— Ничего, — покачал головой друг. — Ты ему без надобности. Просто у него уже есть сторонники. И он будет двигать своих. Пока я Корпус жандармов делал, он сделал партию. Ты не в ней. А Дибич примкнул. Вот он его вперёд и выставит. Не сложно объясняю?
Михаил должен был признать, что Шурка наторел в придворных баталиях, но пока ещё явно не научился брать верх. Возможно, Нессельроде не любит Воронцова только за то, что по юности тот был дружен с Бенкендорфом? Ну да не предавать же старые отношения.
— Я свою партию тоже нашёл, — заявил граф.
Шурка заулыбался. Не было у него из друзей никого дороже Миши. Вот разве что государь. Но то особая статья.
Глава 3. ПОДКОПЫ
Под Варну прибыл контр-адмирал Беленсгаузен вместе с моряками Гвардейского экипажа. Очень вовремя. Потому что именно он нашёл способ подвести два корабля и множество кечей чуть не под самые стены и начать бомбардировку с моря.
Грейг опять оказался не у дел. Гонял по всей акватории в поисках турецких судов, которые можно было бы ещё сжечь или не позволить выйти из бухт. Тем временем Капудан-паша решил, как принято у турок, завести ложные переговоры, чтобы дать своим войскам передышку. На улицах валялось уже двенадцать тысяч трупов, их никто не убирал, живые экономили силы.
Явились парламентёры. Никс впервые видел турецких представителей так близко. Его позабавили горлатные шапки, как у старинных бояр на картинках. Куньи, крытые разноцветной парчой с золотой вывороткой шубы — это в июле-то! К чалмам он уже привык, но паши в торжественных случаях надевали нечто похожее на белые пирамидки со срезанными вершинами. Точно несли на голове творожную горку пасхи.
При этом турки никак не могли примериться к регулярному лагерю. Ткнулись сначала в ретраншемент — не туда. С прежней торжественностью пошли всей ватагой вдоль длинной стены из дёрна, окружавшей Главную квартиру. Не обрели входа и стали, вздыхая, но сохраняя серьёзные непроницаемые лица, спускаться в земляной ров — видимо, считали, что гяуры придумали для них новое унижение.
Не выдержав, государь послал своего генерал-адъютанта Перовского навстречу.
— Ради бога, Василий Алексеевич, приведи ты этих бедолаг. Они же в трёх шанцах заблудились.
Перовский — задира и красавец, одних лет с императором и очень ему преданный, хотя не без выверта, — слишком волен в общении с высочайшими лицами — помчался исполнять. Минут через десять шубы и шапки добрались до центра лагеря и стали озираться, ища самый яркий цветной шатёр. Им и в голову не приходило, что белый царь живёт, как всё, в походной палатке, разве что побольше размером.
Его величество благоволил выйти. Надо же было обозначить своё присутствие. Турки, против ожидания, не попадали ниц. Такое им позволялось делать только в отношении своего монарха. С остальными предписывалось вести себя дерзко. То есть стоять столбом. Кроме того, на Востоке считается неприличным смотреть в глаза — это вызов. Никсу сие не полюбилось, и он, ни слова не сказав, удалился в палатку.
— Что же с ними делать, — спросил Перовский, тряхнув смоляными кудрями в сторону представителей.
— Заявите, что его величество считает ниже своего достоинства толковать с уже побеждённым силой нашего оружия врагом, — шепнул Бенкендорф.
— Так и сказать? — поразился Перовский.
— Так и скажите, — кивнул Александр Христофорович. — А чтобы больше не испытывать неловкости, задержитесь, когда пойдёт негоциация. Услышите, что они сами станут говорить.
Тем временем в палатке император метался от матерчатой стены к стене, мучаясь гамлетовскими вопросами. Может, выйти?
— Ни в коем случае, — сказал Воронцов, специально призванный для совета.
Остальные генералы согласно закивали.
— У турок любезность и вежливость принимаются за слабость.
Никс нахмурился.
— А сами переговоры?
— Обманка, — граф привёл примеры подобных перемирий.
Опять со всех сторон послышалось согласное гудение.
Его величество был слегка обескуражен. И чтобы не лишать царя удовольствия лично удостовериться в коварных планах турок, Воронцов вышел на улицу и задал через парламентёров традиционный вопрос: согласен ли достопочтенный Изет-Михмет-паша-хазред-лери покинуть крепость на условиях почётной сдачи, то есть с оружием.
Турки запросили несколько дней для размышления, что и требовалось доказать.
— Копайте и подводите порох под стены, — распорядился император.
* * *
Тем временем статский советник Вигель уже добрался до Петербурга. Ему удалось-таки выхлопотать отпуск из Керчи, и он явился к министру внутренних дел Заркевскому, умолять о новом назначении.
Арсений Андреевич хитро посматривал на гостя, желая прощупать, правильно ли он угадывает причину приезда.
— Все вакантные губернаторские места уже заняты, сударь. Вот есть пост в Екатериновлаве…
Филипп Филиппович умоляюще сложил ручки.
— Мне бы менее всего хотелось вновь служить в Новороссийском крае…
— Понимаю, — протянул министр. — Вы не поладили с Воронцовым? Редкое, но примечательное явление. Ну да не бойтесь. Мы вас не выдадим.
Вигель опешил. По отзывам графа о Закревском, они были друзьями и находились в самых тесных сношениях. Однако… Закревский близок с опальным Ермоловым. А Воронцов с Бенкендорфом. Не тянут ли сии люди прежних друзей в разные стороны?
Филипп Филиппович решил проверить.
— Ещё во Франции, лет двенадцать назад, когда наш корпус только покидал Мобеж, мне посчастливилось вызвать неудовольствие генерала Бенкендорфа. Ныне он в большой силе. И, к моей беде, в большой дружбе с Михаилом Семёновичем…
— Утешьтесь, — отрывисто бросил Закревский. — Михаил был всегда пристрастен к этому пустоголовому… Ну да дни его нелепого ведомства сочтены. А с ним и влияния на государя. Все министры готовятся заявить решительный протест против жандармского произвола.
Вигель понял, что ему следует подхватить.
— Истинная правда. Местные чиновники, губернаторы, губернские правления, лишённые законного доверия государя, страждут. От уныния опускаются руки. Рождается апатия. Разве прежде не было в России честных людей? Разве без жандармского корпуса она дурно управлялась? А если бы и так, — в запальчивости воскликнул Филипп Филиппович, — разве горсть бывших армейских офицеров, бог знает из кого набранных и кое-как обученных, способны поправить гражданское зло? Или нет у нас полиции?
Арсений Андреевич прищурился. Гость был умён и мог пригодиться. Но что-то в нём не нравилось. Генерал усилием воли подавил сомнения. Нужный человек. С большим опытом. Надо использовать и не морщиться. Не в его нынешнем положении носить белые перчатки.
— Вы бы хорошо поступили, если бы изложили своё мнение, — раздумчиво произнёс он. — Одно дело — министерские неудобства. Они могут происходить от взаимных трений. Другое — возгласы с мест. Где, как вы говорите, гражданские чиновники страждут.
— Нас просто чёрная туча какая-то накрыла, — заверил гость. — Без неё каждый верный подданный мог бы наслаждаться при нынешнем царствовании покоем и счастьем.
Что ж,
