выбрала Геракла. Иди домой, подготовься как следует, а вечером приходи сюда. Твое дыхание должно быть чистым, а тело умащено благовониями, иначе бог не захочет с тобой возлежать. У тебя есть нардовая вода?
Македонянка отрицательно покачала головой. Жрец недовольно скривил губы.
– А камфорное масло?
Мирра молчала.
– Ну, тогда хотя бы прими ванну с ветками эвкалипта и натрись листьями розмарина. Уж он-то у тебя точно должен быть. А если нет, купи на базаре, потому что Гераклу нравится запах розмарина… Деньги можешь оставить мне, твоя просьба будет удовлетворена. Но ты должна знать, что Геракл будет в маске, потому что всякий, кто увидит его божественное чело, тотчас сгорит от молнии Зевса. Привратнику скажешь, что тебя прислал Агафокл.
Мирра закивала, выражая готовность выполнить любые требования жреца, лишь бы Геракл не передумал.
На закате она стояла перед огромными воротами храма вместе с Октаром. Легкий ветер с Балха приятно остужал покрытые румянцем волнения щеки. На стук бронзового кольца из дверцы рядом с окованными железом створками вышел привратник. Он пропустил македонянку, но загородил путь кангюйцу.
Мирра запротестовала, тогда грек твердо заявил:
– Велено пустить тебя одну. Слуга может подождать за стеной или вернуться утром.
Он повел ее вдоль колонн перистиля. На стенах святилища чадили светильники, за фигурами идущих крались черные тени. Наконец, они подошли к бронзовой двери. Позвякивая связкой ключей, привратник обернулся.
– Тебе оказана особая честь – Геракл соединится с тобой в адитоне.
Он пропустил гостью вперед, а сам остался снаружи. Послышался звук запираемого замка. Мирра оказалась в огромном темном зале совершенно одна. Робко поежилась, но тут же начала деловито озираться.
В дальнем конце храма маячило пятно света, она поняла, что горит канделябр на стене, отделяющей адитон от целлы. Вскоре глаза привыкли к темноте. Тогда она легкими шагами пересекла зал.
Из мрака выплыл темный силуэт Веретрагны.
Гранитную фигуру бога увенчивал остроконечный колпак, весь в чешуйках, больше похожий на шишак катафракта, чем на царский кулах. К шлему крепились крылья, но не два, как у Гермеса, а три. Он держал меч острием вниз, с плеча свисала львиная шкура.
Иранский бог войны и победы не казался страшным, спокойное лицо смотрело в сторону входа в храм.
Вот и арка адитона.
Мирра проскользнула внутрь святилища. Масляные лампы едва освещали небольшой пилястровый зал, в углах которого стояли желто-черные лутрофоры с высоким горлышком и длинными тонкими ручками. К стене жался канапелон [149]. Массивная мраморная курильница в центре зала источала аромат благовоний. На столешнице тлели кусочки ладана, а внутри тумбы за железной решеткой плясали язычки пламени – там горели сандаловые щепки.
Выгибали витые ножки бронзовые треножники с чашами для воскурений.
А это что? Перед курильницей словно растекается кровавое пятно. Она подошла ближе – так и есть: пол выложен пластинами красного мраморного оникса. В центре вмурован странный светлый камень – на одной стороне два острых зубца, а другая ровная.
«Железо… красный… огонь…» – молнией пронеслись в голове наставления Иешуа.
Схватив стоящие у курильницы щипцы, Мирра начала выковыривать зубчатый камень. В пылу работы она не заметила, как в адитон вошел человек в маске и коротком хитоне. Одной рукой Геракл придерживал висящую через плечо львиную шкуру, в другой сжимал внушительного размера палицу.
– Ты что делаешь?!
Македонянка в испуге оглянулась. Геракл угрожающе двигался прямо на нее. Она вскочила и попятилась, выставив перед собой щипцы.
– Ах ты сучка! – злобно зашипел бог, поднимая грозное оружие.
Мирра метнулась к канапелону. Геракл бросился следом. Она побежала вдоль стены адитона, полы фиолетового пеплоса развевались, словно крылья испуганной птицы. Грозный бог настигал, вот сейчас он схватит за край одежды…
Увернувшись, македонянка бросилась к курильнице, как вдруг зацепилась пеплосом за треножник. Она тянула одежду на себя, но ткань не поддавалась. Мирра рванулась в сторону, разрывая пеплос, а тяжелый треножник со звоном рухнул к ногам бога. Тот споткнулся и, грязно ругаясь, повалился на пол.
Не помня себя от страха, она ударила его щипцами по голове, потом еще раз, еще…
Геракл лежал без движения.
Мирра на секунду замерла, прижав руки к груди. Что теперь? Бросилась к красной мозаике, снова с остервенением выковыривает белый зубчатый камень. Наконец он поддался…
Внезапно за спиной раздался шум. Мирра обернулась. Перед ней стоял Агафокл с залитым кровью лицом, маска валялась на полу. Выпученные глаза грека были черными от злобы, лицо искажено гримасой ненависти. Пошатываясь, он поднял палицу и с рычанием пошел на девушку.
Мирра с криком выскочила из адитона. Она бежала к выходу из храма наугад, натыкаясь на колонны и курильницы. Каждый раз, ударившись о препятствие, взвизгивала от боли и страха. Вот показались очертания двери. Она толкнула створку руками. Закрыто!
А сзади слышится топот приближающегося Агафокла.
Вдруг раздался скрежет открываемого замка. Македонянка попятилась. Сейчас тяжелая дверь распахнется, и в целлу ворвется привратник… И тогда… Она в ужасе ждала неминуемого…
В дверную щель протиснулась знакомая фигура кангюйца. Октар бросился вглубь храма, навстречу приближающемуся греку. Мирра, не помня себя от страха, выскочила наружу. Она стояла на террасе, подставив лицо прохладному ночному ветру.
Кангюец бесшумно выскользнул из двери, подошел к Мирре.
– Надо уходить.
– Ты убил его?
– Нет. Тебе ведь не надо, чтобы завтра жрецы Ареса вломились в твой дом мстить за ублюдка.
– А где привратник?
– Во флигеле, я его связал.
– Как ты проник во двор?
– Разве забор в пять локтей может остановить воина?
Октар улыбнулся. Глаза, и так узкие, превратились в две тонкие щелочки. Мирра обняла спасителя, расплакавшись от переполнявших ее чувств.
В руке она сжимала кусок белой плиты.
Утром беглецы вернулись к Андарабу, чтобы двинуться вверх по течению.
Миновали два боковых распадка. Мадий упорно не покидал долину реки, словно пытаясь нагнать врагов. По следам от копыт на мокром песке было ясно, что здесь недавно проскакал большой отряд. Тахмурес начинал злиться, не понимая, куда проводник ведет их, но тот внезапно свернул в ущелье Хинджан.
Четверо кушан и оракзай поднимались к розовеющим в лучах рассветного солнца снежным цепям, углубляясь в страну вечных снегов, бездонных ущелий и непроходимых круч. Навстречу поджидавшей на каждом шагу смерти.
Шли осторожно, внимательно глядя по сторонам – не хватало еще напороться на вражеский дозор. Рядом шумела речка, перекатываясь через пороги, срываясь в плесы, подтачивая яростными бурунами огромные замшелые валуны.
Дул холодный ветер, с гулом пролетая по распадку, словно в гигантской трубе. Бился о скалы, морозными иголками колол лицо, вызывая слезы,
