— Я бы не советовала вам ждать его, миссис Гауг, — повторила Нора, явно желая отделаться от посетительницы.
Этого было достаточно, чтобы Салли еще глубже уселась в кресло. Глаза у Норы были заплаканы, и она подозрительно шмыгала носом. Она нарочно громко шуршала бумагами, как бы давая понять, что очень занята и присутствие миссис Гауг ей мешает. Но та решила, что не сдвинется с места, пока не выяснит, в чем дело. Это случалось с Норой уже не раз — стоило Салли неожиданно зайти в контору в отсутствие Фриско, как его секретарша начинала нервничать, словно появление Салли было ей неприятно.
— Вам не стоит ждать, миссис Гауг, — раздраженно повторила Нора. — Полковник де Морфэ может вернуться очень не скоро. Я сейчас вспомнила, что у него важное деловое свидание, и…
— Что с вами, Нора? — спросила Салли. — Я вижу, вы плакали.
— Ах нет, пустяки, — досадливо отвечала девушка. — Я, должно быть, схватила насморок. Но вам не стоит ждать, миссис Гауг, право, не стоит.
— То же самое вы говорили и в прошлый раз, — напомнила ей Салли. — Что случилось. Нора? Я знаю, что в последнее время у вас здесь не все идет гладко. Дела пошатнулись, и это беспокоит вас. Но и меня тоже. Если бы я знала более точно, что у вас произошло, я, возможно, могла бы вам помочь.
— О нет, вы не можете, — воскликнула Нора, чуть не плача.
Казалось, она уже готова была довериться Салли, открыть ей причину своей тревоги. Однако она тут же взяла себя в руки, выпрямилась на стуле и упрямо сжала губы.
— Мне очень жаль, миссис Гауг, — сказала она твердо, — но я, право, не могу обсуждать дела полковника де Морфэ… ни с вами, ни с кем бы то ни было. Вы меня извините, но я занята, у меня срочная работа. Если вы зайдете через час, полковник де Морфэ, может быть, и вернется к тому времени.
— Чепуха, Нора, — сказала Салли. — Ничем вы не заняты. И нет у вас никакой срочной работы. Я заметила это, как только вошла. Я уже не раз замечала, что вы чем-то встревожены и даже расстроены и только притворяетесь, будто у вас много дел. Что вас беспокоит? То, что дела в конторе идут не совсем гладко? Это и меня огорчает. Господи ты боже мой, я же не могу допустить, чтобы полковник де Морфэ попал в беду, если у меня есть еще возможность повлиять на него! Неужели вы этого не понимаете, глупая вы девочка? Или уже слишком поздно, и ему ничем нельзя помочь?
— Я прекрасно понимаю, что вы хотите помочь ему, миссис Гауг! — вне себя воскликнула Нора. — Неужели я не понимаю! А вот вы не понимаете, что я беспокоюсь о вас не меньше, чем о нем. Ну прошу вас, уходите, а я узнаю у полковника де Морфэ, когда он вас примет. Тогда вы и спросите у него все, что вас интересует… и, быть может, посоветуете ему закрыть контору.
— Я буду ждать его до тех пор, пока он не придет, даже если бы мне пришлось просидеть здесь весь день и всю ночь, — спокойно отвечала Салли.
Теперь она уже взволновалась не на шутку. Если Нора думает, что контору нужно закрывать, значит, дела из рук вон плохи.
— Я бы очень просила вас уйти, — в полном отчаянии сказала Нора. Она вставила в пишущую машинку несколько листов писчей и копировальной бумаги и яростно заколотила по клавишам.
Салли продолжала сидеть у окна, возмущенная и расстроенная поведением Норы. Масляная краска на деревянных рамах потрескалась и облупилась, по мутному, запыленному стеклу с тоскливым жужжанием ползали мухи. Нестерпимо горячее солнце било в окно, выходящее во двор, заваленный каким-то ржавым железом и мусором; в мусорной куче рылась грязная белая кошка. Салли очень хотелось распахнуть окно, но это было бы неслыханным нарушением установленного Норой порядка. «Еще, чего доброго, подует ветер и все ее бумаги разлетятся! И она вообразит, пожалуй, что я в какой-то мере хочу посягнуть на ее право безраздельно распоряжаться в этой конторе», — подумала Салли. Девушка нравилась ей. Салли была ей благодарна за ее преданность Фриско, за то, что она так умело ведет дела и соблюдает его интересы.
Нора, по мнению Салли, не могла не знать, что она дружески к ней расположена. Поэтому Салли было обидно, что теперь между ними появилась какая-то неприязнь. «Может быть, Нора влюблена в Фриско и ревнует его ко мне? — думала Салли. — Вероятно, в какой-то мере это так. Во всяком случае, она очень оберегает свое положение в конторе и свое участие в делах Фриско». Салли была готова признать ее права и отдать должное ее преданности. Однако в последнее время Фриско, мертвецки пьяный, не раз возвращался домой поздно ночью в сопровождении Норы. Объяснялось это всякий раз, конечно, тем, что он был на деловом совещании. Но, как-никак, а это уж, пожалуй, чересчур, думала Салли. На что это похоже, чтобы молодая девушка до глубокой ночи таскалась с пьяным мужчиной.
И все же Салли чувствовала, что она не может ревновать Фриско к Норе. Какое-то удивительное бескорыстие, какая-то самоотверженность чувствовались в ее заботах о нем. Салли не верила, чтобы эта привязанность Норы к Фриско могла пошатнуть их многолетнюю дружбу. Отношения между ними стали уже чем-то непреложным, чем-то настолько прочным и постоянным, как если бы Салли была его женой. И Нора вместе со всеми принимала это как нечто не подлежащее сомнению. Салли надеялась, что Нора не испытывает к ней вражды, — скорее ей казалось даже, что между ними существует своеобразная симпатия, в основе которой лежит их привязанность к полковнику де Морфэ. Но почему Нора так взволнована сегодня, даже груба? Почему она так старается выпроводить ее из конторы и не хочет, чтобы она подождала здесь Фриско?
Пишущая машинка деловито стучала. Но время от времени, когда пальцы Норы застывали на клавишах, Салли казалось, что из соседнего помещения до нее доносятся чьи-то голоса. Один раз она даже уловила взрыв смеха, однако он тотчас потонул в треске пишущей машинки. Но вот до Салли снова долетел приглушенный смех. За перегородкой смеялись женщина и мужчина. Пишущая машинка застрекотала с неслыханной яростью, но смех все же долетал в контору, несмотря на весь шум, который с таким усердием производила Нора. Густой, отрывистый смех, так хорошо знакомый Салли. Конечно, это смеялся Фриско — сдержанно, глухо. Так, значит, он где-то здесь, в доме? Салли заметила, что Нора украдкой метнула на нее взгляд. Она, как одержимая, колотила по клавишам, стараясь заглушить все прочие звуки. Но Салли уже слышала голос Фриско, слышала его восклицание, от которого у нее похолодело сердце. И тотчас же до ее напряженного слуха долетел женский возглас и сдавленное хихиканье.
Тонкие перегородки из оклеенной обоями дерюги, натянутой на легкие деревянные рамы, разделяли здание внутри на конторские помещения и квартиры. Несмотря на отчаянный треск пишущей машинки, Салли не сомневалась больше, что голоса раздаются в квартире миссис Руни, помещавшейся рядом с конторой.
Она встала и направилась к двери.
— Миссис Гауг! — Нора выскочила из-за стола; в возгласе ее прозвучала мольба.
Она поняла, что Салли слышала голоса за перегородкой, и выражение ее лица испугало девушку.
— Почему вы не сказали мне, что полковник де Морфэ пьет чай у миссис Руни? — возмущенно спросила Салли.
Она стремительно распахнула дверь в коридор. Нора бросилась за ней.
— Не ходите туда, миссис Гауг! — взмолилась девушка. — Подождите, пока он вернется в контору.
— Занимайтесь своим делом, Нора, — оборвала ее Салли. — А в мои дела не суйтесь.
Она постучала в квартиру миссис Руни, и секретарша — словно заяц в нору — юркнула в контору. Никто не ответил на стук, и за дверью воцарилась тишина. Салли снова сердито и настойчиво постучала в тонкую филенку двери. Из квартиры миссис Руни по-прежнему не доносилось ни звука.
Ярость закипела в сердце Салли, ревность и подозрение мутили ее рассудок.
— Отворите дверь — или я сломаю замок! — крикнула она.
Послышались приглушенные голоса, скрип пружинного матраца, торопливые шаги по комнате, звучащие не менее подозрительно, чем мертвая тишина секунду назад. Салли не могла больше ждать; не помня себя от бешенства, она налегла плечом на дверь. Гнилое дерево не выдержало, и замок отскочил. Когда Салли переступила порог, она увидела голую жирную женщину, шмыгнувшую за стеклярусную занавеску, и Фриско, который, сидя на низкой широкой кушетке у стены, натягивал брюки.
Салли замерла на месте, глядя на него во все глаза. Она не могла произнести ни слова. Гнев ее внезапно утих. Бешеная ревность, владевшая ею до этой минуты, отхлынула от сердца, когда она увидела воочию, как надругался Фриско над ее верой в него. Она словно окаменела, пораженная ужасом; что бы она ни сделала, что бы ни сказала, не имело, казалось, после этого никакого значения.
— Ну вот, моя дорогая, — развязно пробормотал Фриско. — Вам захотелось устроить сцену, и вы ее устроили.
