— Добрый вечер, дорогая моя…
Она была схвачена врасплох, и попыталась высвободить свою ладонь, но напрасно, и испугалась, что если повторит свою попытку вторично, то привлечёт взгляды посторонних. Ею овладело смущение и злость, ибо она оказалась перед дилеммой — либо её гнев прорвётся наружу, и тогда не миновать скандала с позором, а значит, и разрыва между ними; либо она проявит смирение, а значит, возненавидит его, потому что он навязался ей против её воли. Объятая гневом, она замедлила шаги и едва слышным, дрожащим от ярости голосом прошептала ему:
— Как вы только осмеливаетесь так поступать со мной?… Отпустите немедленно мою руку…
Он также тихо ответил ей, идя рядом с ней, словно они были двумя друзьями, что прогуливаются бок о бок:
— Спокойно, спокойно. Между друзьями должна быть непринуждённость…
Рассвирепев от гнева, она сказала:
— Люди… улица…
Заискивая перед ней с улыбкой на губах, он ответил:
— Не бери в голову людей на улице. Их интересуют лишь деньги, а в голове у них нет ничего, кроме счетов. Пойдём-ка лучше зайдём в лавку ювелира, я выберу тебе какое-нибудь украшение, достойное твоей красоты.
Эта его беззаботность только усилила её гнев, и тоном угрозы она произнесла:
— Вы делаете вид, что ни с чем не считаетесь?
С той же улыбкой, что не покидала его губ, он ответил:
— Я совсем не собирался вызвать у тебя раздражение, я лишь ждал тебя, чтобы мы прогулялись вместе пешком, так из-за чего ты сердишься?
Она резко ответила:
— Я ненавижу такие неожиданные атаки. Берегитесь, если я выйду из себя!
На лице её отчётливо проявилась вся серьёзность её намерений, и он умоляюще спросил:
— Ты можешь пообещать мне просто прогуляться вместе со мной?
Она закричала:
— Я ничего не обещаю. Пустите мою руку!
Не отходя от неё, он выпустил её руку. Заискивающим тоном сказал:
— Какая же ты жестокая и упрямая. Вот твоя рука. Но мы ведь никогда не расстанемся, не так ли?
Она яростно выдохнула, и глядя на него исподлобья, процедила:
— Какой же вы высокомерный грубиян!
Её ругательства он воспринял, спокойно улыбаясь. Так они и шли бок о бок, при этом Хамида даже не делала попыток отойти от него ни на шаг, вспомнив, как совсем недавно подкарауливала его, представляя, как будет гулять с ним по улице. Теперь же она и не думает о том, ей достаточно того, что она заставила его выпустить её руку, а если бы он попробовал вернуть её, она бы не стала сопротивляться. Да и потом, разве она не покинули дом с единственной мыслью в голове — о встрече с ним?!.. Помимо всего этого, ей очень неприятно было от того, что он проявляет больше уверенности и смелости, чем она. Так она и шла рядом с ним, не обращая внимания на прохожих и пытаясь представить себе, какое изумление вкупе с завистью вызовет его облик у девушек с фабрики. Вскоре страсть, пренебрежение и неукротимое желание жизни и приключений вновь наполнили её сердце… Мужчина же заговорил:
— Прошу прощения за свою жестокость, однако что я мог поделать с твоим упрямством?!… Ты решила наказать меня, тогда как я заслуживаю твоей симпатии за мои искренние чувства к тебе и постоянную заботу.
Что же ей сказать ему?… Ей хотелось поговорить с ним и вести беседу, но вот только как это сделать? Она не знала. Особенно из-за того, что последнее, что она сказала в его адрес, были брань и крики. Её размышления прервались, едва она завидела своих приятельниц, что приближались к ним, и с деланным смущением она произнесла:
— О, подружки..!
Мужчина посмотрел перед собой и увидел девушек, которые уставились на него изучающими взглядами. Хамида же, пряча свою радость, снова с упрёком сказала:
— Вы опозорили меня!
Он, радостный от того, что она идёт рядом с ним и ведёт разговор как с другом, презрительно ответил на это:
— Какое тебе до них дело?… Не обращай на них внимания…
Девушки приблизились, и Хамида обменялась с ними многозначительными взглядами, вспомнив, что они рассказывали ей о своих похождениях. Следом за тем они прошли мимо с перешёптыванием и смешками. Коварный проницательный собеседник произнёс:
— Это и есть твои подруги?!… Ну нет, ты не из их круга, а они — не из твоего. Я удивляюсь, как они могут наслаждаться своей свободой, в то время как ты прячешься дома. Как могут они щеголять в своих ярких нарядах, а ты закутываешься в этот чёрный балахон?…Такова судьба?… Однако какая же ты терпеливая и выносливая!
Лицо Хамиды покрылось румянцем, и ей показалось, что с ней говорит её сердце, а глаза позаимствовали у пылающего сердца угольки и загорелись огнём воодушевления и эмоций. А он уверенным тоном продолжил:
— Твоя красота достойна звёзд.
Она воспользовалась возможностью обменяться с ним словами, и склонив к нему голову с улыбкой, с присущей от природы смелостью спросила, сама не осознавая смысла того, что он сказал:
— Звёзд?!
Он в ответ сладко улыбнулся ей и произнёс:
— Да. А ты в кино разве не ходишь?… Красивых актрис называют звёздами.
Она конечно же ходила время от времени в кинотеатр «Олимпия» вместе с матерью посмотреть некоторые египетские фильмы и поняла, что он имеет виду. Её наводнила безудержная радость, следы которой отразились на порозовевших щеках. Несколько шагов они прошли в молчании, затем он нежно спросил:
— А как тебя зовут?
Без запинки она ответила:
— Хамида…
Он с улыбкой сказал:
— А того, чей разум ты околдовала — Фарадж Ибрахим. В таких случаях, как наш, имя — это последнее, что узнают, и узнают его обычно после того, как оба человека поняли, что они — одно целое, разве не так, королева красоты?
Ох, если бы она умела так же хорошо говорить, как ссориться и драться, к примеру!… Он так хорошо говорил; она же не в силах соперничать с ним, что ей не нравилось. Её не удовлетворяла роль плохой девчонки, которую она играла с ним, так нравившуюся некоторым девушкам. По своей натуре она страстно желала чего-то иного, а не ожидания, молчания и смущения. Когда же выразить красноречиво это неясное чувство оказалось нелегко, её охватило волнение, и она просто пристально уставилась на него. Волнение усилилось, когда оказалось, что они дошли до конца улицы. Приблизившись к площади Королевы Фариды и совсем не чувствуя времени, она спрятала поглубже тоску от расставания с ним, и сказала:
— А теперь вернёмся обратно.
Не веря в это, он спросил:
— Вернёмся?!
— Это конец улицы.
Он в оправдание ответил:
— Но весь мир же не оканчивается на конце улицы Муски. Почему бы не побродить по площади?
Вопреки своему желанию она сказала:
— Я не хочу возвращаться позднее обычного, чтобы моя мать переживала.
Он тоном искушения предложил:
— Если хочешь, давай поедем на такси, тогда мы за считанные минуты преодолеем это огромное расстояние.
Такси!… Это слово прозвучало в её ушах как-то необычно, ибо в своей жизни ей довелось кататься лишь на повозке-двуколке. Прошло несколько секунд, пока она не очнулась от магического воздействия этого странного слова, хотя в данном случае речь шла о поездке в такси с посторонним мужчиной. В этом смысле она обнаружила натиск, а не отступление, и её охватило непреодолимое стремление к авантюрам, словно то было облегчение от чувства скрытой тревоги, которое так утомляло её и не давало красноречиво пробиться наружу всего мгновение назад. Она не знала, что обладает подобной способностью на безрассудства и приключения, и что больше завладело её чувствами в тот момент: мужчина, потрясший её до глубины души, или сама авантюра, а возможно, и то, и другое вместе. Она посмотрела на него и заметила в его взгляде подстрекательство, а на губах — ту самую улыбку, что привела её когда-то в раздражение. Настроение её переменилось, и она сказала:
— Я не желаю опаздывать…
Почувствовав свой промах, он с сожалением в голосе спросил:
— Ты боишься?
Хамида с ещё большим раздражением резко бросила:
