михайлов - Громовой пролети струей. Державин

Ознакомительная версия.

В сём блестящем потоке вряд ли кто мог обратить внимание на казачью коляску, ехавшую мимо Таврического дворца. Мордастый парень управлял простыми лошадьми, а маленький седой старик со смешным хохолком, пукольками и косичкой полулежал, накрывшись солдатской епанчой. Глядя на празднество, он прикрикнул:

   — Погоняй, Прошка! — и тихо прошептал: — Стыд измаильский из меня не исчез...

Это был победитель Измаила генерал-аншеф Суворов, поспешно спроваженный Екатериной II из Питербурха в Финляндию, чтобы не мешать веселью.

Вслед за ней появилась вызолоченная, в драгоценных камнях карета шпыня Льва Нарышкина, стоившая многих деревень.

   — Царица! Матушка государыня! Ура! — разнеслось в толпе.

Вымокший и иззябший от ненастной погоды народ ринулся к выставленным подаркам, смяв цепь полицейских. Давка и суматоха задержали экипаж императрицы, который, не доехав до площади, простоял более получаса.

Екатерину II встретил Потёмкин. На нём был алый кафтан и епанча из чёрных кружев в несколько тысяч рублей. Бриллианты сверкали везде, унизанная ими шляпа была так тяжела, что светлейший передал её своему адъютанту Боуру и велел таскать за собою.

Императрица взглянула на Потёмкина в фантастическом сем наряде, и ей показалось, что она вернулась в незабываемые первые, самые счастливые годы своего царствования...

Внутренность дворца ещё более поразила её. Обстановка и убранство напоминали о сказках из «Тысячи и одной ночи». Высоко под куполом находились невидимые снизу куранты, игравшие попеременно пьесы лучших композиторов. Эстрада, предназначавшаяся для Екатерины II и царской фамилии, была покрыта драгоценным персидским шёлковым ковром. Такие же эстрады тянулись вдоль стен, и на каждой стояло по огромной вазе из белого каррарского мрамора. Над вазами висело две люстры из чёрного хрусталя, в которых вделаны были часы с музыкой. Возвышение на правом конце галереи было занято хором певчих и оркестром роговой музыки из трёхсот человек.

Три тысячи гостей в разноцветных нарядах стоя приветствовали венценосную правительницу России. Едва лишь Екатерина II прошла на приготовленную для неё эстраду, как навстречу ей из зимнего сада выступили в кадрили двадцать четыре пары из знаменитейших фамилий, в костюмах розового и небесно-голубого цвета, унизанных драгоценными каменьями. Начался балет сочинения знаменитого балетмейстера Ле Пика. Затем при громе литавр и грохоте пушек под сводами разнеслось:

Это был один из четырёх стихотворных хоров, написанных Державиным на музыку Козловского по заказу Потёмкина и ставших лучшим украшением празднества. Как и три остальных — «Возвратившись из походов...», «Сколь твоими чудесами...» и «От крыл орлов парящих...», — он явился поэтическим комментарием к военной славе России. Ценою почти непрерывных войн Россия именно в екатерининское царствование вышла к своим жизненно необходимым границам, завещанным Петром Великим. Она утвердилась на Черном море, получила Крым, присоединила Кубань и отразила попытки шведов вернуть себе балтийские берега.

О первом стихе этого хора Жуковский, присутствовавший мальчиком на торжестве, сказал впоследствии, что в нём выразился весь век Екатерины II:

После танцев автомат-персианин, сидевший на спине золотого слона, ударом в колокол подал сигнал к началу театрального представления. Императрица увидела сперва балет, а потом комедию Мармонтеля «Смирнский купец», где в роли невольников явились жители всех стран, кроме России.

Минуя заднюю колоннаду, Потёмкин провёл Екатерину II в зимний сад. Тут был зелёный дерновый скат, густо обсаженный цветущими померанцами, душистыми жасминами и розами. Соловьи оглашали сад трелями и щёлканьем. Между кустами расставлены были невидимые для гуляющих курильницы с благовониями и бил фонтан лавандовой воды. Посредине высился храм, в котором стоял бюст императрицы, высеченный скульптором Шубиным из белого паросского мрамора. Екатерина II была представлена в царской мантии, держащей рог изобилия, из которого сыпались орденские кресты и деньги.

Увы! Наград не хватило лишь измаильскому герою — Суворову...

В двенадцатом часу в театральной зале и амфитеатре был накрыт ужин. В боковых комнатах имелось ещё тридцать столов для знати, да ещё множество расставили вдоль стен, где гости ужинали стоя. Начался один из знаменитых потёмкинских пиров.

Десять главных поваров разных национальностей трудились на кухне. Вся кухонная посуда была из чистого серебра, в том числе и чаны-кастрюли на двадцать вёдер, где готовили уху из аршинных стерлядей и кронштадтских ершей.

Гостям предлагались кушанья:

Похлёбка из рябцов с пармезаном и каштанами.

Говяжьи глаза в соусе, называемом «поутру проснувшись».

Гусь в обуви.

Терины с крылами и пуре зелёным.

Сёмга гласированная.

Окуни с ветчиною.

Черепахи.

Чирята с оливками.

Вьюны с фрикандо.

Фазаны с фисташками.

Голубята с раками.

Сладкое мясо ягнячье.

Гателеты из устриц.

Крем жирный, девичий...

Специально для императрицы была изготовлена «бомба а ля Сарданапал», блюдо, изобретённое потёмкинским поваром, — картофелина, начиненная всевозможной дичью. Оно особенно нравилось Екатерине II, хотя вообще она недолюбливала изысканные кушанья, предпочитая всему разварную говядину с солёными огурцами.

После ужина императрица была приглашена на концерт вокальной и инструментальной музыки. Так как она не имела слуха, то просила сидевшего рядом Платона Зубова подавать ей знак, когда надобно хлопать.

Она уехала в два пополуночи.

Когда Екатерина II выходила из залы, послышалось нежное италианское пение под орган: «Здесь царство удовольствий, владычество щедрот твоих; здесь вода, земля и воздух дышат твоей душой. Лишь твоим я благом живу и счастлив. Что в богатстве и почестях, что в великости моей, если мысль тебя не видеть ввергает мой дух в ужас? Стой и не лети, время, и благ наших не лишай нас!..»

— Григорий Александрович, — сказала растроганная императрица, — вы доставили мне живейшую радость... Один бог знает, как я ценю вас, и нет меры моей благодарности...

Потёмкин пал пред ней на колена и с неожиданной для себя, почти старческой слабостию заплакал. Екатерина II вздрогнула. Её острому взгляду в лице этого одноглазого великана, несокрушимого пьяницы, изобретательнейшего гастронома, ненасытного любовника, силача и патологического здоровяка, на мгновение открылись черты немощи и тлена. Странная тень прошла по зале, попризатушив огни, попритишив музыку и рокот толпы. Сказочной, небывшей явью предстали три молодых красавца и великана — гвардейские поручики Григорий и Алексей Орловы и унтер-офицер Потёмкин. На неё прощально дохнуло забытым: веселием молодости, остротой ощущений, самонадеянным чувством вечности жизни. Она наклонилась к Потёмкину, и слёзы потекли из её глаз.

После отъезда царицы празднество возобновилось с новой силой. Только Потёмкин сделался мрачен. Он скоро напился Пьян и несвязно нёс всяческую нелепицу.

Светлейший князь сразу по приезде в Питер стал ласкаться к Державину и через двух своих секретарей, Попова и Грибовского, передавал, что хочет с ним познакомиться покороче. А после написания поэтом известных хоров стал вовсе за ним волочиться, желая от него похвальных себе стихов. Он подсылал к Державину Попова, чтобы узнать, чего поэт хотел бы получить. В свой черёд, молодой фаворит Зубов, призвав Державина однажды к себе в кабинет, сказал ему именем государыни, чтобы тот отнюдь бы от Потёмкина ничего не принимал и у него не просил:

— Вы и без него всё будете иметь. Императрица назначит вас быть при себе статс-секретарём по военной части...

Ознакомительная версия.