«Пожалуйста, не срывай полевых цветов», — попросила я, используя эвфемизм для обозначения того типа женщин, которых он мог встретить.
«Ценность женщины в ее добродетелях, а не в ее внешности, — успокоил он меня. — Ты родила мне сыновей. Мое тело будет далеко в пути, но мои глаза не будут смотреть на то, чего им не следует видеть». Он помолчал, а потом добавил: «Оставайся верной, избегай искушения, повинуйся моей матери и служи нашим сыновьям».
«Я все исполню, — пообещала я. — Но я беспокоюсь не о себе».
Я попыталась объяснить ему другие свои тревоги, но он сказал: «Разве мы перестаем жить оттого, что некоторые люди несчастливы? Мы должны пользоваться нашими дорогами и реками. Они принадлежат всем китайцам».
Он сказал, что, возможно, вернется только через год.
* * *
С того самого момента, как уехал мой муж, я не переставала беспокоиться. Проходили месяцы, а я становилась все более тревожной и напуганной. Если что-нибудь случится с моим мужем, что будет со мной? Если я стану вдовой, у меня будет небольшой выбор. Поскольку мои дети слишком малы, чтобы взять на себя заботу обо мне, мой свекор может продать меня другому мужчине. Зная, что при этом я могу больше никогда не увидеть своих детей, я поняла, почему так много вдов кончают жизнь самоубийством. Но мне было несвойственно печалиться о том, что еще не произошло. В верхней комнате я старалась сохранять спокойное выражение лица, даже если умирала от беспокойства. Тоскуя по своему старшему сыну, я сделала то, чего не делала прежде. Много раз за день я вызывалась принести чай в верхнюю комнату и тихонько садилась так, чтобы слышать, как мой сын занимается с Дядей Лу.
«Три самые важные силы — это Небо, Земля и Человек, — отвечал урок мой сын. — Три светила — это Солнце, Луна и Звезды. Возможности, которые дает Небо, не равны преимуществам, которые дает Земля, а преимущества Земли не равны тому благу, которое происходит от гармонии среди людей».
«Каждый мальчик может запомнить эти слова, но что они означают?» — голос Дяди Лу зазвучал резко, так он стремился добиться точности.
Вы думаете, мой сын мог дать неправильный ответ? Нет, и я скажу вам, почему. Если он не мог ответить на вопрос правильно или ошибался в цитатах, Дядя Лу ударял его по раскрытой ладони бамбуковой палкой. Если он ошибался на следующий день, наказание удваивалось.
«Небеса посылают человеку погоду, но без плодородной почвы Земли она бесполезна, — ответил мой сын. — А богатая почва бесполезна без гармонии среди людей».
В своем темном уголке я просто сияла от гордости, но Дядя Лу не собирался заканчивать урок из-за одного правильного ответа.
«Очень хорошо. А теперь поговорим об империи. Если ты укрепляешь свою семью и следуешь правилам, которые написаны в «Книге Церемоний», тогда в твоем доме будет порядок. Он распространяется, переходя от одного дома к другому и обеспечивая безопасность государства, и так достигает императора. Но один мятеж порождает другой мятеж, и вскоре начнется беспорядок. Маленький беспорядок, обрати на это внимание. Наша семья владеет землей. Твой дедушка управлял нашими землями, пока я был в отъезде, но теперь люди знают, что у меня нет больше связей при дворе. Они видит и слышат мятежников. Мы должны быть очень, очень осторожны».
Но опасность, которой он так боялся, пришла не в виде тайпинов. Последнее, что я узнала перед тем, как демоны смерти обрушились на нас, — это новость о том, что Снежный Цветок опять беременна. Я вышила ей носовой платок с пожеланиями здоровья и счастья в ближайшие месяцы, потом украсила его серебряной рыбкой, выпрыгивающей из бледно-голубого ручья, посчитав, что это самый добрый и прохладный образ для той, кто будет носить ребенка летом.
* * *
В этом году жара наступила рано. Да так внезапно, что мы не успели разъехаться по своим родным домам, и потому женщины с детьми изнывали в своих верхних комнатах и ждали, ждали, ждали. Видя, что температура воздуха продолжает подниматься, мужчины в Тункоу и в других соседних деревнях стали брать детей на реку, чтобы они могли побегать по воде и искупаться. Это была та самая река, в которой я охлаждала свои ноги, когда была девочкой, поэтому я очень обрадовалась, когда мой свекор и братья мужа предложили взять детей на реку. Но это была та же самая река, в которой большеногие девушки стирали белье, и из которой — поскольку деревенские колодцы закисли от личинок насекомых, — они набирали воду для питья и приготовления пищи.
Первый случай тифа ударил по самой лучшей деревне нашего уезда — Тункоу. Тиф поразил драгоценного первого сына одного из наших арендаторов, затем членов этой семьи и убил их всех до единого. Болезнь начиналась с лихорадки, сопровождавшейся жестокой головной болью и резью в желудке. Иногда болезнь сопровождалась хриплым кашлем или сыпью в виде розовых пятен. Но если начинался понос, то смерть была милосердна и приходила всего через несколько часов. Как только мы слышали, что чей-то ребенок заболел, мы уже знали, что будет дальше. Сначала умрет он, потом его братья и сестры, потом мать, потом отец. Все это повторялось снова и снова, потому что матери не могли отвернуться от своих детей, а мужья не могли оставить своих умирающих жен. Вскоре в каждом доме нашей деревни были больные.
Семья Лу отгородилась от всей деревни и закрыла двери своего дома. Слуги исчезли; возможно, их отослал мой свекор, а может быть, они убежали от страха. Я этого не знаю и по сей день. Женщины в нашем доме собрали детей в верхней комнате, полагая, что там будет безопаснее. Первым, у кого появились признаки болезни, был маленький сын Третьей Невестки. Лоб у него стал сухим и горячим. Щечки вспыхнули алым цветом. Я увидела это и увела своих детей в свою спальню. Я позвала к себе своего старшего сына. В отсутствие мужа мне следовало уступить его желанию быть со своим двоюродным дедом и остальными мужчинами, но я не оставила ему выбора.
«Только я буду выходить из этой комнаты, — сказала я детям. — Старший Брат отвечает за всех вас, когда меня нет. Вы должны слушаться его во всем».
Каждый день в течение этого ужасного лета я выходила из комнаты один раз утром и один раз вечером. Я знала, каким образом передается эта болезнь, поэтому выносила ночной горшок и выливала его сама, стараясь, чтобы ни одна капля из помойной ямы не попала мне на руки, ноги, одежду или на горшок. Я приносила солоноватую воду из колодца, кипятила ее, а потом процеживала, чтобы она стала как можно более чистой и прозрачной. Я опасалась любой пищи, но нам нужно было что-то есть. Я не знала, что делать. Можно ли есть сырые овощи прямо из огорода? Но когда я подумала о нечистотах, которыми мы удобряем свои поля и огороды, и о том, что в этих нечистотах таится зараза, я поняла, что овощи есть нельзя. Я вспомнила о пище, которую мать всегда готовила, когда я заболевала, — о рисовом отваре сондее. Я стала готовить его два раза в день.
Все остальное время мы проводили, запершись в нашей комнате. Днем мы слышали, как люди бегают взад-вперед. По ночам до нас долетали судорожные вскрики больных и страшные вопли матерей. По утрам я прикладывала ухо к дверям и прислушивалась к новостям о том, кто ушел в загробный мир. Наложницы, о которых некому было позаботиться, умерли в мучениях и одиночестве, если не считать тех женщин, против которых они устраивали заговоры.
Днем ли, ночью ли я не переставала беспокоиться о Снежном Цветке и о моем муже. Предпринимает ли она те же предосторожности, что и я? Все ли у нее в порядке? Жива ли она? Не умер ли ее слабенький первый сын? Не вымерла ли вся ее семья? А что с моим мужем? Умерли он в чужой провинции или на дороге? Если что-нибудь случилось с кем-нибудь из них, я не знала, что мне делать. Я чувствовала, как страх все сильнее опутывает меня. В моей спальне было только одно окно, слишком высоко расположенное, чтобы я могла выглянуть из него. Запах раздувшихся мертвецов, сложенных перед домом, проникал к нам вместе с влажным воздухом. Мы затыкали носы и рты, но это не помогало — мы постоянно ощущали этот отвратительный запах, от которого слезились глаза, а во рту был мерзкий привкус. Мысленно я перебирала все дела, которые надо делать. Постоянно молиться Богине. Обертывать детей темно-красной материей. Мести комнату трижды в день, чтобы напугать духов, охотившихся за добычей. Я также перебирала в уме все те вещи, от которых нам следовало воздержаться: никакой жареной еды, никакой тушеной еды. Если бы мой муж был дома, то никаких постельных дел. Но его не было, поэтому я сама должна была быть бдительной.
Однажды, когда я готовила рисовую кашу, моя свекровь вошла в кухню, держа в руке убитого цыпленка.
«Нет смысла их больше беречь», — сказала она сердито. Разрезав цыпленка на части и нарубив чеснок, она обратилась ко мне: «Твои дети умрут, если не будут есть мясо и овощи. Ты уморишь их голодом еще до того, как они успеют заболеть».
