сказал сопровождавшим его чинам. Тогда старый Иоганн Доу спросил:
— Как долго стены Родоса могут стоять против этих адских машин?
Немец подумал немного и тоном честного служаки ответствовал:
— Достопочтенный "столп" Германии, великий бальи, ты сам предчувствуешь, что мой ответ не будет благоприятным. Экое ядро! А сколько у них таких пушек? И, опять же, зависит от того, в одно ли место они будут бить или в разные!
— Ну а вообще, что скажешь об этом?
Георг посмотрел, подумал и сказал:
— Стены обрушены, а новые, которые за ними, ждет та же участь, потому что все сложено наспех, не по правилам. Ров… засыпан более чем наполовину, местами — полностью. Значит, турки либо поведут тараны к стенам, либо будут взрывать мины, это однозначно.
— Значит, недолго нам осталось?..
Тут Фрапан не сдержался и повел речь уже совсем другим, ехидным тоном:
— А на что вы, собственно, рассчитывали? Место для крепости избрано ровное, открытое для взлома практически со всех сторон. Сто тысяч человек осаждают вас и, не приведи Бог, прибудет еще столько же. А что вы можете противопоставить им? Кого? Все переранены, припасов мало… Безнадежно. — Тут он спохватился и, вспомнив не только о том, какую роль ему следует играть, но и о миссии, с какой он был заслан внутрь крепости, добавил: — Если только попробовать переменить положение батарей на более удачное, может, еще что-то и выйдет… И то вряд ли…
— Вот ты этим и займешься, мальчик мой! — Старый воин похлопал предателя по плечу в знак своего доверия. Ну а немцу только этого и надо было. Тлетворная деятельность мастера Георга Фрапана началась.
Он деятельно выбирал места для батарей, и по его указанию иоанниты доверчиво ставили свои орудия там, где он указывал, — в самых слабых местах крепости (и это выглядело весьма убедительным). Однако делал он это вовсе не для того, чтобы эти самые слабые места усилить, но напротив — для того, чтобы направленный туда турецкий огонь рушил ветхие бастионы и башни, хоронил под обломками как сами пушки христиан, так и обслугу. Достаточно лишь к полудню закончить всю расстановку и дать пристрелочный выстрел — вроде как проверить, верно ли расставлены орудия. А потом — неравный бой и большие потери, а немец уже холодное пиво в "оберже" потягивает, почивая от трудов бранных. Но вернемся чуть назад, ко времени первого визита Георга на итальянский пост.
Магистр, прибыв на место после немца и обследовав его, согласился с новым назначением Фрапана, однако углядел то, что немецкий инженер либо просто не усмотрел, либо, по своей предательской деятельности, не счел нужным довести до иоаннитов.
— А ведь, брат Иоганн, есть простой способ свести турецкую работу на нет, — сказал он, довольно улыбаясь, немецкому "столпу". — Мысль такая: надо всю их дрянь, что они сюда навалили, извлечь.
— Это и ежу понятно, — ответствовал старый немец, — только ведь перебьют сколько народу! Да и куда девать все это? У нечестивцев и останется. Что им, долго все это назад покидать?
Д’Обюссон поднял вверх указательный перст и произнес:
— Ежиная мудрость для нас не годится. А надо прорыть изнутри шахту, вывести ее в ров, да и тащить все это сюда, внутрь крепости. Весь этот шлак пойдет на дополнительное укрепление, и сам увидишь, что потерь мы не понесем, а затея эта останется для турок неведома. Наконец, в случае штурма мы заложим туда пороху и вознесем янычар на небеса. Ну как? Мобилизуем жителей, как тогда: евреев, монахов и монахинь. Пусть брат Фрикроль приведет своих бродяг, в общем, дело сделаем…
— Господин мой и брат, — сказал в восхищении Доу, — поистине Господь умудрил тебя и поставил во главе всех нас в самое страшное для ордена время, чтобы твой светлый ум спас Родос!
— Не надо слов, старый дорогой друг, не надо… Это излишне. Но… знаешь что… Пусть наш немец об этом пока ничего не знает. Мне не понравилось, что он ничего не сказал про противодействие засыпке рва. Нарочно или нет — Бог ведает, а это ведь такие основы полиоркетики [33], коих он не может не знать… А мы молчать покамест будем. Может, и за умных сойдем. Посмотрим, каковы будут его действия по артиллерии, и сделаем надлежащие выводы…
Однако Георг Фрапан оказался еще более зловреден, нежели можно было предположить. Наверно, Фрапан и сам не ожидал такого эффекта, однако обо всем по порядку.
Своего рода ночные "конференции" итальянцев с кастильцами уже упоминались ранее, а теперь, когда они узнали мнение Фрапана, столь авторитетное, о том, что Родосу не устоять, да ядрышко небывалое увидали, пошли нехорошие разговорчики. То тут, то там ночью на постах раздавалось:
— Ну, магистр себя не щадит — это его дело, а бороться имеет смысл только тогда, когда есть хоть малая надежда. А без нее это просто бойня получается…
— Вот именно. Тут, если поразмыслить хорошенько, надобно спасти воинов и жителей на приемлемых условиях. Турки пару раз крепко биты в гавани, им прямая выгода договориться полюбовно.
— Не мы себя в эту мышеловку сажали…
— Вот никто и не вытаскивает.
— Стало быть, самим надо что-то предпринять…
— А что?..
На этом пару ночей совещания "спотыкались" и либо далее не шли, либо порождали какие-то туманные планы инициировать переговоры чуть ли не с самим султаном — ведь Мизак-паша от своего имени обещать мир не сможет.
Страшновато было с такими планами к великому магистру идти — не ровен час, на голову укоротит, а то и того хуже — вздернет, как простолюдина… Так постепенно родилась идея препоручить щекотливое и хлопотное дело тому, кого д’Обюссон уж точно палачу не отдаст, — славному земляку, человеку чести и очень уважаемому — магистерскому секретарю Филельфусу.
Дело быстро обделали, открыв в "оберже" секретарю свои страхи, нужды, опасения и планы. Филельфус долго думал, как быть. Зная своих соотечественников, он нисколько не сомневался, что они никогда не пойдут на тайное предательство, однако и их можно было понять: рыцарь хоть и не одобрял их предприятие, но возобновление бомбардировки и на него самого подействовало угнетающе. В глубине души подспудно зрело сомнение — а что, если все так же точно устали, морально и физически, как его соотечественники, только не говорят, в отличие от импульсивных итальянцев?.. И если это настроение всеобщее, ждать ли от него добра? Посему он ответил с достоинством:
— Я не могу сказать, что полностью одобряю вашу затею, но клянусь честью, что я донесу ее до великого магистра. Возможно, мы уже все
