— Что это за шум в квартире?
Всё ещё стоя перед ней, он ответил:
— Это некоторые члены семьи, с которыми ты познакомишься, когда придёт время… А почему ты не сняла свою накидку?
Когда он приглашал её к себе домой, она считала, что он живёт один, и потому очень поразилась, как же он мог привести её в дом, где было целое семейство, но последний его вопрос проигнорировала, продолжая смотреть на него спокойно, но с прежним вызовом. Он больше не повторял свой вопрос, а вместо этого подошёл к ней, так что мыски его ботинок коснулись её шлёпанцев, слегка наклонился к ней, затем протянул к ней руку и потянул к себе, после чего нежно привлёк, говоря:
— Давай же сядем на диван.
Она не сопротивлялась, поднялась и села с ним рядом на большой диван. В это мгновение её снедали одновременно тяга к этому мужчине, которого она любила, и чувство враждебности к тому, кто вёл себя так, будто в состоянии насмехаться над ней втихомолку. Мужчина неспеша подсел к ней ближе, пока не коснулся её, затем обнял её талию рукой. Она молча повиновалась ему, не зная, когда ей следует начать сопротивляться. Правой рукой он потянул её за подбородок и подставил её губы своим, торопясь, словно жаждущий, что хочет выпить из ручья. И вот их губы встретились, и долго-долго не разъединялись, будто объятые сном страсти. Он собрал всю свою силу и страсть и передал губам, дабы проникнуть туда, куда так хотел. Она же молчала, однако её бдительность расстроила колдовские чары, обжигавшие губы, и потому она сохраняла внимание и оставалась на страже. Почувствовала, как его рука оставила её талию и поднялась к плечу, скидывая с него накидку, и в этот момент сердце её отчаянно заколотилось. Она отдёрнула в сторону от него шею и нервным движением водрузила накидку на прежнее место, сухо промолвив:
— Нет…
Он с удивлением взглянул на нее и обнаружил, что она смотрит на него неподвижным взглядом, говорившем о надменности, упрямстве и вызове, и улыбнулся, притворившись непонимающим, но про себя отметил: «Как я и предполагал, она крепкий орешек, очень крепкий»… Затем тихо обратился к ней:
— Ну прости меня, дорогая моя, я забылся.
Она отвернулась от него, чтобы скрыть улыбку, появившуюся на губах от радости своей победы. Но улыбка эта быстро пропала, когда взгляд её случайно упал на его руки. Она сразу же поняла большую разницу между его прелестными руками и своими, грубыми, отчего устыдилась, и с обидой спросила:
— Зачем вы привели меня сюда?… Всё это так глупо!
Он с воодушевлением ответил:
— Это же самое прекрасное, что я делал в своей жизни!… Почему ты испытываешь неприязнь к моему дому?… Разве это не твой дом тоже?!
Сорвав с неё накидку, он посмотрел на её волосы, придвинул к ней голову и поцеловал со словами:
— О Аллах, до чего же красивые волосы у тебя!… Это самые красивые волосы, что я видел в жизни.
Эти слова были искренними, несмотря на запах керосина, забившего ему нос. Она была польщена, однако всё же спросила:
— До каких пор мы тут останемся?
— Пока не узнаем друг друга. У нас, без сомнения, есть много того, что следует сказать друг другу. Ты боишься?… Это невозможно!… Я же вижу, что ты ничего не боишься!
Её охватила такая радость, что даже захотелось поцеловать его, а безмятежность в груди нарушилась. Он же пристально поглядел ей в лицо и про себя отметил: «А, теперь-то я понял тебя, ты истинная львица!» Затем уже вслух дрожащим от эмоций голосом произнёс:
— Моё сердце остановило свой выбор на тебе, и оно не лжёт мне, ибо тех, кого соединила любовь, вовек не разлучит ничто. Ты принадлежишь мне, а я — тебе!
Он подвинул к ней лицо так, словно испрашивая разрешения, а она склонила к нему шею, и оба слились в глубоком поцелуе. Он почувствовал волшебный натиск её губ, давящих его губы, и прошептал ей на ухо:
— Любимая моя… любимая моя…
Хамида издала глубокий вздох, затем выпрямилась, чтобы перевести дух, а он с подчёркнутой деликатностью, чуть ли не шёпотом промолвил:
— Это твоё место, это твой дом. Нет, вот здесь, — тут он указал на свою грудь.
Она издала короткий смешок и сказала:
— Вижу, что ты напоминаешь, что мне уже пора домой.
На самом деле он черпал вдохновение из заранее разработанного плана, и словно не веря ей, спросил:
— Какой дом ты имеешь в виду?… Дом в переулке Мидак?… О, если бы ты прекратила вообще упоминать тот квартал! Что тебе нравится в том переулке?… Зачем ты туда возвращаешься?!
Девушка засмеялась и ответила:
— Как ты можешь меня о таком спрашивать?!… Разве тот дом не мой и не моей семьи?!
Он с презрением возразил:
— Тот дом не твой, а те люди — не твоя семья. Ты создана из другой глины, любимая. Просто кощунство, когда свежая живая плоть находится в могиле, наполненной гниющими костями. Ты разве не видела тех красоток, щеголяющих по улице в роскошных платьях?… Ты превосходишь их в красоте и очаровании, так почему не шествуешь гордо в изящных накидках и драгоценностях?… Аллах послал меня к тебе, чтобы я вернул твоей драгоценной сути украденное у неё право. И потому я говорю, что это твой дом, и хватит на том, всё.
Его слова играли на её сердце, подобно пальцам музыканта, трогающего струны скрипки, они одурманили её чувства; веки смежились, а в глазах появился мечтательный взгляд. Однако она задавалась вопросом: что же всё это значит?… Правда, её сердце изголодалось по этому, но каким путём можно исполнить свою мечту и приблизиться к цели?… Почему он не объяснит, чего хочет, и не скажет открыто, какие у него намерения?… Он блестяще выражает все её мечты, чаяния и желания, он говорит её тайным языком, выдаёт самые глубокие и потаённые мысли. Он выявляет всё сокрытое, неведомое и облекает его в ясную форму, так что она сама может это видеть воочию, за исключением одного. Он не коснулся откровенно этого момента, и даже не намекнул на него. Тогда к чему колебаться?! Она посмотрела на него своими прекрасными отважными глазами и спросила:
— Что ты имеешь в виду?
Мужчина осознал, что наступил чувствительный и опасный этап в составленном им плане, и кинул на неё усыпляющий и искушающий взгляд, затем тихо сказал:
— Я имею в виду, что ты должна жить в доме, который больше подходит тебе и наслаждаться самими приятными вещами, которые только есть в жизни.
Она слегка засмеялась от смущения и ответила:
— Я ничего не понимаю.
Он нежным движением провёл по пробору в её волосах, прибегая к молчанию, чтобы собрать мысли, и сказал:
— Может быть, ты спрашиваешь себя, каким образом я хочу, чтобы ты осталась в моём доме?!… Но позволь тебя спросить в свою очередь, зачем тебе возвращаться в тот переулок?… Чтобы дожидаться там, что над тобой, подобно другим несчастным девушкам, смилостивится какой-нибудь мужчина из местных жителей и возьмёт тебя в жёны, поглотит твою свежую красоту и сочную молодость, а потом выкинет тебя в мусорку?!… Я разговариваю не с наивной девицей, в одно ухо которой влетают слова, а из другого — вылетают. Нет, я глубоко убеждён, что таких, как ты — единицы, ты — уникум, а твоя красота — восхитительна, и вместе с тем она не единственное твоё достоинство среди многих других, покрывающих тебя чуть ли не с ног до головы. Ты сама храбрость, и такие как ты, если захотят чего-либо и скажут: «Будь!», то так и будет.
Лицо её побледнело, а черты лица застыли. Она резко сказала:
— Это флирт, а флиртовать со мной недопустимо!… Ты начал с шуток, а закончил на полном серьёзе…!
— Флирт?!… Нет, клянусь Аллахом, я должным образом ценю тебя. Я не заигрываю, когда следует быть серьёзным, особенно с такими людьми, как ты, наполнившими меня уважением, почтением и любовью к себе. Если мои догадки верны, то ты обладаешь большим сердцем, и на пути к счастью тебе нет дела ни до чего, и никаких препятствий на этом пути быть не должно. Мне нужна спутница жизни, а ты и есть та спутница, которую я жажду больше всех на свете.
В сильном гневе она закричала:
