шпоры в жеребца. Толпа громко ахнула, когда жеребец рванул с места и помчался по кругу. Внезапно появившаяся ноша пугала его, он мчался галопом, вытягивая вперед голову. Толпа подгоняла жеребца своими криками, палач еще глубже всаживал шпоры, мостовая окрасилась кровью.
Одному Богу известно, как долго прожил старик. Я надеюсь, он умер сразу. Наконец жеребца остановили, веревки перерезали, труп застыл на камнях, люди раздались в стороны, палач на жеребце покинул площадь. Обезображенное тело еще долго лежало в луже крови. По приказу графини к нему запретили притрагиваться до наступления ночи. В назидание остальным.
Андреа хотел уйти, но я настоял на том, чтобы остаться, чтобы посмотреть, чем все закончится. Ждать пришлось недолго. Катерина поднялась с кресла и повернулась к Савелло.
– Я не забываю, что власть и сила идут от Господа, монсеньор, и хочу поблагодарить Небесного Владыку, который спас меня, моих детей, государство. Я прикажу провести большой крестный ход вокруг города, а потом отслужить мессу в кафедральном соборе.
– Мадам, это свидетельствует о том, что вы набожная женщина и истинная христианка, – ответил Савелло.
Когда город окутала ночь и площадь опустела, Андреа, я и старый мажордом пришли к тому месту, где лежал обезображенный труп. Завернули его в полотнище черной материи, молча подняли и понесли к церкви, где семья д’Орси многие поколения хоронила своих усопших. Монах в черной рясе встретил нас в нефе и повел к двери, которую заранее открыл. Потом, словно в испуге, оставил нас. Мы очутились во дворе, с четырех сторон окруженном крытыми галереями. Тело оставили под аркой, а сами прошли к находящемуся по центру, заросшему травой участку, на котором стояли маленькие кресты. Взяли лопаты и начали рыть могилу. Моросил дождь, глинистая земля поддавалась с трудом. Я вспотел и разделся по пояс. Теперь дождь падал на разгоряченную кожу. Могилу рыли мы с Андреа, тогда как Пьетро приглядывал за телом и молился. Мы углубились в землю по колено, но продолжали копать. Наконец я сказал:
– Достаточно!
Мы вылезли из ямы и пошли к телу. Подняли его, отнесли к могиле и осторожно опустили в нее. Пьетро положил распятие на грудь старого господина, и мы уже втроем начали забрасывать могилу землей.
Вот так, без священников, без погребальной службы, глубокой ночью, под мелким дождем, мы похоронили Орсо д’Орси, великого главу семьи. В свое время он храбро сражался на войне и преуспевал в мирной жизни. Проявил торговую жилку, считался первым политиком в городе, показал себя покровителем искусств. Но он жил слишком долго, и его ждала такая вот жалкая смерть.
На следующий день я задумался о том, что делать дальше. В Форли я уже никому и ничем не мог помочь. Собственно, и раньше ничем и никому не помог – только стоял и наблюдал, как гибнут дорогие и уважаемые мною люди. Более того, мое присутствие могло навлечь беду на тех, кто приютил меня. Катерина уже бросила в темницу пятьдесят человек, которые принимали участие в мятеже, несмотря на торжественное обещание простить всех, и я прекрасно понимал, что после моего ареста Пьетро и Андреа разделили бы мою, безусловно, печальную участь. Они ничем не показывали, что знают об опасности, которой грозило им мое пребывание в их доме, но в глазах женщины, матери Андреа, стояла тревога, и при каждом неожиданном звуке она вздрагивала и со страхом смотрела на меня. Я решил уехать немедленно. Когда сказал об этом Андреа, он заявил, что поедет со мной. Я красочно описал опасности, которые встретят нас на пути, но разубедить его не смог. Следующий день был ярмарочным, и мы решили на телеге покинуть город ранним утром, как только откроются ворота. Нас бы приняли за торговцев, и мы ни у кого не вызвали бы подозрений.
Мне хотелось знать, что творится в городе и о чем говорят люди, но благоразумие подсказывало мне, что выходить из дома небезопасно, меня узнают. Поэтому сидел дома и болтал с Андреа. Наконец, устав от безделья и увидев, что его мать собралась прибраться во дворе, я вызвался все сделать сам. Взял швабру и ведро воды и принялся за работу. Андреа стоял в дверях и пренебрежительно усмехался. Мне же на какое-то время удалось забыть о случившемся на площади.
А потом в дверь постучали. Мы затихли и прислушались. Стук повторился, но поскольку ответа не последовало, щеколда повернулась и дверь открылась. Вошла служанка и плотно закрыла дверь за собой. Я сразу узнал служанку Джулии и подался назад, Андреа меня загородил. К девушке подошла мать Андреа.
– Чем я могу вам помочь?
Служанка не ответила, но обошла мать и прямиком направилась ко мне.
– У вас живет слуга, которому я должна передать записку, – по пути пояснила она.
Сунула мне в руку клочок бумаги, без единого слова вернулась к двери и исчезла.
Записка состояла из пяти слов: «Приходи ко мне этим вечером». Странное чувство охватило меня, когда я смотрел на записку… И рука начала дрожать. Я задумался. Зачем я ей потребовался? Я в этом сомневался, но вдруг она хотела сдать меня графине? Я знал, что она ненавидела меня, но мне не верилось, что она могла пасть так низко. В конце концов, она была дочерью Бартоломео, благородного дворянина. Андреа вопросительно смотрел на меня.
– Это приглашение от моего злейшего врага. Она ждет меня у себя.
– Но вы не пойдете?
– Нет, пойду.
– Почему?
– Потому что она женщина.
– Вы думаете, что она может вас предать?
– Такое возможно.
– И вы собираетесь рискнуть?
– Думаю, я буду только рад, убедившись, что она полное ничтожество.
Андреа смотрел на меня, открыв рот. Он ничего не понимал. Потом его осенило.
– Так вы ее любите?
– Любил.
– А теперь?
– Нет. Теперь не испытываю к ней даже ненависти.
Пришла ночь, и когда все уснули и город затих, я сказал Андреа:
– Жди меня здесь. Если через два часа я не вернусь, знай…
Он прервал меня:
– Я пойду с вами.
– Нет, – я покачал головой, – я не знаю, сколь велика опасность, и не хочу подвергать риску и тебя.
– Я пойду туда же, куда и вы.
Я с ним не спорил, его упрямство взяло верх. Мы шли по темным улицам, прячась, как воры, едва заслышав тяжелые шаги стражников. Дворец Эсти встретил нас темными окнами. Какое-то время мы ждали снаружи, однако никто не вышел, а стучать я боялся. Потом вспомнил
