— Ходи сюда!
Алексашка подошел, с любопытством рассматривая оружие.
— Стрелял из мушкета?
— Не приходилось.
— Еще придется. Смотри сюда, баранья твоя голова, как заряжать его надо.
Юрко достал из ольстра заряд и затолкал его в мушкет через ствол. Потом взял второй мушкет и начал объяснять, как работает колесцовый затвор и отчего получается выстрел.
— Мастерят еще оружейники и фитильные мушкеты. Только те старые и неудобные. Понял? Стрелять надо с сошки. На сошке мушкет устойчивей лежит. Да целиться лучше… Мушкет в плечо бьет после выстрела. Гляди, не свались с ног…
Казаки смеялись. Алексашка тоже смеялся.
— Вот, бери, — Юрко протянул тяжелое оружие.
— Это ж казака…
— Нет уже того казака, вечная память ему! В Пинске на плацу голову положил.
Юрко перекинул через Алексашкино плечо ольстр. Алексашка взял мушкет.
— Атаман велел пули лить.
— Старых на пять баталий хватит! — и хитро моргнул. Но ослушаться Небабу не посмел. — Сейчас в засаду все пойдем. А там уж к тебе в кузню.
Алексашка пошел вместе с казаками к костелу. Сюда же торопились мужики и ремесленники, которых вели Шаненя и Ермола Велесницкий. У Велесницкого было охотничье ружье. Мужики держали алебарды, кованные Алексашкой, и косы. Предчувствие близкого боя охватило Алексашку тревогой, и он почему-то вспомнил разговор с Устей во сне и свои слова на завалинке: «Срубят голову, тогда будешь лить слезы по мне…» Алексашка не страшился боя. Но умирать в мучениях, как у ратуши казак, разрубленный драгуном, не хотел. Лучше сразу, насмерть.
Возле костела сотники торопили казаков. Разводили людей отрядами. Кого — в костел, кого — в ратушу и коллегиум. Кое-где в выбитых окнах зданий мелькали островерхие казацкие шапки. Потом они исчезли.
По гулкой деревянной лестнице Алексашка поднялся на второй этаж и подошел к разбитому окошку. Высунул голову и широко раскрыл удивленные глаза: мужики разбирали мост через Пину. Кольями поднимали настил и сбрасывали доски в реку. Темная вода подхватывала их, выносила на стремнину и мчала к Струмени. Юрко схватил Алексашку за руку.
— К стене становись, баранья голова! И не суйся напоказ.
От стены через окно видна прямая улица, в конце которой, за поворотом, Северские ворота. Виден край ратуши и плац. У ратуши Небаба что-то толкует Шанене. Иван кивает головой, поглядывая в сторону Северских ворот. Потом он машет рукой мужикам и вместе с ними трусцой бежит по улице к воротам. Над головами мужиков сверкают алебарды. А у некоторых Алексашка видал лук и колчаны со стрелами. Через несколько минут плац, улица и проулки, что ведут к плацу, опустели. Ни живой души не видно, словно вымер город.
— Не стой, Олекса, ложись, — Юрко показал на пол.
Он сидел на корточках, прислонившись к стене, и жевал черствый преснак. Отломив половину, дал Алексашке.
— Смачный хлиб пикуть билорусцы, — кусая, Юрко рассматривал преснак.
— Горький он, хлеб. До весны не хватает.
— А ты позыч [22], колы не хапае.
— У кого? — Алексашка фыркнул. — Кто его имеет вдоволь? А позычиш — отдавать надо.
— У панов позыч, — тихо смеется Юрко. — Потом, колы взято давно, то и забуто воно.
— Кабы так!
И вдруг по этажам коллегиума пронеслось тихое, короткое: «Едут!..» Алексашка и Юрко осторожно выглянули из окошка, и сердце Алексашки затрепетало. Вот она, первая встреча с панством! Он увидел, как из-за поворота, от Северских ворот, показались кони рейтар. Зловеще поблескивали шлемы и кирасы. Из ножен вытянуты сабли, и узкие стальные полоски подняты над шлемами. Едут рейтары спокойно и даже уверенно. Они, наверно, немало удивлены безлюдным улицам, необычной тишине. Напряженно вглядывается Алексашка в рейтар и шепчет:
— Что теперь делать, Юрко?
— Жди. Пускай подойдут ближе… До ратуши…
Неимоверно медленно тянутся минуты. Уже отчетливо слышен цокот копыт по деревянному настилу мостовой. Пофыркивают кони. Впереди под хоругвью едет рейтар. Легкий ветер треплет черное полотнище с желтым крестом. Под рейтаром конь в яблоках. Не идет, а пляшет, пританцовывая задними ногами. За ним на вороном коне одетый в латы воевода. На широком светло-желтом поясе четко вырисовываются две рукоятки пистолей. А в руке у него сабля. Рейтар много, около двух сотен. Алексашка тревожно поглядывает на Юрко: почему медлят казаки? Рейтары совсем уже близко. Юрко удивительно спокоен. Наконец он берет мушкет и, не высовываясь из окна, кладет его на широкий подоконник. Это же делает Алексашка и прикладывается щекой к ложе. Вот сейчас кони поравняются с углом ратуши. До них будет пятьдесят шагов. Уже хорошо видны лица рейтар. Все усатые, все выхоленные. Алексашка положил палец на курок. Впереди, против ствола, видит сытого гнедого коня и рейтара. В рейтара целиться невозможно: он то поднимается вверх против ствола, то падает вниз, и Алексашка, злясь, следом водит тяжелый мушкет…
В стороне ратуши гремит выстрел. И сразу же над головой и в стороне, из окон костелов и домов, грохнули мушкеты и акербузы. Вот он снова — конь в яблоках и рейтар… Алексашка нажал курок. Казалось, небо упало и раскололось от страшного удара. Впереди затянуло дымом. Сквозь жидкую синюю пелену Алексашка видит, как поднялись на дыбы лошади. В одно мгновение исчезла хоругвь. Покатился конь в яблоках, и неподвижно распластался на мостовой рейтар.
— Заряжай, быстрей заряжай! — кричит Юрко.
Алексашка торопливо шарит дрожащими пальцами по ольстру. Не может понять, куда запропастились заряды. Наконец находит один и поспешно заталкивает. Ложит мушкет на подоконник. На плацу мечутся кони. Крик, грохот выстрелов. Предводитель рейтар что-то кричит, потрясая саблей, но слов не разобрать. Алексашка торопливыми глазами шарит по плацу. Промелькнуло знакомое лицо: капрал Жабицкий! Капрал выбрался из толчеи и, прижимаясь к гриве коня, пустил его вдоль плаца, возле самых домов. Алексашка приложился и выстрелил. Не попал. А на узкой улице сбились кони в кучу. Несколько рейтар, стегая коней плетьми, мчались к мосту. Увидев издали снятый настил, с трудом сдержали разгоряченных коней и повернули назад. Те, которые были в конце улицы, поняли, в чем дело, и, не обращая внимания на зов трубы, подались к Северским воротам. Оставляя убитых и раненых, за ними бросились остальные рейтары. И здесь произошло неожиданное, улица оказалась запруженной телегами. Они стояли одна к одной, с поднятыми оглоблями, в два плотных ряда. Их ни объехать, ни перепрыгнуть. Несколько рейтар спешились и стали растаскивать телеги. И в этот момент над улицей покатилось громкое казацкое: «Слава!..» Из-за хат показались мужики с косами и алебардами. Возле телег завязалась сеча. Мужики не выдерживали и отходили.
Сотня казаков, спрятанная за стеной шляхетного города, выхватив из ножен сабли, начала преследовать рейтар и прижимать их к Северским воротам. В эту минуту Небаба понял, что совершил ошибку. За мужицкими возами следовало ставить пеших казаков, а не чернь. Выход был один: повернуть сотню в проулок, обойти телеги и выйти навстречу рейтарам.
Небаба пришпорил коня. Догнать казаков оказалось невозможным делом. Передние уже сцепились с рейтарами, и Небаба, прикусив губу и приподнявшись на стременах, смотрел на короткую жестокую схватку возле телег.
За казаками к месту боя, подхватив мушкет и сошку, бежал Алексашка. Огородами обогнул улицу и добрался до телег. А тут шла рукопашная. Прижавшись к углу хаты, поставил сошку, положил на нее мушкет и выстрелил в коней. Попал или нет — не знал: заволокло перед глазами дымом. Второй раз выстрелить не успел — мужики не выдержали натиска рейтар — те закованы в латы, головы прикрыты шлемами. Спешившимся рейтарам удалось кое-как растащить телеги, и в узкий проход с ходу бросились конники. Удержать эту лавину мужики не пытались. Да и подойти к ней было невозможно. Кони в бешеном галопе летели к Северским воротам и, проскакивая их, шляхом уходили к лесу.
