Дочь английского консула так описала один из лагерей для черкесских эмигрантов, созданный в Турции в 1864 году:
"Я имела возможность наблюдать черкесов в различные периоды их пребывания в Турции. Весь этот жалкий люд лежал скучившись, больные валялись рядом с умершими, живые, как тени, бродили среди них, ни о чем, больше не помышляя, кроме того, как раздобыть деньги. Когда мы приблизились к зараженному лагерю, группы мужчин и женщин обступили нас, ведя за руку своих детей и предлагая купить их всякому, кто пожелает. Несчастные маленькие создания, по-видимому сами желали разлуки с родителями, лишь бы получить кров и пищу.
Эти черкесы представляли собой два класса, относившиеся друг к другу с ненавистью — класс господ и класс рабов. Господин пытался требовать от раба той же униженной покорности, которую привык видеть от него на родине, раб же, со своей стороны, сознавая перемену, которая произошла в их общем положении и в его положении, в частности, готов был отстаивать собственные права против своего господина.
Между горскими феодалами и их рабами по прибытии в Турцию происходили частые столкновения, иногда переходившие в настоящие побоища".
Провоцируя переселение горцев в Турцию, султанское правительство пыталось использовать их как против России, так и для подавления национально-освободительного движения нетурецкого населения внутри империи. В первую очередь — против христианского населения, при этом в расчет турецкого правительства отнюдь не входило расселение горцев большими массами, что могло бы создать серьезную опасность для общественного порядка и для самой государственной власти. В результате подобной политики горцев расселили в странах Балканского полуострова от устья Дуная до Боснии, в Герцеговине, Сирии, Иордании, Ливане, Месопотамии и Египте.
В этих местах, особенно в балканских провинциях империи, создали военные колонии, напоминавшие казачьи станицы, на базе которых формировалась черкесская милиция для защиты пограничных линий. Поселения горцев глубоко врезались, вклинивались в славянские массивы; таким образом образовывалась "живая изгородь" из мусульман между славянами.
Уже в процессе переселения турецкие власти, пользуясь безвыходным положением горцев, которым, кстати, было обещано на двадцать лет освобождение от военной службы, формировали из "добровольных охотников" черкесские кавалерийские полки и черкесскую гвардию султана. За короткое время в турецкую армию вступило до трех тысяч горцев. Чтобы подогреть "желание"
поступить на военную службу, турецкие власти запретили продавать мужчин. Поскольку же в рекруты брали лишь неженатых, многие горцы продавали своих жен и детей, чтобы поступить на военную службу.
Величайшая трагедия в истории кавказских горцев завершилась гибелью половины переселенцев от различных эпидемий и лишений в пути. Из числа уцелевших до пятнадцати процентов женщин и детей оказались проданными в качестве рабов. Избежавшие этой участи рассеялись в Малой Азии, на Балканах, в Месопотамии и даже в Северной Африке.
Академик А. Берже, оказавшийся невольным свидетелем трагедии западных горцев, писал:
"Никогда не забуду я того горестно-давящего впечатления, какое произвели на меня горцы в Новороссийской бухте, где их собралось на берегу около семнадцати тысяч человек. Позднее, ненастное и холодное время года, почти совершенное отсутствие средств к существованию и свирепствовавшие среди них эпидемии тифа и оспы, сделали их положение отчаянным. И действительно, чье сердце не содрогнулось бы при виде, например, молодой черкешенки, лежавшей на сырой почве, под открытым небом с двумя малютками, из которых один в предсмертных судорогах еще боролся за жизнь, в то время как другой искал утоления голода на груди уже окоченевшего трупа матери. И подобных сцен встречалось немало…"
Свои же собственные слова почтенному академику показались слишком крамольными, поэтому далее этот ученый-монархист добавил:
"…Император Александр II, гуманнейший из венценосцев XIX
века, был слишком далек от политики Филиппа III, знаменитого своим королевским повелением от 22 сентября 1609 года, которым он нанес смертельный удар маврам, безжалостно выброшенным им из Испании на пустынные берега Африки. Исполнителем своей державной воли он избрал графа Евдокимова, который в своих воззрениях на интересы государства стоял значительно выше герцога Лермы или какого-нибудь Дон Жуана-де-Рибейры".
Попав в невероятно тяжелые условия, став жертвой чуждой им политики и интересов, горцы стремились вернуться обратно на родину. Но турецкие и царские власти не для того заманили и загнали их в этот ад, чтобы выпустить обратно живыми. Горцы и их потомки навсегда потеряли родину. И сегодня здесь, под сводами великолепного дворца, два правительства вновь готовили точно такую же участь еще одному народу. На сей раз — чеченцам…
Горцев принуждали покидать родину, не оставляя им выбора. Но от произвола царских властей и помещиков уходили из России и другие народы и народности: русские, украинцы, белорусы…
Уходили, куда глаза глядят, на все четыре стороны света, в поисках хлеба, счастья и несуществующей справедливости…
Али-паша закончил вспоминать неприятные страницы истории и перешел к выводам и обобщениям.
"Погибали, погибают и будут погибать еще! Что из того? Не моя же мать их родила! Трусливые нищие скоты! Бежали, отдав свою землю гяурам! Зато выжили лишь сильные и смелые, которые несут службу, наводят порядок в болгарских селах. С их помощью мы усмирили и армян, и грузин. Еще бы укрепить границу с Россией!
Расселим чеченцев вдоль нее между двумя морями и тогда можем быть спокойны. Они быстро укротят местных жителей, не разрешат больше курдским вождям переходить на сторону русских, а возможно, даже сделают их своими единомышленниками. Конечно, чеченский народ дикий и своеобразный. Но вольнолюбивый. Жили горными орлами, теперь увидели, что их загоняют в железную клетку, и бегут. Нет, никогда у них не было мира с русскими и не будет. И все же здесь, в Турции, им придется почувствовать, что такое неволя. Мы не собираемся их кормить даром. Их ремесло — воевать. А другого от них мы и не требуем.
И они будут драться. Особенно, коль начнется война с Россией.
Не только они, но и их потомки. А какие из них получатся разведчики для засылки в кавказские провинции России! С их помощью можно поднять все горские народы. Одним словом, они будут у нас и сторожевыми и гончими псами…
Только переселятся ли? Чеченцы отличаются особой привязанностью к родине. Они замучены, утомлены длительной войной, но все же не перестают сопротивляться! Да поможет Аллах Мусе-паше, который дал слово привести вместе с собой пять тысяч семей из числа самых ярых и непримиримых врагов России. А это, как минимум, пять тысяч воинов. Да каких! Нет, теперь мы знаем, как принимать горцев: в теплое время года, небольшими партиями, не по морю, а по суше…
Придут пять тысяч храбрых чеченцев, закаленных в длительной войне с неверными, во главе с одним из лучших генералов русской армии Мусой-пашой и знаменитым наибом Сайдуллой!
Говорят, Великий князь против расселения чеченцев на землях, прилегающих к границам России. Но это не его голова додумалась, а того хитрого и проницательного гяура-армянина[56].
Не беда, пусть попробуют не согласиться. Инициатива-то переселения исходит от них…"
* * *
Не прошло и месяца после поездки Лорис-Меликова в Тифлис, как роскошный дворец министра иностранных дел Оттоманской империи вновь стал местом встречи дипломатов двух держав. Здесь, под сводами просторного зала, и должна окончательно решиться судьба первых пяти тысяч чеченских семей. Обеим сторонам нужна выгода. Ради этого дипломаты готовы на все и пускают в ход любое оружие, будь то лесть или обман, клевета или ложь, хитрость или угроза. Лишь бы выиграть! Но прошло уже столько дней, а дело нисколько не продвинулось.
Али-паша сидит в мягком кресле и внимательно слушает, что говорит ему русский. А русский говорит много, очень много.
"Проклятый гяур решил усыпить мою бдительность. Опять о своих условиях. Напрасно, граф. Этих разбойников мы разместим там, где нам угодно, и так, как было решено с генералом Кундуховым.
Почему? О, это государственная тайна, граф. Знаю, знаю, чеченцев вы боитесь. Здорово боитесь. А раз так, то вам придется многократно укреплять границу между нами. Это нам на руку… Что? Кавказское начальство не согласно? Но куда само-то оно денет чеченцев? Пусть оно молится на нас, что мы согласились принять их варваров… Не мы же их зовем, они сами просятся…"
