оракзая.
– Так.
– Хорошо. Там разделимся. Трое поскачут дальше по ущелью, чтобы сбить ассакенов с толку, а я, Мадий и еще трое поднимемся на перевал Саланг. Будем ждать в Капише до новой луны. Потом уйдем в Барбарикон.
– Как мы найдем вас? – спросил Фарид.
– Встретимся в атурошане Атара.
Тахмурес оглядел воинов. Предстояло самое трудное – выбрать защитников тропы.
– Кто останется?
Кушаны переглянулись. Все понимали, что живыми отсюда добровольцы не уйдут: когда закончатся стрелы, одними мечами ассакенов не удержишь.
Десятник сделал шаг вперед.
– Я. Не зря же ты меня вытаскивал из воды, – он хитро улыбнулся.
Вызвались еще двое. Прощались с защитниками тропы недолго. Передав им половину запаса стрел, обнялись. Тахмурес и Фарид пожали друг другу предплечья, затем командир прижал боевого товарища к груди.
Отстранившись, сказал:
– Да поможет тебе Веретрагна Победоносный. Трех коней мы оставим внизу. Удачи!
Десятник снова улыбнулся.
– И тебе удачи.
Вскоре долина стала заметно шире. Черные горы над красноватыми гранитными осыпями раздвинулись, на востоке стеной выросли ужасающие хребты Хиндукуха – «Горы индийцев». Заснеженные пики царапали небо. Белые шапки сливались с облаками, а от остроконечных зубцов вниз по склонам вились ледники – словно застывшая глазурь на верхушке кулича.
Кушанам стало не по себе.
Даже сто пятьдесят лет обитания вблизи хребтов, окружавших долины Сырдарьи и Кафирнигана, не вытравили из них тоски по бескрайним степям Уйгурии. Они чувствовали себя в горах неуютно. Наверное, когда-то давно предки Тахмуреса, впервые увидев вершины Куньлуня на краю Таримской долины, так же стояли перед ними в немом оцепенении, не веря своим глазам.
Поредевший отряд где рысью, а где галопом преодолел остаток пути. Кушаны спешили, чувствуя за спиной дыхание преследователей. Река извивалась как взбесившаяся змея, которую проткнули копьем. Кони пролетали одну излучину за другой, стуча копытами по крупной гальке и разбрызгивая воду. Никто не хотел думать о том, что сейчас происходит на тропе, где остались товарищи.
Проскакали, не останавливаясь, несколько кишлаков.
Бактрийцы изумленно глядели вслед странным воинам в кожаных штанах, войлочных остроконечных шапках с башлыком, с флажками на пиках. Если это ассакены, думали они, то почему не останавливаются в кишлаке, чтобы собрать дань или накормить коней? И что это за странный штандарт в руках командира – золотая собачья голова?
Наконец показалась блестящая гладь Андараба.
Сурхаб обогнул скалу и резко повернул вправо, теряясь в горах Карай-Шеру. Кушаны углубились в Андарабское ущелье. Доскакав до бокового распадка Бекшахр, отряд разделился. Трое помчались дальше к горам Даррашинг, а Тахмурес с оставшимися воинами бросился в распадок, чтобы до заката найти укрытие и спрятаться от преследователей.
Мадий торопился миновать ближайшую гряду – тогда отряд нельзя будет заметить из долины.
Стемнело быстро. Кажется, погони не было, и отряд почувствовал себя в безопасности. Оракзай вдруг слез с коня, начал карабкаться по осыпи, крепко держа тарпана под уздцы. Забравшись вслед за ним на узкую террасу, Тахмурес увидел вход в пещеру, незаметный снизу. Здесь им и предстояло провести ночь.
Внутри оказалось достаточно места как для людей, так и для лошадей. Костер решили не разжигать, чтобы огонь не привлек внимание преследователей, если они вздумают послать в распадок разъезд. Выставив часового, беглецы накрылись шкурами и приготовились ко сну.
Тахмуресу не спалось, тогда он повернулся к Мадию.
Сквозь лаз виднелся кусочек темно-синего ночного неба с крупными звездами. По движению ресниц кушан понял, что проводник тоже не спит. Ему хотелось поговорить о чем-нибудь, не имеющем отношение к войне, чтобы успокоиться, может быть, даже заснуть.
– Я ни разу не видел, как ты молишься, – сказал он шепотом, чтобы не разбудить спящих товарищей. – Разве для тебя не важна помощь богов?
– Всему свое время. И место… – так же тихо ответил оракзай. – Мы сейчас вдалеке от капищ моего племени. Но если нам по дороге попадутся священные камни, я обязательно принесу жертву. Боги у фарсиванов одни и те же.
– Какую?
– Лучше всего зарезать козу, чтобы умилостивить Гиша или Имру. Но можно и без крови… У меня всегда с собой масло гхи, чистой воды наберу из реки, а можжевельника, кедра и скального дуба вокруг полно. Достаточно разжечь ритуальный костер, лишь бы ассакены не заметили дым… У вас есть зерно?
– Немного пшена. А что?
– Дэвов надо задобрить. Каждый раз, срубив дерево, обязательно рассыпьте зерна вокруг пня… Лучше, конечно, семена руты… Но пшено тоже сойдет.
Тахмурес узнал от оракзая, что горы Хиндукуха, помимо юшей и вечи, населены и другими волшебными существами. Добрые юные феи, которых крестьяне называют «пэри», удивительно красивы: стройные, розовощекие и белокурые, в легкой белоснежной шапочке и платье синего или зеленого цвета. Несмотря на маленький рост и хрупкое сложение, пэри могучи, умеют летать, к тому же могут превращаться в диких животных, чаще всего в архара, медведя, ворону или орла.
Они живут среди неприступных скал и арчовых лесов, в крепких замках из камня, где хранятся несметные сокровища. В их стране текут молочные ручьи, в которых они купаются по утрам. Оракзаи задабривают фей с помощью подношений – жареных зерен проса, сушеных фруктов или просто веточек можжевельника. Иногда, встретив в горах шамана или охотника, пэри предлагает ему дружбу, а если он хорош собой, то может в него влюбиться. После удачной охоты в качестве благодарности фарсиван оставляет для своей феи на камне кусочки сырой печени или сердца убитого животного. Пэри обожают свежую кровь, а также виноград, вино и плодовые деревья в цвету, поэтому мать никогда не оставит ребенка одного под зацветшим абрикосовым деревом.
Бывает, что фарсиван силой удерживает фею, но, если ей удалось освободиться – берегись. Она жестоко отомстит обидчику. Спастись можно только в одном случае – если она его усыновит. Для этого нужно исхитриться и схватить ртом ее грудь, чтобы пососать молока.
Но как только пэри состарится, она превращается в отвратительную злобную ведьму, которая носит черную старушечью шапку из шерсти. У нее вертикальный разрез глаз, ступни ног повернуты назад, а изо рта торчат длинные желтые клыки, с которых капает жгучая слюна. В том месте, куда на землю упала ядовитая капля, вырастает куст аконита или руты.
Мужья пэри, ямалы – это огромные дикие великаны, грубые, злобные и неуклюжие. Добыча ямала – маяро, человеческие души в теле диких коз. Снимет он с руки серебряный браслет, бросит его через ущелье, а потом перебирается, как по мосту. Ямал может летать, но если он прикоснется к нечистому существу, например, корове, то его сила исчезнет. Отсюда их ненависть к курам,
