— Принести вам воды?
Ответа не последовало. Где-то лаяла собака — упрямое визгливое тявканье, слышался свист пастуха, подзывавшего пса. Лорд Кингскорт поднес ко лбу дрожащую ладонь, прикрыл ею глаза, точно стыдясь чего-то.
— Прости меня, Дэвид. Я сегодня не в духе.
— Ну что вы, отец. Чем я могу помочь?
— Твоя мать… была лучшим человеком на свете.
— Да, сэр.
— Сколько в ней было сострадания. Как она умела прощать. Я постоянно чувствую утрату. Как лишившийся конечности калека.
По щекам его вновь потекли слезы, но Мерридит боялся вымолвить хоть слово. Чтобы не расплакаться самому.
— Со временем ты узнаешь, Дэвид, что бывают хорошие дни и плохие дни. Разумеется, я был ее недостоин: она заслуживала гораздо большего. Я часто ее огорчал. Своей злостью и глупостью. Мне больно при мысли о том, сколько я потерял. Но не смей думать, что между нами не было любви.
— Как скажете, сэр.
— Потому что. В ту ночь в Балтиморе я боялся. Не просто боли, не телесной боли. А того, что я никогда. Не увижу тебя и твою мать. Особенно тебя. Не обниму. Моего единственного сына. Мне никогда не было так страшно.
— Сэр, прошу вас, не терзайте себя этими воспо-минаниями.
Отец скорбно кривил рот.
— Это я тебя прошу. Пожалуйста, никогда не бойся обращаться ко мне в трудную минуту, пусть даже по пустякам. Никогда, Дэвид. Все можно преодолеть. Знай: ты не один. Обещаешь?
— Конечно, сэр.
— Пожми мою руку.
Мерридит подошел к отцу, сжал его протянутую безжизненную руку. Никогда в жизни отец не был ему так близок: этой нутряной, звериной близости он не чувствовал ни к кому. Отец плакал, как осиротевший мальчик, Дэвид Мерридит держал его за руку. Ему хотелось обнять отца, облечь его, как облекает броня, но он не решился, и миг был упущен. Может, так даже лучше. Отец не любит, когда к нему прикасаются.
Лорд Кингскорт вытер глаза, улыбнулся сдержанно и храбро.
— Значит, ты влюбился. Поворот из романов.
— Да, сэр. Похоже на то.
— Ты уверен?
— Да, сэр.
Отец неожиданно захихикал, хлопнул его по плечу.
— Думаешь, твой старый злодей не знал этой хвори?
— Вовсе нет, сэр.
— Знал. Еще как. Не всегда же я был такой развалиной, как теперь. В свое время и я тревожил женские сердца. И вполне понимаю твои чувства, мой мальчик.
— Благодарю вас, сэр. Я верил, что вы войдете в мое положение.
— Да. Я прекрасно тебя понимаю. Нет ничего естественнее.
Он налил себе еще бренди.
— Смазливое личико. Глазки блестят. Наряжена изящно. Не сомневаюсь. — Он натужно кашлянул и отвернулся вытереть губы. — Все это прекрасно. С кем не бывало. Но для брака этого мало.
— Да, сэр, я понимаю.
— Необходимо помнить долг. Брак — это договор.
— Да, сэр.
— Сейчас только и разговоров что о любви. А ты знаешь, что такое любовь?
— Что, сэр?
— Готовность держать слово, Дэвид. Не более и не менее. И всегда выполнять свой долг, хочется тебе этого или нет.
— Да, сэр.
— Животные делают, что хотят. И животное может быть красивым. Такова природа красоты. Но у людей есть моральные принципы. Это отличает нас от животных. И это единственное, ради чего стоит жить.
— Разумеется, я намерен сдержать слово, данное мисс Маркхэм, сэр. И думаю, что это будет очень приятно. Вы наверняка согласитесь со мной, когда познакомитесь с нею.
Отцова улыбка погасла: так гаснет уголек, подумал Дэвид Мерридит. Наконец отец произнес — спокойно и с пронизывающим холодом в голосе:
— Я говорил о твоем слове мисс Блейк и ее отцу.
В камине с треском взметнулось пламя. Из камина выкатилось горящее полено, зашипело на решетке.
— Вдобавок у тебя есть обязательства перед обитателями этого поместья. Ты об этом подумал?
— Сэр…
— Я дал слово, что как только ты женишься, получишь за женою приданое и у нас появятся средства, мы употребим их на благоустройство. И что же ине теперь — сказать им, что мое слово ничего не значит? А слово, которое ты дал невесте и ее отцу, значит и того меньше?
— С-сэр… я сегодня написал мисс Блейк, объяс нил положение, и капитану тоже. Что же до арендаторов…
— Ясно, — перебил отец. — Ты, значит, им написал. Какая смелость. Значит, этот наш разговор — пустая формальность.
— Я думал, что обязан известить капитана об изменившемся положении, сэр.
Отец невесело ухмыльнулся.
— Разве капитан тот дурак, который тебя воспитал, мистер? Разве капитан тот дурак, который тебя кормит?
— Я… постарался вам все объяснить, сэр.
— Хочешь сказать, ты отменяешь мой приказ? Это твое последнее слово? Подумай хорошенько, мистер. Твои поступки повлекут за собой последствия. — Лорд Кингскорт подошел к сонетке, рукой в перчатке взялся за шнурок. — Ты сейчас на распутье, Дэвид. Решать тебе. Так прими решение, как мужчина.
— Я же г-г-говорю, положение изменилось, сэр. Мои чувства.
Лорд Кингскорт отрывисто кивнул и дернул за шнурок. Из глубины дома донесся звон.
— Что ж. Быть по сему.
Он развернулся и, прихрамывая, поплелся обратно к столу.
— Отец?
— Чтобы утром духу твоего здесь не было. И не возвращайся.
— От-те…
— Содержания ты впредь не получишь. Ступай.
— Пожалуйста, сэр…
— Что — «пожалуйста, сэр»? Пожалуйста, продолжайте потакать всем моим капризам? Пожалуйста, содержите меня, а я буду порхать по стране, точно танцмейстер? Думаешь, я ничего не знаю? Друзей у меня осталось мало, но какие-то все же есть: мне донесли про твой конфуз. Так вот, мистер, больше ты не будешь болтаться без дела и тратить мои деньги. Клянусь могилой твоей матери.
— Дело не в деньгах, сэр…
— Ах «дело не в деньгах, сэр»? Вот оно что, бесстыжий мальчишка? И на что же ты собираешься содержать свою, с позволения сказать, жену? На жалованье младшего лейтенанта?
— Нет, сэр.
— Да, сэр! И встань, когда я с тобой разговариваю! Я наслышан о твоих жалких потугах: вряд ли ты дослужишься до капитана.
— Вообще-то я думал выйти в отставку, сэр.
Отец презрительно усмехнулся.
— Ты собираешься оставить службу, куда я пристроил тебя на деньги, которые дались мне таким трудом?
— У мисс Маркхэм есть собственные средства, сэр. Ее отец — состоятельный коммерсант.
Лорд Кингскорт замер. Глаза его округлились от отвращения.
— Ты, вероятно, шутишь.
— Нет, сэр.
— Ты так сильно меня ненавидишь? Ты хочешь меня убить?
— Сэр, я прошу вас…
— Я растил тебя, воспитывал, оплачивал твое безделье, чтобы ты стал лавочником и пробавлялся торгашеством?
— Я… не думал об этом в таком роде, сэр.
— Ах, не думал. Как удобно. Как мило и современно. И ты не видишь в этом ничего дурного? Чтобы мужчину, черт подери, содержала жена?
— Сэр.
Лорд Кингскорт махнул на окно. Лицо его почернело от гнева, точно от грязи. Salach — по-ирландски «грязь»: звучание удивительно соответствует смыслу.
— Ни один из тех, кто живет на моей земле, даже самый последний бедняк, не станет иждивенцем жены. — Он со стуком поставил бокал на крышку рояля — так резко, что бренди забрызгал перчатку. — Или ты никогда не слышал о долге, ответственности, верности? В тебе есть хоть капля мужского, мистер?
Дэвид Мерридит не ответил. В рояле гудели струны. Щелкал оживший метроном, но лорд Кингскорт словно не слышал.
— Или ты намерен кормить грудью и подтирать задницы детям? Пока твоя потаскуха хлопочет в лавке?
— Сэр, я сознаю, что огорчил вас, но вынужден заметить, что меня возмущают подобные выражения…
Отец размахнулся и с силой ударил его по лицу.
— Ах, возмущают, непочтительный ты сопляк? — Он схватился за свою руку — до того сильным оказался удар. — Не хватало мне еще твоих замечаний: клянусь Богом, я этого не потерплю. Я тебя мигом отсюда вышибу, да так, что ты улетишь до самого Клифдена, пес бесстыжий. Ты слышал меня? Ты слышал меня, мистер?
